– Блин, – промямлил я. – Прости. Ты права. Два последних комментария дерьмовы. Я знаю, что ты не просила этого. Я просто ошеломлен тем, что мой отец оказался…

– Как ты смеешь так легкомысленно относиться к жизни, зная, что переживает Роза, – продолжила она, игнорируя мои извинения и подталкивая меня наверх, к набережной. – Даже если ты не заботишься о себе – как насчет других? Что если ты собьешь чьих-то родителей? Ранишь ребенка? Пожилую женщину? Кого угодно. Ты сидишь за рулем и подвергаешь риску не только себя, но и других.

– Дикси, я…

– Ты позоришь мужчин не за то, что так плохо говоришь о насильнике, а за то, что постоянно садишься за руль в нетрезвом виде.

Вау. Как она узнала об этом ?

– Как ты?…

– Ты сажаешь свою задницу ко мне в машину прямо сейчас, молодой человек, а заберешь свою машину завтра утром, после плотного завтрака и душа. Я понятно изъясняюсь?

Я пялился на нее без слов. Она звучит так скучно и поучительно, но так… правильно. Я отошел в сторону, позволяя ей пройти мимо меня.

Она осторожно направилась к своей арендованной машине, оглядываясь каждый раз, чтобы проверить, что я все еще здесь. Когда я обошел вокруг ее машины и сел на пассажирское сиденье, то мельком увидел приклеенную цитату на чехол телефона «Ты следуешь за Иисусом?» и покачал головой.

– Мне жаль, – сказал я, когда пристегнулся. – Я об отце. А не о том, что родился.

– Заткнись, Найт.

– Да, мадам.

* * *

Во время мыльной оперы с Дикси случились одновременно три вещи.

Первая – я снова перестал отвечать на ее телефонные звонки. Но я продолжаю отправлять ей сообщения о том, что я в порядке, хотя это неправда, но я не могу сталкиваться с ней.

Раньше она была надоедливым фоновым шумом. А сейчас она напоминание о моем темном, развратном существовании.

Вторая – началась школа. После того, что случилось в домике на дереве, Поппи наконец-то – наконец – то – поняла намек. Она держалась как можно дальше от меня, как будто я радиоактивен. Хотя, возможно, я и есть такой. Конечно, это создало дополнительные проблемы. В первое утро, когда я проходил мимо ее шкафчика, то заметил надпись, сделанную ярко-розовым баллончиком: БРОШЕННАЯ Н. ДЖ. К. Кто-то приклеил отфотошопленную фотографию из «Инстаграма», где на ее фоне разгорается пожар. Я сорвал ее до того, как она увидела бы это, но ходили слухи, что весь остаток дня она провела взаперти в туалете, по-видимому, выслушав достаточно дерьма.

Третья – маму выписали из больницы.

После школы я сразу направился домой. Я бросил рюкзак около двери, хорошо помыл руки (бактерии и мама несовместимы) и тихо пошел к ней в комнату. Обычно мы с Хантером посещаем тренажерный зал, но не сегодня. Я хочу лично убедиться, что с мамой все нормально. Вдруг это вдохновит меня провести весь день без бутылки, кто знает.

Ладно, кого я обманываю? Все утро.

Хорошо, час. Что-то около того.

Я открыл дверь и вошел в комнату, остановившись в проеме.

Дорогой Бог!

Я хороший мальчик. Я всегда покупаю карамельное печенье у девочек – скаутов, зная, что никому и в голову не придет брать это песочное дерьмо. Я объяснил Льву, что такое мастурбация, чтобы это не пришлось делать моему отцу. И я не убил Вона, хотя он коснулся Луны. За что ты ненавидишь меня? Что происходит?

Искренне не твой,

Н.  Дж. К.

– Что за хрень? – заорал отец, поворачивая голову в моем направлении. Он голожопый, и, я имею в виду, буквально – его задница прямо передо мной – он в кровати, с мамой под ним, а его лицо прямо… там. Я затряс головой.

– Пошел вон! – Папа схватил что-то с кровати и бросил в меня.

Я зажмурился.

Пожалуйста, Господи, если у тебя есть хоть капля совести, пусть это будет не фаллоимитатор и не вибратор.

Что-то резиновое и твердое упало на пол.

Реально, Бог? На самом деле?

– Дин! – отчитала его мама.

Я захлопнул дверь с такой силой, что она треснула по краям, и побежал к себе в комнату. Мой обед стоял прямо в горле, и я рад, что это не один из тех редких случаев, когда у меня не было похмелья или я не был пьян.

Чеееееерт.

Мне надо поговорить с кем-то. С кем? Вон и Хантер будут насмехаться надо мной до самой смерти и даже после. У всех друзей было психическое состояние газировки ЛаКруа. Я вдруг отправил сообщение Луне, сознательно игнорируя тот факт, что она не ответила мне на триллион сообщений. Не знаю, что заставило ее измениться, но я очень усердно работал, прежде чем засунуть в нее свои пальцы, а потом притвориться, что ничего не произошло, так что у нее есть множество причин для выбора.

Найт: Я только что кое-что видел.

Найт: Ты не можешь проигнорировать это.

Найт: Я поймал отца отлизывающим матери.

Найт: Я не могу развидеть это, Лунный свет. Это отпечаталось у меня на сетчатке. Навсегда.

Найт: Ответь мне, во имя всего святого. Серьезно? Мы просто валяли дурака. Ничего не поменялось. Ты все еще моя лучшая подруга.

И моя единственная любовь.

И причина, по которой я просыпаюсь каждое утро, вместо того чтобы сдаться.

Я должен удержать ее в своей жизни, даже ценой того, что сделает ее невыносимой.

Пусть у нее будет ДЕБИЛЬНЫЙ ДЖОШ.

Я все равно буду рядом.

Ждать. Тосковать. Наблюдать, как время тянется между нами, как бесконечный океан.

Я бросил телефон на кровать, чтобы он утонул в черном атласе, а затем плюхнулся рядом. Я потер глаза, будто смог бы стереть из памяти отца, делающего то, что он делал с мамой.

Дядя Вишес однажды пошутил, сказав, что жизнь не так уж проста. Теперь я понимаю, что он имеет в виду. Жизнь ощущается как цепь бедствий, связанных вместе. То, что помогает мне проходить через это, так это воспоминания об известных людях, которые прошли через ужасное дерьмо и все еще были живы. Это немного жутко, но помогает. Хоакин Феникс наблюдал, как умирает его брат и звонил в 911. У Киану Ривза родился мертвый ребенок, а восемнадцать месяцев спустя он потерял любовь всей жизни. Опра Уинфри забеременела в четырнадцать лет, после изнасилования и сексуального абьюза. Шарлиз Терон видела, как ее мать выстрелила в ее отца в целях самозащиты.

Все эти люди все еще живы. Смеются. Дышат. Женятся. Заводят детей. Идут дальше.

Чисто теоретически я тоже мог бы.

– Привет.

Тоненький голос вырвал меня из мыслей. Я сел на кровати. Мама. На ней зеленый комбинезон, завязанный на тонкой талии. Ее лицо румяное и молодое. Даже здоровое. Счастливое. Как Луна после того, как я подарил ей оргазм.

Заметка: Никогда не ставь в одно предложение маму и оргазм. Даже мысленно.

– Йоу.

– Ты рано.

– А ты была занята. – Я положил голову на колени, и не важно, что это так по-женски, и посмотрел в потолок.

Она рассмеялась, отталкиваясь от дверной рамы и садясь на кровать рядом со мной. Ее ноги придвинулись к моим. Она толкнула меня. Мне стоило немалых усилий не закатить глаза, как гребаная Кардашьян.

– Как насчет того, чтобы не разговаривать об этом? – Я почти умолял.

Был ли я выше этого на данном этапе?

– Успокойся. Я уверена, что ты знаешь все о пестиках и тычинках.

– Да. Ну, давай поговорим об этом.

– Секс – это естественно.

– Не, ибо меня учила этому Адриана Чечик.

– Адриана Чечик это порнозвезда? – В маминых глазах промелькнуло веселье.

– Нет, астроном. Не делай из себя скромницу.

Она засмеялась, взъерошив мои волосы.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не мне ли следует это у тебя спрашивать? – Я поднял бровь.

– Я чувствую себя прекрасно, – хихикнула она. – А ты? Как мой сын?

– Нормально, – проворчал я.

Я выпиваю как минимум бутылку в день после того, как уехала Луна, ну а так нормально.

– Отлично, отлично, отлично.

Я не могу даже дышать, когда думаю о жизни без тебя.

Но сорваться на нее было бы хреново. Не могло быть и речи, чтобы поговорить об этом с папой. Нам обоим надо остыть. Он трахал мою маму. С игрушками. Не круто.

Она взяла мое лицо в руки и подняла голову. Наши взгляды встретились.

– Найт Джеймсон Коул, ты возвел высокие и толстые стены, но я вижу через них. Расскажи, что беспокоит тебя. Это не может быть мое здоровье, так как я здесь и чувствую себя лучше. Это о сероглазой девушке, которая недавно улетела на другой конец страны?

Она взялась за воротник рубашки и притянула меня к себе, положив голову на колени, проведя нежными, бледными пальцами по моим волосам. По телу побежали мурашки. Она делала так каждый раз в детстве, когда я устраивал истерики. Это успокаивало меня.

– Поговори с мамочкой, милый, – прошептала она.

Мои слова полились словно кислота, как цунами из признаний. Я рассказал ей все: о том, что случилось в приюте для собак. О поцелуе с Поппи перед Луной. О Луне, целующей Дарью передо мной. О ночи, когда я пробрался к Луне в комнату (опустив сексуальную часть – просто потому что мой ужин испорчен, не значит, что маме теперь не следует есть десятилетие) и о том, как я пытался забыть ее. Как я пригласил Поппи в домик на дереве, чтобы сравнять счет с Луной.

– Может, она видела тебя. – Мама поджала губы.

Я хмурился в стену перед собой, выкрашенную в черный цвет, с логотипом рейдеров.

– Навряд ли.

– Почему это? – настояла мама.

– Потому что Луна взбесилась бы.