Не спорю, я заслужил это. На сто процентов. Переспать с Брук – самая глупая ошибка в моей жизни. Паршиво и то, что я всегда был очень разборчивым в плане девушек и кто-то типа Брук никогда не попал бы в мой список. Я не должен был поддаваться ей. Как не должен был поддаваться желанию наказать папу. Ведь я по опыту знаю, что каждая моя идиотская выходка всегда заканчивается одинаково – я наказываю самого себя.

Но что сделано, то сделано, и я не могу ничего изменить. Могу ненавидеть себя, могу чувствовать себя последним дерьмом, но переписать прошлое я не в силах.

Элла не сможет обижаться на меня вечно, ведь правда?

– Ты пялишься.

Я поворачиваюсь к Уэйду, тот закатывает глаза. Да, попался. Я действительно не сводил глаз со столика Эллы. Она сидит вместе с Вэл у противоположной стены столовой. Она нарочно выбрала это место. Чтобы расстояние между нами было как можно больше.

И еще она поставила стул так, чтобы сидеть спиной ко всем. Ко мне. Она хочет дать понять, что между нами все кончено, но мы оба знаем: это не так. Элла и раньше испытывала ко мне ненависть, что не помешало ей влюбиться в меня. На самом деле между нами почти ничего не изменилось. Мы еще делаем притворные выпады, кружим вокруг, как хорошо подобранные спарринг-партнеры, но мы на одном ринге, вместе. И остальное неважно.

– Мне можно смотреть, – я бросаю на него сердитый взгляд. – А вот тебе нельзя. Хватит таращиться на мою девушку. И не вздумай больше целовать ее.

Он лишь ухмыляется.

– Эй, я не виноват, что она засунула язык мне в рот.

Я рычу.

– Скажешь это еще раз – и я вырублю тебя.

– Ты ни за что не тронешь своего квотербека, – посмеиваясь, дразнит меня Уэйд, а потом встает со стула. – До встречи, братаны. Меня ждут в туалете.

Парни закатывают глаза. Уэйд на всю школу прославился своими перепихонами в школьных туалетах.

– Эй, Ист, – говорит кто-то на другом конце стола. – Слышал, ты поразвлекся с Саванной Монтгомери?

Меня словно бьет током. Это что, шутка? Сначала Эбби, а теперь Сав?

Когда на вечеринке Эбби отвела меня в сторону, то действительно хотела извиниться за то, что переспала с Истоном. Она уверяла, что злилась на меня, и это был ее способ выплеснуть гнев. Было трудно удержаться и не сказать, что мне плевать, с кем она трахается. Потому что это правда, мне плевать. Я потерял интерес к Эбби еще до того, как в моей жизни появилась Элла, и мне искренне до лампочки, с кем она спит.

А на Истона мне не наплевать. Мой брат слетел с тормозов, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить его. И поэтому я не сплю по ночам. Ну, и из-за Эллы, конечно.

И стоит мне вспомнить про Эллу, как кто-то из моих товарищей по команде произносит ее имя. Я тут же перестаю притворяться, что не слушаю, и поворачиваюсь лицом к парням, которые сплетничают, словно на фуршете младшей лиги.

– Что там с Эллой? – требовательно спрашиваю я.

Нейман Халлоуэй, десятиклассник и наш игрок нападения, кривится.

– Слышал, что на уроке по речевой практике ей пришлось туго.

– Что произошло?

Я складываю руки на груди и сверлю глазами обоих. Если они не скажут, то их обеденные подносы отпечатаются у них на физиономиях.

Нейман откашливается.

– Лично меня там не было, но моя сестра с ней в одном классе. Сказала, что Элле пришлось делать выступление на тему «На кого я хотела бы равняться» или что-то типа того. Элла написала о своей маме, и… э-э-э… – Он неловко ерзает на месте.

– Выкладывай. Я не буду бить тебя за пересказ того, что случилось на уроке, но точно набью тебе морду, если не перестанешь тратить мое время.

Сидящий на другом конце стола Истон тоже внимательно слушает, но, когда я пытаюсь поймать его взгляд, отводит глаза.

– Ладно. Короче, вроде как кое-кто глумился над ней, понимаешь? Говорил всякую чушь типа: «Я тоже обожаю стриптизерш. Особенно когда они трутся о мое лицо». И моя сестра говорит, что одна из Пастелей спросила Эллу, есть ли у нее видеозаписи, на которых ее мама учит делать минет клиентам.

Я чувствую, как с каждой секундой мое лицо становится все мрачнее и свирепее. Мне приходится напомнить себе, что он всего лишь пересказывает и нельзя убивать его за это.

Нейман уже белее простыни.

– А потом еще какая-то девчонка сказала ей, что ее мама умерла от стыда, потому что Элла – грязная шлюха.

Краем глаза я замечаю какое-то движение, а когда поворачиваюсь, вижу, что Элла и Вэл идут, неся в руках пустые подносы.

Меня так и подмывает кинуться вслед за ней, но, как бы мне ни хотелось утешить ее, я понимаю, что она не станет меня слушать. К тому же одними утешениями теперь не поможешь.

Уэйд прав: в школе надо что-то менять. До побега Эллы только Джордан осмеливалась разговаривать с ней в таком тоне.

Я поворачиваюсь к парням.

– Все? – спрашиваю я сквозь зубы.

Нейман и его друг обмениваются тревожными взглядами.

Нет, видимо, еще не все. Я настороженно жду продолжения.

Друг Неймана подхватывает.

– Когда мы выходили из класса, кто-то спросил Дэниела Делакорта, выпали ли из Эллы долларовые купюры, когда она раздвинула перед ним ноги. Он сказал: нет, она та еще дешевка, только четвертаки.

Я прижимаю кулаки к коленям, потому что боюсь, что если выйду из себя, то сровняю школу с землей.

– Напиши своей сестре! – рявкаю я Нейману. – Мне нужны имена.

Нейман вытаскивает телефон быстрее, чем бросается принимать пас от квотербека. Он в три счета отправляет сообщение, но приходится ждать почти минуту, пока придет ответ. Когда его телефон наконец-то издает короткий звуковой сигнал, я уже рад убить кого-нибудь.

– Скип Хенли – тот, кто спрашивал про долларовые купюры…

Нейман не успевает закончить предложение, а я уже вскакиваю на ноги. Боковым зрением вижу, что Истон встает со стула, и поднимаю руку, чтобы остановить его.

– Я разберусь.

В его глазах что-то мелькает: невольное уважение? Ха, может быть, наши с братом отношения еще можно спасти.

Я оглядываю столовую, пока не нахожу свою цель. Скип Хенли. Он и раньше попадал в поле моего зрения. У него длинный язык, и ему нравится трепаться о девчонках, с которыми он переспал, обсасывая каждую унизительную для них деталь.

Я пересекаю комнату и останавливаюсь у стола Хенли, где все тут же умолкают.

– Хенли, – холодно говорю я.

Скип осторожно поворачивается. Настоящий чертов преппи[4]: идеально уложенные гелем волосы, гладко выбритое миловидное лицо.

– Да?

– До обеда у тебя был урок по практике речи?

Он кивает.

– Был. И что с того?

– Смотри, уговор такой. – Я хлопаю себе по груди. – Я даю тебе один шанс. Один удар. Куда ты сам захочешь. А потом я изобью тебя так, что родная мать не узнает.

Он лихорадочно оглядывается по сторонам, отыскивая путь к бегству. Мимо меня ему не проскочить, а его так называемые друзья усиленно делают вид, что не знают его. Все, кто сидит за столом, отводят глаза, копаются в своих телефонах, ковыряют вилками в тарелках. Скип остался один, и он это понимает.

– Не знаю, что ты там про меня подумал, – начинает он, – но…

– А тебе нужно напоминание? Без проблем. Я помогу тебе, братан, – ты говорил гадости про Эллу Харпер.

В его глазах на секунду вспыхивает паника, которая сразу сменяется ожесточенным негодованием. Он понимает, что выбора у него почти нет, и решает притвориться дураком.

– И что с того? – снова говорит он. – Я лишь говорил правду. Мы знаем, что девка так много проводит времени на спине, что там уже отпечатался рисунок матраса…

Я стаскиваю его со стула, не дав договорить. Зажав воротник его рубашки между пальцами, я приближаю его лицо к своему.

– Либо у тебя слишком много смелости, либо жить надоело. Я склоняюсь к последнему.

– Пошел ты! – выкрикивает Хенли, его слюна брызжет мне в лицо. – Считаешь себя королем школы, Ройал? Думаешь, что можешь притащить к нам какую-то шлюху и силой навязать ее? Мой прапрадед знал самого генерала Ли! Я не собираюсь водить дружбу с отбросами типа нее!

И он с ревом сам бросается на меня. Я позволяю ему нанести удар, который оказывается таким же слабым, как сам Скип. Позеры на поверку оказываются слабаками, потому что на самом деле они всего лишь неуверенные в себе придурки, которые самоутверждаются за счет других.

Его кулак задевает меня по касательной, потому что он не знает, как правильно бить. Смеясь, я хватаю ублюдка за горло и подтаскиваю к себе.

– Твой папочка недостаточно любит тебя, раз не научил драться, а, Скиппи? Смотри, это называется джеб[5]. – Я дважды короткими ударами бью его в лицо. – Видишь, как это работает?

Сзади раздается громкий смех, и я узнаю Истона. Мой брат наслаждается представлением.

Хенли скулит от боли и пятится назад. Воздух наполняет запах мочи.

– Эй, он обоссался! – кричит кто-то.

Я с отвращением хватаю Скипа за загривок, пинком сбиваю с ног и бью лицом в пол. Мое колено упирается в его позвоночник, я наклоняюсь к нему и говорю:

– Еще раз скажешь хоть слово про Эллу или кого-то из ее друзей – и я сделаю с тобой кое-что похуже, чем просто два удара в лицо, усек?

Он, жалобно поскуливая, кивает.

– Вот и славно.

Я отталкиваю его и встаю на ноги.

– Это касается и всех остальных, – объявляю я толпе. – Начиная с сегодняшнего дня вы внимательно следите за тем, что говорите и делаете, – или то, что случилось с этим уродом, покажется вам гребаным чаепитием.

Столовая погружается в гробовое молчание, и мне доставляет удовольствие видеть в их глазах тревогу и страх. Детишкам нужен лидер, который не позволит им уничтожить друг друга, – Уэйд прав.

Я не напрашивался на эту работу, но она моя, нравится мне это или нет.

* * *

Вместо того чтобы пойти на урок, я направляюсь в мужской туалет на первом этаже, расположенный рядом со спортивным залом. Установленного правила, что туалетом могут пользоваться лишь члены футбольной команды, нет, но так уж повелось.