— Молчишь? — раздраженно прошипел Дохляк, ощущая сильное желание подойти, встряхнуть девчонку, чтобы мозги встали на место. Если бы ему выпал такой шанс, как этой дурехе, он бы не раздумывал ни разу. А эта… носом крутит. Смотрит на него, точно на вражину, а ведь он для нее старается.

Парень прищурился, наблюдая за лицом девушки. Вот чует, что-то задумала поганка.

Ощутив его пристальный взгляд, Сунан подняла голову и спросила:

— Как тебя зовут?

Дохляк опешил, потом вспомнил, что он не представился, и девчонка не знает его имени, под которым он здесь работает. Обругал себя, порадовался началу контакта и сказал:

— Ли Сан Юн.

— Так вот, Ли Сан Юн, — в черных глазах девушки засеребрилась сталь, голос наполнился силой, — с этого дня я тебя не знаю, ты не лезешь в мои дела, я не пытаюсь сбежать. Можешь сколь угодно выслуживаться перед председателем, только избавь меня от нотаций. Без дохлых, — она презрительно дернула уголком губы, — разберусь.

Сан Юна точно кипятком ошпарили. Он вскочил, и девушка медленно поднялась следом. Она была ниже его по росту, но, странное дело, сейчас этой разницы не ощущалась. Наоборот, появилось желание отшатнуться, развернуться и сбежать, но Сан Юн заставил себя остаться на месте.

В этой темно-синей школьной форме, с дурацкими косичками и чужим профилем носа Сунан выглядела ребенком, только он помнил ее другой. С упрямо поджатыми губами, царапиной на подбородке, покрасневшими от усталости, но полными решимости глазами, с зеленым соком на щеках. Ни разу не дрогнувшим голосом она отдавала команды четырем перепуганным пацанам, один из которых так неудачно сломал ногу. Что там говорить… Они дошли до финальной точки только благодаря упрямству этой девчонки.

Она часто снилась ему именно такой — в мокрой от пота майке, ткань обрисовывала небольшую, но упругую грудь. С напрягшимися бицепсами, удерживающая в руках веревку на переправе. В зеленой бандане. Весело хохочущая у костра. И кусающая до крови губы, когда накладывала шину на сломанную ногу Шнура.

Если он не достучится до нее сейчас — на председателе можно ставить крест. Рано или поздно Сунан до него доберется, и он точно знает, кто выйдет победителем из схватки.

Учитель был уверен — двух месяцев достаточно, чтобы Сунан вкусила сладость богатой жизни. Вкусила и смирилась. Но Дохляк давно понял — смирения в этой девчонке нет и никогда не будет. Она может отступить, затаится, выждать удобный момент, чтобы потом вцепиться в горло.

Дохляк все-таки не удержался, рванул верхнюю пуговицу рубашки. Спина взмокла, воздух в легкие проходил с трудом, и, казалось, он стал вязким, точно желе.

— Ты! Не! Разберешься!

Шагнул ближе, навис над девушкой. Легкий аромат туалетной воды ударил в голову, ноги ослабели, как после литра соджу. Эта девчонка сводит его с ума!

— Только дернешься, и тебя размажут. Не представляешь, какие люди замешаны в этом деле! Но я обещаю, — руки сами взялись расплетать дурацкие косички, — что не дам тебя в обиду. Просто слушайся меня во всем, и я сделаю тебя наследницей.

Девушка стояла неподвижно, будто оцепенев, и он, вдохновленный, пошел в наступление. Голос перехватывало от возбуждения, Сан Юн уже предвкушал, как ощутит под пальцами бархат нежной кожи, как заглянет в глаза и прочитает там ответное чувство.

— Я же для тебя стараюсь, маленькая. Думаешь, мне есть дело до председателя? Дай время, и я помогу от него избавиться. Только представь, этот дом, квартира в центре, особняк на побережье, все станет твоим. Ты будешь королевой империи, а я останусь твоим верным слугой. Стану рабом, буду исполнять любые желания, только не отталкивай, позволь быть рядом.

Его пальцы осторожно прикоснулись к подбородку, поднимая его вверх. Сан Юн наклонился, уже ощущая мягкость девичьих губ своими губами. Резкая боль в солнечном сплетении заставила задохнуться, словить глазами вспышку. Он покачнулся, судорожно хватая ртом воздух.

— Полезешь еще раз, — выплюнули над головой, пока он, согнувшись, восстанавливал дыхание, — получишь между ног. Скажи спасибо Шнуру, из-за которого я тебя пожалела. Следующий раз жалеть не стану. И для дохлых и тупых: не лезь ко мне, понял?

Сан Юн с трудом распрямился, еще большего труда стоило сдержаться и не настучать поганке по голове. Останавливало то, что даже на тренировках Сунан всегда одерживала верх.

— Пожалеешь, — прошипел в лицо. Девчонка даже не отстранилась, только глаза угрожающе сощурила.

Уже в коридоре к Дохляку вернулась способность мыслить. Она! Ему! Отказала! Он был готов бросить к ее ногам всю империю семью Юн, не претендуя ни на что большее, чем место верного слуги, а она… Он потер грудину, до сих пор горящую огнем.

Сожри ее демоны! Упрямая дуреха! А что если у нее появился кто-то?

Сан Юн замер, вспоминая собранные на девчонку материалы. Неужели запала на богатого красавчика? Нет, не может быть. Она же их на дух не переносит, да и никто из богатеньких не стал бы связываться с Грязнушкой. Она для них — пустое место. Если только кто-то из четверки тех парней решил поразвлечься. Вот именно, поразвлечься, на большее эти моральные уроды неспособны. Сунан же из гордости не позволит собой играть.

В груди зажгло от обиды. Он готов быть ее слугой, а она… Решение выкристаллизовывалось само. Не хочет по-хорошему, будет по-плохому. Он еще докажет, насколько она ошиблась, отказав ему.

Сунан мрачно смотрела на закрывшуюся за Дохляком дверь. Как можно было быть настолько слепой!? Не заметить того, что наверняка видели все в школе.

Она припомнила их первую встречу, замершего напротив нее незнакомого парня, его расширенные от удивления глаза. Тогда она решила: новичок не ожидал встретить здесь девчонку. Прошла, чуть зацепив плечом — на узкой дорожке и так не развернутся, еще и этот остолоп не сдвинулся ни на миллиметр. А через пару дней новичок уже терся около их команды.

Не все в школе были крестниками. Сюда присылали и подобранных на улице талантливых самородков. Дохляк, например, был щипачом от природы.

Пусть в школе и не было принято рассказывать о себе, но команда — это ближе, чем семья. С парнями Сунан выросла, а новичок был в их уравнении неизвестным.

Они специально пошли на нарушение, купили пива. Устроились на диком пляже. После третьей бутылки Дохляк, немного запинаясь от смущения, рассказал, как сначала обворовал главу местного братства Шэньчженя*, а когда понял, у кого стащил кошелек, не побоялся прийти лично и вернуть. Его крепко проучили — не без этого, но калечить не стали — оценили и талант, и наглость, а потом отправили в Гонконг. В семье любили таких… талантливых.

Новичок получил кличку Дохляк. Был он и, правда, дохловат на вид. Тонкий, худощавый, зато пальцы были гибкими и длинными. Потом, конечно, и подкачался, и другие таланты обнаружились. Словом, прижился Дохляк в школе. Да так прижился, что ему разрешили включиться в программу обучения крестников. Командиром он попросил назначить ему Сунан. Учитель не возражал.

Слепая курица! О чем только думала, соглашаясь? О том, что у новичка покладистый характер? Что он команды с губ снимает? Всюду таскается за ней и парнями?

Учитель много раз говорил: нет так сильна боль физическая, как душевная. Одно брошенное в душу слово может прорасти целым деревом.

Сунан скривилась. Это дерево принесло горькие плоды, с запахом похоти и предательства.

Девушка прошла в ванную, быстро разделась, нырнула под душ. Она давно отучилась от брезгливости, но прикосновение Дохляка почему-то хотелось смыть.

Неделя протащилась со скоростью виноградной улитки. Школа, дом. Дом, школа. Даже тренажерный зал у Сунан теперь был под боком — в отдельной пристройке, как и целый бассейн. Сказка, а не жизнь, но стены дома сдавливали грудь, точно туго затянутый корсет. Силуэты охраны, которые выцеплял натренированный взгляд, мнились мишенями.

Председатель точно с ума сошел — каждый день присылал по новому наряду, но даже в фирменном спортивном костюме девушка ощущала себя голой. Оружие, как и все оборудование остались в квартире. Ноут со столь тщательно собранными на нем программами и тот не вернули — презентовали новый. Сунан всю неделю потратила на взлом защиты и стирание программ-шпионов.

Точно чувствуя ее настроение, председатель избегал встречаться с новоявленной внучкой. Сунан полностью устраивали трапезы в одиночестве. Лучше так, чем лицезреть физиономию человека, который купил тебя у семьи. Время, когда она верила, что крестники не продаются, прошло.

В школе она старалась, как можно меньше находиться вне классов. Быстрым шагом пересекала коридоры, не ходила в столовую, пряталась в парке на большой перемене, и все равно ловила себя на том, что кожа вспыхивала жаром, сердце устремлялось вскачь, а губы пересыхали. Она боялась обернуться и встретить его взгляд. Боялась не выдержать, сорваться, броситься на грудь и позорно разрыдаться.

Сунан никогда, даже в детстве, не бегала от проблем. Но сейчас проблема жила в сердце, а от него еще никому не удавалось сбежать. Но если не смотреть проблеме в глаза, делать вид, что не замечаешь, можно продержаться. Главное, почаще напоминать себе: она — взрослая девочка, а сноб не обязан подставляться и помогать.

К тому же… тут она всегда глупо улыбалась, сноб такой неприспособленный, обязательно вляпается в еще большие неприятности. И зачем ей к своим бедам, еще и за сноба переживать?

В субботу утром председатель соизволил спуститься к завтраку. Окинул свое приобретение придирчивым взглядом, остался доволен и принялся допрашивать. Сунан скупо отвечала на стандартные вопросы: о школе, занятиях, друзьях — не был, не замечен, не привлекался.

Дед едва заметно морщился, но придираться не спешил. Понимал, что торопиться с заменой личности не стоит. Однако было видно, как жгло его желание утереть нос друзьям способностями внучки.