– Ты детей любишь? – неожиданно для самой себя спросила женщину. 

– Смотря как их приготовить, – заржала та. Заметила мои нахмуренные брови, посерьезнела. – Нормально я к ним отношусь. Без умиления, но и без раздражения. Не понимаю тех, кто скачет вокруг ребенка с умилением и заглядывает ему в рот. Так нормального человека не вырастишь!

Пожалуй, в этом я с Дианой была согласна.

И все же… каждому ребенку нужен тот, кто будет его любить, кто будет дарить тепло своего сердца!

Есть ли у Плетнева тепло? 

...и есть ли у него сердце?

32. Зиновий

Вроде бы в тридцать с хвостиком рановато умирать от инфаркта. Однако у меня чем дальше, тем больше крепло ощущение, что именно тем и я и кончу. Даже быстрее, чем закончится весна и наступит лето. 

В моей совсем еще недавно упорядоченной, размеренной жизни воцарились хаос и разруха. Я ничего не успевал, не спал по ночам и с ужасом смотрел, как непонимание разъедает хрупкие нити отношений с самыми дорогими мне людьми – с дядей и сыном. 

Все началось с визита к дяде в клинику на следующий день после нашего с Никитой приезда из Агранска. Родион Зиновьевич ждал нас с нетерпением. Возможно, я бы отправился к старику один, но оставить Никиту было не с кем. Няню из агентства по найму домашнего персонала обещали прислать только во второй половине дня. 

Когда мы появились на пороге, отец привстал на подушках, расцвел улыбкой:

– Ну, наконец-то! Никита, мальчик мой хороший, иди, поздоровайся с дедом!

Никита молча подошел к койке, встал рядом: насупленный, несчастный. Мне с трудом удалось накормить его утром детским мясным пюре из соседнего магазина. Я понимал, что консервы для детей в возрасте шести-двенадцати месяцев – не лучший выбор для четырехлетнего карапуза, но сам был неспособен сварить даже кашу. 

– Ну, как ты, Никита? Нравится тебе в Москве? – отец приобнял мальчишку, потрепал по маковке. 

Никита опустил глаза в пол и промолчал. Отвечать на объятия старика он тоже не спешил. 

– А что у нас с настроением? Не выспался? – тут же заметил плохое настроение внука любящий дед. – Никитка, ты что такой смурной с утра?

– К маме хочу. 

Родион Зиновьевич поднял взгляд на меня:

– А кстати, где Алевтина? Дома на хозяйстве осталась? Неужто не пожелала повидать старика?

– У себя дома. В Агранске, – выдавил я неохотно. 

– Что значит – в Агранске? – дядя Родион уставился на меня с недоумением. 

Последнее, что знал о наших с Алевтиной отношениях мой приемный отец – это что мне не удалось поговорить с ней по-человечески, когда она еще жила вместе с Никитой в заводском общежитии. С тех пор, опасаясь за жизнь и здоровье пожилого родственника, я не сообщал ему никаких новостей. Только уверял, что все нормально, что адвокат помог нам решить вопрос с переездом Никиты в Москву. 

Теперь дядя окреп, и настал час сказать ему правду. Все равно ведь узнает!

– Отец, Алевтина осталась в Агранске, потому что суд лишил ее родительских прав. У нее ведь ни работы, ни жилплощади своей. Она не в состоянии обеспечивать ребенка!

– То есть, ты, Зин, не нашел ничего лучше, кроме как разлучить Никиту с его матерью?! – дядя Родион отпустил плечо Никиты, уселся на койке, свесив ноги и упираясь руками в края своего ложа. Лицо его закаменело, взгляд стал ледяным. – И это то, чему я тебя учил?!

– Так будет лучше… – начал я.

– Себе-то не ври! Как ребенку может быть лучше без матери?! – старик хлопнул ладонью по одеялу, оборвав меня на полуслове. Получилось не слишком громко, но все равно впечатляюще. – У тебя была прекрасная возможность создать, наконец-то, полноценную семью. И ты её просрал! 

– Мы с Никитой и ты, отец, – прекрасная семья! – я надеялся, что дядя смягчится от этих слов. 

Но Родион Зиновьевич был непреклонен:

– Не верю. Не хочу верить, что вырастил монстра с черствой душой. Ты ведь не такой, Зиновий! Ты должен понимать, что мальчишке нужна женская рука!

– Сегодня нам пришлют няню…

– Чужая тетка вместо родной матери?!

– Отец, давай не будем при Никите! – не зная, как остановить бурю отцовского гнева, попросил я. 

Этот аргумент оказался сильным.

– Хорошо. При ребенке – не будем. Но наш с тобой разговор не закончен. Нет, я не понимаю: ну, как ты мог? Как мог?!

– Отец!.. – я снова указал глазами на Никиту.

– Ладно. Телефон когда мне вернешь? – переключился старик на еще одну болезненную тему. 

– Отец! Ты же помнишь, что сказал твой лечащий врач: до выписки – никаких телефонов, никаких лишних волнений! 

Родион Зиновьевич скрипнул зубами:

– Помню! Но ты уже и так… и без телефона...

Вскоре после этого мы с Никитой ушли. Долго сидеть было тяжело для всех троих. Разговор не клеился. Мелкий дулся, и даже когда дед посадил его к себе на кровать – продолжал жаться и молчать в ответ на все попытки разговорить его. 

День, начавшийся не слишком приятно, продолжал «радовать» и дальше. 

Из десяти нянь, побывавших на собеседовании, я допустил до знакомства с Никитой троих. Ни с одной из женщин Никита не пошел на контакт. Я начал думать, что сын в принципе не подружится ни с одной, если не дать ему больше времени на знакомство.  Значит, придется решать самому, какую из претенденток оставить. 

К вечеру я издергался вконец. Попытки накормить сына доставленными из детского кафе блюдами, постоянная необходимость присматривать за ним и одновременно собеседовать идущих одна за другой женщин, звонки с работы… дурдом на выезде!

– Вы приняты. Надеюсь, не подведете и оправдаете оказанное вам доверие. – Я остановил свой выбор на моложавой сорокалетней женщине с кучей дипломов и десятком рекомендаций от бывших нанимателей. – Идемте, познакомлю с ребенком. Когда сможете приступить?

– Завтра.

– Хорошо. Тогда жду завтра с утра. Если назовете адрес – пришлю за вами машину с водителем: поможет погрузить и перевезти нужные вещи.

– Спасибо. Присылайте. 

* * *

На следующий день мы с Никитой съехали с квартиры дяди Родиона и перебрались в мой двухэтажный загородный коттедж. Комната, обставленная детской мебелью и заваленная игрушками, уже дожидалась Никиту.

Я надеялся, что мелкий будет в восторге от радиоуправляемого вертолета, от моделей гоночных каров с электромоторчиками и открывающимися дверцами. Не может быть, чтобы пацаненок остался безразличным ко всем этим богатствам!

Туда же, в коттедж, мой водитель доставил нашу первую няню.

Еще до ее приезда Никита выкинул очередной фортель. Я отвел мелкого в его комнату, усадил на ковер, показал игрушки.

– Сынок, поиграй, пока я разгружу машину, потом разогрею обед и мы вместе поедим, хорошо?

Никита, по обыкновению, ничего не ответил. Я вздохнул, скрипнул зубами и вышел. Спрашивать, чего хочет пацаненок, было бесполезно. Ответ был мне известен: «к маме». Занеся сумки в дом, я пошел на кухню: раскладывать продукты и греть еду. Потом поднялся на второй этаж. В комнате сына было тихо. Я осторожно заглянул и обнаружил, что она пуста!

– Никита?! – позвал я негромко, надеясь, что сын где-то спрятался и сейчас выйдет из укрытия. – Где ты, сынок?

Тишина. 

– Сын! Никита! – я быстро заглянул под кровать, открыл дверцы шкафов, проверил все укромные уголки и даже осмотрел туалет и ванную. 

Пацаненка нигде не было. 

Чувствуя, как обмирает все внутри, я вихрем промчался по всем комнатам второго этажа. Спустился на первый. Или сын очень хорошо спрятался, или дом был пуст. Выбежав во двор, я обнаружил, что не запер калитку в заборе, ограждающем участок вокруг дома. 

Рванул к ней, выбежал на улицу, завертел головой. 

Далеко-далеко впереди на обочине дороги, ведущей к выезду из поселка, увидел удаляющуюся знакомую детскую фигурку. 

Кричать было бесполезно: с такого расстояния сын меня все равно не услышал бы. Забыв обо всем, я бросился бежать, молясь, чтобы мелкому хватило ума не выскочить на проезжую часть...

* * *

Мне повезло: все, кто мог, уже разъехались по делам. В охраняемом поселке было тихо и пусто. За несколько минут, которые потребовались, чтобы догнать сына, мимо не проехало ни одного автомобиля. 

– Никита… – задыхаясь, я окликнул ребенка, когда до него оставалось метров десять. – Постой, сын!

Мелкий оглянулся, увидел меня и… побежал!

– Сын!!!

Никита прибавил скорости. 

Я понял: кричать – бесполезно. Из последних сил рванул со скоростью спринтера, идущего на мировой рекорд.

Догнал, схватил за плечо, останавливая. Не имея сил стоять на подгибающихся ногах, опустился на колени – прямо в дорожную пыль. Перехватил мальчишку за локти, развернул лицом к себе.

– Зачем ты убежал, Никита? – спросил, задыхаясь. Где-то в груди скручивалась тугая пружина боли. Неужели я такой плохой отец, что от меня нужно убегать?! 

Ребенок попытался вырваться. Запищал тоненько:

– Пусти! Хочу к маме!

– Погоди… сейчас отдышусь и объясню тебе… да не кричи же ты! – неожиданно для себя я и сам сорвался на рык.

Никита перестал пищать, но продолжал пыхтеть и вырываться. 

– П… пы-послушай, Никита… я обещаю, что ты увидишь маму. Очень-очень скоро! Она сама п-пы-риедет сюда! – я заставил себя говорить ровно, без злости. Но вот запретить себе запинаться я не мог. К счастью, сына мое заикание не смутило.

– Мама меня не найдет!

О! Так вот в чем дело…

Мелкий решил, что я увез его в другой город, и теперь Алевтина не будет знать, где его искать!

Я затряс головой. Сделал еще пару глубоких вдохов и выдохов, приходя в себя. Встал, подхватил брыкающегося ребенка на руки.