— Андрей, я пересылаю тебе не все сообщения Влада. Сразу после победы в суде он просил у меня шанс, клялся исправить ошибки, обещал, что теперь все будет иначе. Он написал, что подарит мне «Рувипшоп». И продолжает писать каждый день, что любит, не может забыть, что погибает без меня. Что тоже устал от этой войны. И что если я спасу его, то никогда не пожалею, — я говорю спокойно, Андрей психует. — Но Андрей… Андрей! Посмотри на меня, я здесь, и я, блин, с тобой! Твоя ревность более чем неуместна. Я бы не хотела, чтобы ты мне ее демонстрировал без повода.

Он молчит, глаза бегают. Я не собираюсь с ним конфликтовать, но считаю, что границы нужно установить сразу. Говорю предельно спокойно и мягко:

— Я бы не хотела, чтобы ты позволял себе подобный тон по отношению ко мне или обвинял во лжи. Это несправедливо. Да, я лгала тебе, когда назначала свидания в гостинице. Я уже знала, кто ты, и скрыла это. Но учти, я никогда тебя ни о чем не просила. Я рисковала, когда просто… — на глаза наворачиваются предательские слезы: — я любила тебя там. Искренне и отчаянно. И продолжала любить, несмотря ни на что.

— Я это все учел уже давно.

— У тебя есть какая-то своя логика, я знаю. Если из-за нее ты теперь будешь всегда меня подозревать, у нас ничего не получится, — говорю совершенно серьезно, а внутри все клокочет. Он сказал, что я его мания. Страшно ли быть манией такого человека?

— Я, видимо, забылся, — он растерянно проводит рукой по волосам. — Сейчас не лучшее время, очень много всего происходит. Я очень долго тебя искал, малышка. Меня уводит не в ту сторону, признаю.

— Андрюш, я — твоя женщина. Просто расскажи мне, что тебя тревожит. Дальше нас двоих это не уйдет. Ты можешь полностью доверять мне. Я — твоя женщина, привыкай к этому, — мы смотрим друг другу в глаза, он берет меня за руку, целует запястье, затем тыльную сторону ладони, прикрывая глаза. Мы одновременно решаем продолжить прогулку.

— Хорошо. Я зря это начал, Лидия, — голос звучит намного легче. — Он рассказывал, что из-за его пьянства у тебя были выкидыши. В контексте, что он очень жалеет об этом, во всем винит себя, и вернуть бы время — он бы сделал все, чтобы сохранить семью. Наверное, он тебя правда любит, я не знаю. Возможно, это меня и злит.

— Это неправда, — говорю я спокойно, но уверенно. — Он алкоголик, патологический врун. Неужели ты не разобрался в этом?

— Зачем лгать в таких вещах?

— Я не знаю, ты юрист, найди объяснение. Я могу поклясться, если хочешь. Я, как и ты, не хотела торопиться в этом вопросе. Знаешь, меня воспитывали так, что я должна сперва встать на ноги. Моя сестра — самый лучший, добрый и замечательный человек на свете! Но она ни на одной работе не смогла продержаться дольше полугода! — улыбаюсь широко, Андрей тоже. Жанна всегда разряжает атмосферу. — Она кое-как закончила школу, живет с родителями. А я в четыре года выучила все буквы и освоила чтение, в пять — решала примеры до ста. У меня серебряная медаль и диплом с одной четверкой. Отец всегда говорил, что я — его надежда. Андрей, не ты один учился и вкалывал на износ. После университета я работала менеджером, параллельно разрабатывала концепцию «Рувипшопа». А потом Влад начал пить, я не собиралась рисковать здоровьем. Да и он довольно быстро опротивел мне. Ты единственный мужчина, которому выпала честь кончить в меня, — усмехаюсь.

— Это хорошо. В смысле, я рад, что тебе не пришлось пройти через все то, о чем он рассказывал. Как-то это все… больно. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

И тут меня осеняет:

— Боже, он, возможно, и сам так думает! Ну конечно! Это все Диана Петровна, его мать! Она готова на все, чтобы вылечить сына от пагубной привычки. Скорее всего, она хотела его напугать. Это как раз в ее стиле, кстати. Он ей всегда верит.

— Э-э-м, он что-то говорил про нее.

— Постарайся забыть все, что услышал от него, их с матерью больные фантазии имеют ко мне мало отношения, — я гордо выпрямляю спину. — И имей в виду, есть вероятность, что наши дети будут рыжими.

Он смеется:

— С недавнего времени у меня большая слабость к рыжим, — тянет меня к себе, обнимая крепче, на этот раз я позволяю. Отчасти я понимаю, что он чувствует. Помню, каким ударом для меня была встреча со славной Анжеликой. Рассказы Голубева значительно потрепали ему нервы. Я надеюсь, что он сможет справиться с собой, этот разговор здорово потрепал нам обоим нервы.

Глава 34

На обед мы останавливаемся в одном из придорожных ресторанчиков, прекрасно проводим время вчетвером. Мне хочется, чтобы дорога не заканчивалась, но пробок нет, до города мы добираемся без заминок. Высаживаем Андрея на том же самом месте, где подобрали — он оставил машину на парковке поблизости. Напоследок мы быстро целуемся, он сжимает мои пальцы, бросает строгий взгляд на телохранителя и захлопывает дверь. Долго стоит на обочине, провожая нас взглядом. Я смотрю на него через стекло и ощущаю отчего-то тоску. В предчувствия не верю, наверное, просто грустно расставаться.

Богдан проверяет, заминирована ли моя квартира — или что там творится в его голове, когда он прохаживается по коридору и заглядывает во все комнаты. Затем я отпускаю его до завтрашнего утра, заверив, что никому не открою дверь. Он у меня на быстром наборе, обещает в случае беды появиться в течение пятнадцати минут.

Жанна приезжает этим же вечером, мы весело проводим время вдвоем, обсуждаем ситуацию, делимся новостями и предположениями. Ей Андрей очень нравится, она считает, что именно такой мужчина мне и нужен. Возможно, она права, но тревога в груди лишь усиливается.

Следующим утром, к своему огорчению, я понимаю, что рыжие малыши пока откладываются, и вроде бы нужно радоваться, а на душе кошки скребут. Андрей спрашивает смс-кой: «Ну что же?»

«В этот раз пронесло!» В ответ он присылает грустный смайл, и я улыбаюсь весь день, радуясь его реакции.

За работой время пролетает быстро, а утром шестнадцатого января мы, наконец, встречаемся с Новиковой. Она оказывается запоминающейся женщиной. Стройной, даже худощавой для своего роста. Длинные светлые волосы убраны в элегантную прическу, дневной макияж — безупречный, костюм по последней моде. Возраст определить сложно, где-то в районе шестидесяти. У нее живые, умные глаза, тонкие губы и приятный искусственный румянец. Она мне нравится, резковатая, но, в целом, приятная женщина, с юмором, балансирующим на грани приличия.

А вот вопросы задает она какие-то странные. Мы встречаемся дважды, я пытаюсь ей объяснить, сколько сил и времени потратила на «Рувипшоп», о заоблачной стоимости активов, которую определили оценщики Осадчего. Она же интересуется, как давно Влад работает в своей компании, какую должность занимает, какие у него отношения с руководством. Кто его родители, есть ли братья-сестры. Не получал ли он наследства. Как это относится к делу — понятия не имею, но отвечаю честно, рассказываю все, что знаю:

— Не получал ничего, насколько я знаю. Он единственный ребенок, у его родителей двушка и машина. Да, после тридцати он начал очень хорошо зарабатывать, но и тратил прилично. Квартира, машина, отпуска… хотя я никогда не спрашивала его об окладе, не было необходимости. Мы платили кредиты вместе, но он оставил себе машину и бОльшую из двух квартир.

— Да, я так и поняла по тем документам, что вы мне переслали. Вот смотрите. Ваши родители не смогли доказать, что полностью покрыли затраты на бизнес. Осадчий давил, что пятьдесят на пятьдесят.

Я обреченно киваю — в этом-то и загвоздка.

— Получается, у Голубева были вполне приличные средства на счету. Он предоставил ряд документов, доказывающих, что деньги у него были, причем их было очень много. Очень, Лидия. Я тут покопалась немного… Он действительно снимал крупные суммы как раз в тот период, как вы открывали «Рувипшоп».

— Да, понятия не имею, куда он их дел. Я вообще о них ничего не знала. Для меня это был такой же шок, как и для Оксаны.

— Вы-то ладно, интересно, а знала ли налоговая? — улыбается она.

— В каком плане налоговая?

— В прямом. Завтра мы, милая моя девочка, едем в полицию писать заявление. Судя по всему, эти средства получены преступным путем. У него, я полагаю, есть оклад, но парень наш ни в чем себе не отказывает, живет на широкую ногу. В том числе позволил себе вложить несколько миллионов в бизнес молодой жены. Пусть-ка он нам и следователю заодно расскажет, где он их взял.

Я моргаю, глядя на нее.

— У него были накопления еще до меня. Он же большой начальник. Он… вы хотите сказать, он отмывал деньги? Воровал? Нет, он не такой. Он вспыльчивый алкоголик, но не бандит.

— Все они не такие, Лидия Николаевна, — качает она ногой под столом. — Эти молодые внезапно богатые мужчины. Осадчий, конечно, дал маху. Мне даже за него стыдно. Объяснения предоставил смешные, я дунула — они рассыпались. Чем вы его так очаровали?

Я слегка округляю глаза. Андрей говорил, что хочет посадить Влада. За отмывание денег? Он понял, что тот воровал и продолжает воровать, но ничего не мог сделать сам. Он пытался это показать, но Оксане даже в голову не пришло перейти в нападение. Причем настолько агрессивное!

— Мы с ним пересекались только в суде. Мы с Андреем… Евгеньевичем никто друг другу, — говорю решительно, она на меня смотрит. Улыбается.

— Да, разумеется. Так а кто был вашим юристом?

Я называю фамилию Оксаны.

— Не знаю такой. Подлог здесь был совершенно ни к чему. Ну, хранили часть денег ваши родители в сейфе, это их дело.

— Они собирались купить квартиру сестре. Кстати, если вы учили Андрея Евгеньевича, то должны и Оксану помнить. Они были одногруппниками.

Она хмурится некоторое время:

— Что-то знакомое… Хм, прошло больше десяти лет, студентов было много.