– Моя милая девочка. – Она улыбнулась сквозь боль.

Я осторожно вошла в ее королевство, заставляя себя лучезарно улыбаться в ответ. Я была так погружена в свое собственное горе, что даже не задумывалась над тем, с чем столкнулся Найт в мое отсутствие.

Его мать умирает. Это глупая, ужасная правда.

Роза похлопала по краю кровати, и я села туда, не отводя взгляда от нее. Аппаратуры, подключенной к ней, на тумбочке, тревожной кнопки на стене.

«У вас есть медсестра, – захотелось закричать мне, зарыдать и броситься к ней в руки. – У вас никогда не было медсестры».

Но я скорее умру, чем усложню все для нее.

– Как вы? – спросила я вместо этого.

– Кажется, у меня менопауза. – Она посмотрела наверх. Слезы начали собираться у нее на глазах.

Я не знаю, что делать. Что сказать. Я не ожидала, что она скажет это. Глупо и эгоистично с моей стороны, я подумала, что она хочет поговорить со мной о Найте, о наших явно напряженных отношениях.

– Я слишком молода для менопаузы.

Роза не из тех, кто жалеет себя, она никогда не жаловалась на свою болезнь, поэтому я и удивилась, что менопауза стала переломным моментом.

Я вложила свою руку в ее. Сжала.

– Это нормально. – Это ведь так? – Дин знает?

Она вздрогнула, кивая и вытирая слезы изодранной салфеткой, оставляя кусочки на влажном лице.

– Да, но я не говорю с ним об этом. Я ни с кем не говорю о таких вещах. Я сильная для своих мальчиков. Но иногда… – Она прикусила нижнюю губу, зубы дрожали в такт ее рыданиям. – Иногда мне нужно высказаться.

– Вы всегда можете высказаться мне, – Я собрала все силы, которые у меня только есть, лишь бы не заплакать. – Скажите, чем я могу помочь?

Я была так зла, что даже не подозревала, что могу быть такой. Я хочу, чтобы Роза поправилась, хотя очевидно, что она не может. Она всегда останется для меня другой, как когда она забирала Найта и меня из песочницы, вытаскивала меня из его дуростей, из рук отца. Она дарила мне особые издания своих любимых книг на дни рождения – количество книг всегда равнялось моего возрасту, – потому что знала, что я ценю ее литературный вкус. Когда я повзрослела и поняла, что понятия не имею, что мне делать с волосами, она и Эмилия – мать Вона – научили меня заплетать косы, потому что понимали, насколько сильно я не люблю встречаться с незнакомцами.

Когда нарисовалась Эди и все взяла на себя, Роза все равно приходила заплетать мои волосы каждые несколько недель, просто чтобы повидаться со мной. «Гавайский твист или колосок? – спрашивала она. Я всегда выбирала колосок. – Отлично, девочка. Потому что это единственное, что я умею».

– Луна… – Теперь Роза держала мою руку. Она смотрит на наши сплетенные пальцы, как будто пытается запечатлеть картинку, пока не стало слишком поздно.

Я попыталась остановить дрожь в теле и слезы, которые требовали выхода наружу. Почему родители не сказали, что все настолько плохо? Но, конечно, они этого не сделали бы. Я ведь была так занята на своем «Я»-острове, что даже не удосуживалась отплывать на другие территории и проверять их. Но почему я не позвонила? Почему я не сделала большего?

– Я не знаю, сколько мне осталось, – призналась она, – и мне нужна твоя помощь в некоторых критических моментах.

Я уже возненавидела то, как это звучит, потому что знаю, не важно, что она попросит, это разобьет мое сердце, и я все равно сделаю это в обязательном порядке. Потому что она не разыгрывает драму. Она умирает.

Я кивнула.

– Мне надо, чтобы ты была здесь, с Найтом, даже когда он оттолкнет тебя. А он оттолкнет тебя. Он сделает все, что в его силах, лишь бы ты не видела его сломленным. А он сломается – в необычной манере, как и все, что он делает, – она усмехнулась своим словам.

Да. Я поглаживала большим пальцем ее руку, взад и вперед. Это было легко.

– Даже если он оттолкнет меня. Даже если откажет. Я всегда буду здесь для него.

– Когда время придет, – сказала она, перевернув мою руку и задумчиво уставившись на мою ладонь. – Я хочу, чтобы ты дала ему и Льву кое-что очень важное. Кое-что, что я хочу, чтобы мы сделали вместе. Работа оплачиваемая, конечно. У нас мало времени. Это потребует от тебя твоих письменных навыков.

– Письменных?

– Ты же писатель, не так ли? – Она усмехнулась.

Я хочу быть им. Но не знаю, есть ли это во мне. Но лучше попытаться и потерпеть неудачу, чем не исполнить просьбу Розы.

– Что угодно, – подчеркнула я. – Я сделаю все для вас.

– Для этого потребуются письма туда и обратно. У нас не так много времени. Это будет большая работа. Это помешает твоей учебе? – Выражение ее лица стало мрачным.

– Все, что угодно. Все, что угодно. – Я зажмурилась и покачала головой. Черт с ней, с этой учебой. – Что еще? Расскажите мне. Пожалуйста. Я сделаю все.

– Моя последняя просьба несколько спорная, но тем не менее очень важная. Я хочу, чтобы ты сделала для меня кое-что важное, Луна. Кое-что, чего я не могу просить у своих сыновей по понятным причинам, но если это желание не будет выполнено, то это разобьет мне сердце.

Мое сердце сейчас взорвется. Я задержала дыхание.

– Я хочу, чтобы ты убедила Дина двигаться дальше. Он слишком молод, чтобы не испытать любви снова. Он слишком красивый, внутри и снаружи, чтобы его не любили. Я знаю своего мужа. Он хочет быть мучеником. Доказать, что ему важно, что я была… есть… я… – она кашлянула, ее голос напрягся, – …единственный человек для него. Но этого титула я никогда не требовала. Я знаю, что его любовь ко мне как большой взрыв. Но я не против, чтобы он обосновался на другой планете, в конце концов. Ему надо двигаться вперед, Луна.

Я ошеломленно моргнула. До сих пор я соглашалась делать вещи, которые зависели от меня. Я могу выполнить этот таинственный писательский проект, даже если мне придется провести кучу бессонных ночей и бросить учебу. Я соглашусь быть рядом с Найтом, даже если он унизит меня и будет сопротивляться моим попыткам исправить ситуацию. Но как я могу убедить своего крестного отца, лучшего друга моего папы, снова влюбиться после потери его жены?

Роза заметила сомнения на моем лице и поднесла мою руку к своему бьющемуся сердцу. Оно билось очень медленно, я почти не ощущала пульса.

– Это очень просто, на самом деле. Я знаю способ. Бери свой блокнот. Я собираюсь дать тебе все шаги того, как это произойдет.

Я достала блокнот и ручку в виде морского конька и начала писать.

* * *

– Ты идешь, святая Луна, и мне действительно все равно, что ты лучше бы содрала шкуру с живого слона. Дело в том, что надо заявление. – Дарья встряхнула пышные, светлые волосы и нанесла еще один слой блеска для губ перед моим зеркалом.

Новый год для меня ад, особенно когда он празднуется на крутой вечеринке.

Начнем с того, что я все еще шокирована присутствием Дарьи. В моем доме. В моей комнате. Мы с ней никогда не были близки. Я слишком стеснялась, чтобы попытаться; она слишком раздражалась на мои странности, чтобы понять. Мы достигли своего рода взаимопонимания, только когда она переехала, но я все равно крутилась около нее, как возле магического единорога: с равной смесью страха и уважения.

– Ю-ху, команда Дарьи! – Эйприл вскинула кулак вверх в «Скайпе» на экране монитора моего «Макбука». Кажется нереальным, иметь двух настоящих подруг. Не то чтобы они заполняли дыру, которую Найт оставил после себя. Это другой вид дружбы – менее интенсивный, но все равно интересный.

– Итак, каков план? – Эйприл наклонилась вперед, преследуя взглядом бегающую в моей комнате Дарью.

Не могу винить ее. Некоторые девушки рождены управлять миром. До боли очевидно, что Дарья одна из них.

Дарья плюхнулась в кресло перед «Макбуком».

– Мы идем на вечеринку, Найт увидит Луну, выглядящую на миллион баксов, и бросит английскую девку.

– Это нехорошо, – подчеркнула я, разглаживая красное облегающее платье, которое дала мне Дарья и настояла на том, чтобы я его надела.

– О Маркс, а кто говорил, что надо быть хорошей? – Дарья посмотрела на меня с ужасом. – Какая посредственная цель в жизни.

Эйприл подняла два больших пальца вверх, кивая.

– Да, чувак, эта цыпочка твоя бывшая девушка. Ты не должен ее защищать. Почему вы двое расстались, кстати? Ты никогда не говорила.

– Расстались? – Дарья приподняла идеально выщипанную бровь.

Нет. Нет, нет, нет. Я абсолютно забыла, что сказала Эйприл эту маленькую ложь, чтобы скрыть тот факт, что когда я приехала в Аппалачский, то была в глубокой эмоциональной яме.

Дарья повернула голову в мою сторону, скривив пухлые губы. Я подумала над тем, чтобы показать Эйприл, что Дарья не знает. Дарья поняла бы. Она бы не сдала меня. Но лгать Эйприл тоже нехорошо. Сейчас она моя подруга.

– Мне жаль, – показала я, опустив плечи. Мне, и правда, было очень жаль.

Эйприл покачала головой.

– Все норм. Мы поговорим об этом, когда вернемся в универ. Ни пуха ни пера, Лу.

– Я постараюсь.

– О Лу. – Эйприл улыбнулась, когда я почти закрыла «Макбук». – Ты больше не та девушка, которую я встретила, когда приехала в Аппалачский. Ты намного сильнее. Убедись, что он тоже в курсе.

* * *

Пляжный домик, где Дарья устроила вечеринку, принадлежал одному из ее богатых друзей и располагался на пляже Хантингтон. Владельцами являются два архитектора, которые по полгода живут в Европе. Он выглядит как сложный аквариум. Полы и стены сделаны полностью из стекла. Вы можете видеть белый песок и спокойный океан прямо под ногами. Гостиная, огромная и наполовину пустая, располагается на белой палубе с кристальными перилами. Единственным доказательством того, что здесь жили люди, был второй этаж, которой я заметила, когда мы подъезжали на парковку. Там была расставлена какая-то мебель.