Лёка Лактысева - Сломанная кукла

– Засыпай, Аля. 

– Я пойду к себе… – из последних сил я попыталась выбраться из тесных объятий. – Вдруг Никита проснется и будет меня искать.

– Он найдет тебя здесь. Я не отпущу тебя, Аля! Больше никогда не отпущу! – поклялся Зиновий. 

Удивительно, но от этих слов мне почему-то стало легче дышать. 

Я обессиленно закрыла глаза. Прижалась мокрой от слез щекой к широкой мужской груди. 

– Одна ночь, – пообещала скорее себе, чем Зиновию, засыпая. – Только одна ночь…

– И вся жизнь. Иначе… – что «иначе», я уже не услышала: уснула.

Роза, подаренная Зиновием, увяла на шестой день. С сожалением я отправила цветок в мусорное ведро, помыла и поставила обратно в шкаф изящную вазу. В этот же вечер Плетнев привез и вручил мне новую розу – шикарную, темно-красную. Я читала, что такой цвет означает страсть. К розе прилагался небольшой пакет.

– Надень это для меня сегодня вечером, – таинственным интимным шепотом попросил мужчина.

У меня по коже побежали мурашки. Я поспешно отнесла пакет в свою комнату: благо, няня с Никитой были в детской и не видели ни короткого поцелуя, которым одарил меня хозяин дома, ни румянца, опалившего мои щеки.

Что же там такое?

Мне пришлось смирить свое любопытство и сдержать нетерпение: сначала – ужин, уборка на кухне, вечерняя прогулка с Китенком и его отцом, сказка на ночь…

Только около одиннадцати вечера я, наконец, добралась до своей комнаты. Сбегала в душ, ополоснулась. Присела на кровать, достала из-под подушки подарок Зиновия. 

В пакете оказался комплект нижнего белья от Agent Provocateur.

Откровенный. Женственный. Соблазнительный. 

Такого я себе никогда не могла позволить. Да что там! Даже на более демократичные бренды я только поглядывала и вздыхала, надеясь, что когда-нибудь…

Комплект подошел идеально. Как Плетнев угадал с размером – ума не приложу!

Я встала перед зеркалом, разглядывая себя. Меня раздирали противоположные чувства. С одной стороны, мне безумно нравился подарок. Хотелось покрасоваться в нем перед своим мужчиной, в спальне которого я проводила ночь за ночью, не в силах устоять перед его и своими желаниями. С другой… меня злило, что Плетнев очень уж удобно устроился: я ему и прислуга, и любовница, и за ребенком смотрю не за страх, а за совесть – ведь ради Китенка я на роль домработницы и согласилась! 

С той ночи, когда я рыдала на груди у Зиновия, а он просил прощения и обещал все исправить, почти ничего не изменилось. К этой теме он больше не возвращался. А мое терпение постепенно начинало истощаться и давать трещины. 

Что он собирается делать? Как намерен исправить все, что натворил?

Ответов не было и не предвиделось. 

Может, спросить самой? Но не разозлится ли мужчина? Не выгонит ли меня из дому? Новой разлуки с сыном я, наверное, не переживу…

В этот вечер я не стала ничего выяснять, спрашивать и требовать. И белье не сняла. Накинула прилагавшийся к трусикам и бра шелковый пеньюар и, тенью скользнув через коридор, тихонько вошла в спальню Плетнева, чтобы снова остаться там до утра. 

При виде меня в откровенном соблазнительном комплекте Зиновий сел на кровать, подле которой стоял, замер, обводя меня восхищенным взглядом. Потянул с бедер полотенце, которым обмотался после душа. 

– Аля… – протянул ко мне руки. – Видишь, что ты со мной делаешь?

Я видела. И в эту ночь, и в последующие.

Запрещала себе думать о будущем. Наслаждалась близостью, купалась в нежности и ласках. 

Все было хорошо. 

Было бы хорошо, если бы не тягостное ощущение, что все это ненадолго, что всегда так продолжаться не может… 

Перед последними выходными июля мы с Плетневым традиционно собрались за покупками. Китенок просился с нами, но ехать было далеко, на улице стояла жара, и я понимала, что сын быстро устанет, начнет капризничать, просить то пить, то писать, то купить игрушку или сладость. 

– Сынок, завтра или послезавтра мы втроем, ты я и папа, поедем в кино, в бассейн на водные горки или в зоопарк. А сегодня ты сходишь с няней на детскую площадку, погуляешь с друзьями, хорошо?

– А вы мне что-нибудь привезете? – тут же начал выдвигать условия маленький шантажист.

– Обязательно привезем! – пообещал Плетнев. 

Никита согласился остаться дома с Еленой Михайловной.

Мы с Зиновием загрузились в его вместительный джип и уехали. К полудню добрались до «Лавки». Пошли гулять по знакомым павильонам, в которых фермеры выставляли свою экологически чистую продукцию «от производителя». На то, чтобы закупиться по списку, потратили около двух часов. 

– Заедем куда-нибудь в хороший ресторан, пообедаем? – предложил Зиновий, когда мы, наконец, снова оказались в машине.

– Что-то не хочется. Жарко. Давай дома поедим.

– Стесняешься? – Зиновий глянул на меня коротко, но пронзительно.

– Чего?

– Вот и я хотел бы знать – чего. 

– Просто хочу скорее вернуться к Никите! – начала злиться я. 

Может, конечно, я и стесняюсь своей простой одежды: джинсы – китайские, блузка – турецкая. В престижных заведениях в таком наряде делать нечего! Только дело не в этом.  Мне было неспокойно на душе – как всегда, если я надолго оставляла Китенка с няней. Не то чтобы я не доверяла Елене Михайловне, но четырехлетние мальчишки – такие живчики! За ними глаз да глаз нужен!

– Все-все. Едем домой. Не злись, пожалуйста. – Плетнев завел мотор и вывел джип со стоянки. 

Я молча передернула плечами. Не злиться не получалось. То ли я не выспалась, то ли меня доконала жара, но на душе было как-то муторно и гадко. 

Два часа по пробкам – и мы выбрались за МКАД. Полетели по Рублевскому шоссе. На подъездах к поселку услышали вой сирен: нас догоняли несколько машин пожарной службы. 

– Это у нас в поселке пожар, что ли? – забеспокоилась я. – Едем скорее!

* * *

Дурное предчувствие не подвело: горел коттедж Плетнева. В тот миг, когда я увидела над домом клубы дыма, он почему-то вмиг стал для меня чужим. Как и его хозяин. 

– Никита-а-а-а! – завопила я, дергая заблокированную дверь. 

– Сиди! На машине быстрее! – рявкнул, обрубая на корню мою истерику, Зиновий. 

Вмиг домчал до ворот, но припарковался чуть дальше, нажал кнопку на брелоке, открывая ворота, рванул дверцу джипа, выскочил и бросился во двор. 

Я, завывая, непослушными пальцами терзала внезапно заклинивший замок ремня безопасности. Наконец, он поддался. Я вывалилась из машины, оцарапала колени, даже не заметив этого. Взвилась отпущенной пружиной. Отставая от Плетнева на добрый десяток метров, побежала следом. 

Влетела в ворота и увидела, как Зиновий взбегает на крыльцо, открывает дверь и исчезает в клубах дыма. 

Мое намерение бежать следом пресекли соседи. Схватили за руки, за плечи, за талию:

– Стой! Хватит того, что мужик твой в самое пекло бросился! – проорал кто-то мне в ухо. 

Мне было все равно. И того, что Плетнева назвали моим, я не заметила. Я продолжала вырываться и вопить, повторяя, как заведенная, имя сына:

– Никита! Кит! Пустите! Там мой сын!..

– Стой, дура! Пожарные вон уже подъехали!

...во двор действительно вкатила ярко-красная машина, из нее посыпались люди в защитных костюмах, на ходу натягивая на лица кислородные маски. Я на них не смотрела. Смотрела на дом. 

– Сколько людей в доме? Кто-то здесь есть из жильцов?

– Я! Там трое… должно быть. Сын, няня и Зин… – мне все же удалось собраться с силами и ответить на вопрос. 

– Огонь на втором этаже в угловой комнате. Чья она? – меня продолжали пытать.

– Там детская! – меня снова накрыло волной отчаяния. – Кит!.. Китенок мой!..

Словно отвечая на мой горестный вопль, окно распахнулось. 

В клубах дыма показался Зиновий с Никитой на руках.

– Ловите кто-нибудь! – крикнул он.

Двое крепких мужчин тут же оказались под окнами, растянули неведомо откуда взявшийся тент:

– Бросай!

Тело Никиты полетело вниз со второго этажа.

Я вырвалась из чьих-то цепких рук и бросилась к нему. 

Выхватила сына из складок ткани, прижала к груди. Огляделась, увидела машину скорой помощи, побежала к ней. Думать о том, что будет с Плетневым, спасется ли он, мне было некогда. 

Никиту у меня забрали, уложили на носилки, проверили пульс, дыхание.

– Жив! – объявил врач, цепляя на лицо ребенка кислородную маску. – Надышался, похоже, сильно. Вы едете?

Осознав, что вопрос относится ко мне, я закивала.

– Документы какие-нибудь прихватите.

– Сейчас! Они там, в джипе, – я указала на ворота.

– Тогда бегите, а мы как раз развернемся и вас подберем.

Больше мне ничего не нужно было объяснять. Как я бежала к джипу, как хватала с заднего сиденья свою сумочку и мчалась обратно к машине скорой – не помню. Очнулась, только когда мы уже летели, сопровождаемые воем сирены, по Рублевке в сторону МКАДа. 

Я держала вялую неподвижную ладошку Никиты и беззвучно шептала его имя. Доктора что-то вводили Китенышу в вену, заполняли бумаги, поглядывая в мой паспорт. Куда-то звонили, требовали, чтобы нас встречала реанимационная бригада.

В клинике, куда нас доставили, Никиту тут же увезли в реанимационное отделение, а я осталась дежурить под дверями. Минут через сорок ожидания вышел кто-то из врачей. окликнул меня по фамилии. Сообщил успокаивающе:

– Не волнуйтесь, мамочка. Отравление угарным газом есть, но умеренное. Недельку, конечно, в больнице полежите, но угрозы жизни нет. И без ожогов обошлось: повезло! Езжайте домой. 

– Могу я увидеть сына? Поговорить с ним?