Лёка Лактысева - Сломанная кукла

– Но как? Меня не имеют права сокращать! Я – мать-одиночка! – попыталась возразить я. – Придется мне в комитет по защите прав трудящихся обращаться!

– Обращайся, кто ж тебе запретит, – устало вздохнула женщина. – Только пойми: я тебе не враг, а рабочее место твое не сокращено, а расформировано. Так что, боюсь, тебе не в комитет, а на биржу по безработице предстоит идти. 

– А больничный? Кто мне его оплатит?

– А вот больничный отнесешь в заводской отдел кадров. Там все и решат. Ступай, Алевтина, и вещи свои забрать не забудь, у тебя же тут что-то оставалось?

– Да… заберу...

Сложив несколько папок с распечатками, кружку, флешки и диски в большой пакет, я вышла из библиотеки, понимая, что больше сюда уже не вернусь. 

Поход в отдел кадров комбината шелковых тканей подтвердил мои опасения. Больничный лист у меня приняли и пообещали оплатить, и это была единственная хорошая новость в этот день. Мне предложили ознакомиться с приказом об упразднении рабочего места, я расписалась в том, что с причиной увольнения ознакомлена, и уже собиралась уходить, когда начальница отдела кадров добила меня брошенной вслед фразой:

– Кстати, Сербова! Вы же у нас в общежитии живете?

– Да… – у меня от нехорошего предчувствия что-то сжалось в груди.

– А теперь вы у нас уже не работаете, так что комнату в общежитии придется освободить.

Я встала у порога, держась за дверную ручку и медленно обернулась к этой пожилой тетке со старомодной прической-«ракушкой» на голове. Встретилась с ее непреклонным взглядом. Поняла: спорить – бесполезно. Обреченно спросила только об одном:

– Когда?

– А это уже с комендантом решите. 

– Понятно.

Я вышла из кабинета начальницы. Держась за стенку, дошла до выхода из здания заводской администрации, прислонилась спиной к стеклянной стене и медленно сползла по ней, опустилась на корточки. Сил плакать, кричать, ругаться – не было. Отчаяние накрыло меня темной волной, лишая зрения и слуха.

Как? Вот как такое могло случиться?!

В один день я осталась без жилья и без работы! 

И ладно бы, я была одна… справилась бы! Но у меня ребенок! Куда я с ним? Где он будет спать? Чем я его буду кормить?

Страх перед будущим впервые оказался сильнее моего природного оптимизма. Ситуация выглядела настолько плачевной и безвыходной, что на миг появилось желание сделать с собой что-то нехорошее… 

Нет-нет! Я тут же отогнала от себя идиотскую мысль. Ни за что! Я не оставлю сына одного!

Правда, теперь у него есть отец и дед… И деду, Родиону Зиновьевичу, я даже собиралась позвонить. Наверное, пора. Он предлагал помощь – единственный во всем мире. Возможно, не откажется от своих слов. 

Я уцепилась за эту мысль, как за спасительную соломинку. Встала, пошла в общежитие с единственным желанием: поскорее увидеть сына, убедиться, что с моим Китенком все хорошо. А потом – позвонить Плетневу-старшему и рассказать ему, в какой безнадежной ситуации мы с сыном оказались. 

Как назло, комендант общежития встретилась мне прямо у стойки вахтера: словно нарочно поджидала. 

– Ну что, Алевтина, побывала в отделе кадров? Новости знаешь? – остановила она меня вопросом в лоб. 

– Знаю. Надеюсь, прямо сегодня вы нас с ребенком на улицу не выгоните? – ощетинилась я. 

– Ты изверга-то из меня не делай! Сегодня вторник. До пятницы даю тебе время. Как раз у тебя до конца марта было оплачено. Там и съедешь. 

– И на том спасибо. – Я выдохнула: три дня – все же лучше, чем ничего. – Так я пойду?

– Иди-иди. И не дуйся тут. Таков порядок. Меня знаешь ли, тоже проверяют, и очередь на комнаты у нас ого-го какая! 

Я молча кивнула: слов у меня по-прежнему не было. И сил кому-то что-то доказывать – тоже. 

В голове мелькнула трусливая предательская мыслишка: может, зря я поспешила с отъездом из Москвы? Может, надо было дождаться Зиновия, послушать, что он скажет? Только сейчас я сообразила, что было бы странно с его стороны сначала спасти мне жизнь, а потом разлучить с сыном. Ну, не для того же он меня с того света вытаскивал?!

Когда вошла к соседке, Катерина по моему перекошенному лицу сразу поняла: новости у меня плохие. 

– Так, детвора, идите-ка посмотрите мультики. И ты, Никита, тоже иди с мальчиками. А мы тут посидим, поговорим. Буду тетю Тину чаем с медом отпаивать. 

Я обняла и поцеловала в маковку подлетевшего ко мне Никитку:

– Иди, сынок, погуляй с друзьями. Я тут буду. Потом позову тебя. 

Кит помчался вслед за соседскими мальчишками в их комнату. Катя включила детям телевизор, настроила нужный канал. Вернулась, долила воды в электрический чайник, стянула с меня шубу, повесила ее в шкаф и приказала:

– Рассказывай!

Пока я отчитывалась о встречах, Катька и в самом деле успела заварить чай, накромсать бутерброды с сыром. Узнав, что в пятницу нас с Никитой выселяют, полезла в холодильник за Рижским бальзамом, щедро плеснула в чай – и себе, и мне. 

– Твою же японскую мать! – выругалась без стеснения. – Песец!

Отпила из своей кружки большой глоток, кивнула мне на вторую:

– Пей давай! Вон, замерзла, застыла вся, аж губы синие!

Я отпила пару небольших глотков. Кипяток, смешанный со спиртным, обжигающим комом прокатился внутри, упал в желудок, растекся, согревая. 

– А теперь закуси! – Катерина придвинула мне тарелку с бутербродами.

Я вяло куснула. Прожевала. С трудом проглотила. 

– И что теперь делать думаешь? – убедившись, что я вроде бы не собираюсь падать в обморок или биться в истерике, спросила соседка. 

– Не знаю пока. – Я снова отпила чаю с бальзамом. От него действительно становилось теплее и как будто даже спокойнее. – Наверное, пойду на биржу труда оформляться как безработная. Они обязаны мне работу предложить и пособие какое-никакое выделить. 

– А сама работу поискать не хочешь?

– А ты думаешь, я не искала? Месяц назад вакансий по моей специальности не было – ни одной! Проверю, конечно, но вряд ли за это время что-то изменилось. 

– Ох! Трудно сейчас с работой, да… – Катька пригорюнилась. – Но ладно бы работа! Тебе жилье искать надо! Хоть какую халупу снять, лишь бы не на улице, а то социальные службы знаешь сейчас какие?! Мигом ребенка отберут!

Я дернулась: Катька ударила по самому больному месту. Понятно, что не со зла…

– У меня и без социальных служб есть, кому отбирать, – напомнила ей о Зиновии. 

– Не знаю, что тебе и сказать, Тинка! Вот ей-богу, не знаю! Деньгами или продуктами мы с мужем тебе подсобим: сама знаешь, у меня родители из деревни всегда много передают. А вот с квартирой не поможем никак. Тут тебе самой крутиться придется. Может, поищи не квартиру, а комнату – бывает же, что пенсионеры к себе жить пускают за помощь по хозяйству да хоть какую-то прибавку к пенсии. 

– Поищу… надо сходить газет купить с объявлениями. 

– Зачем тебе газеты? Ноутбук мой бери. – Катька свой компьютер берегла пуще глаза, и доверяла его даже мне только тогда, когда нужно было что-то настроить. Но тут – расщедрилась. – Давай прямо сейчас и посмотрим: и жилье, и вакансии.

Следующие два часа мы изучали объявления. Работы, ожидаемо, не нашлось. Я даже позвонила по паре объявлений, где было указано, что нужен администратор – в первом случае в клуб, во втором – на ресепшн в отеле. И там, и там работа предлагалась посменная, с ночными дежурствами. Это мне не подходило: Никиту в ночь с собой не возьмешь, и оставить тоже не с кем.

А вот квартиру по относительно доступной цене на окраине города в трехэтажном домике довоенной постройки найти удалось. Договорилась с хозяином, что подъеду посмотреть следующим утром. 

Настало время кормить детвору ужином. Мы с Катькой прибрали со стола, позвали мальчишек, усадили их перед тарелками с макаронами и паровыми котлетами, и тут в дверь блока кто-то громко и решительно постучал. 

Мы с соседкой переглянулись: в наш блок вели две двери, но одну давно заколотили и сделали там чулан. Все пользовались второй. А сейчас кто-то ломился в первую, заколоченную. Значит – чужак. 

Я кивнула:

– Ешьте. Пойду гляну, кто там. 

Щелкнула замком, высунула нос за дверь и почувствовала, как обмирает у меня все внутри:

– Зиновий?!

Она уехала! И увезла Никиту!

Когда я приехал в клинику и поднялся в отделение травматологии, на сестринском посту никого не было. Прошел прямиком в палату. Распахнул дверь и на миг задохнулся, увидев пустую койку, на которой остался только матрас, обтянутый клеенкой оранжевого – вырви-глаз – цвета. Первая мысль, которая пришла в голову – Алевтине стало хуже, и ее снова увезли в реанимацию!

Чтобы как можно скорее избавиться от этой мысли, набрал номер заведующего реанимацией:

– Доктор, Сербова Алевтина снова у вас?!

– Зиновий Фадеевич, как я понимаю?

– Да!

– Алевтину к нам не переводили. А что – потерялась?

– Найду. Извините за беспокойство. – Я прервал связь, прислонился спиной к дверному косяку, вытер со лба выступившую испарину. 

И с чего вдруг такая паника? Неужели проклятое прошлое сказывается? Но Женьку-то я любил, а тут… 

Нет, не буду врать: за последние две недели Алевтина здорово изменилась. Это там, на месте аварии, да и потом, в реанимации, она напоминала мне сломанную куклу – миловидную, но абсолютно безжизненную. Но в последние дни я не мог не замечать, как возвращается к женщине ее привлекательность. 

Мой взгляд то и дело цеплялся за по-прежнему высокую грудь, обтянутую свитерком – от больничного халата Тина быстро избавилась. Руки тянулись пробежаться по плавным изгибам бедер. Тело помнило, как откликалась Алевтина на ласки пять лет назад. Умом я не хотел подпускать ее к себе ни на шаг, но влечение просыпалось и становилось все ощутимее… следовало бы, наверное, снять вечерком после работы какую-нибудь ночную бабочку и спустить пар, да все времени не хватало.