Ой-ой. Она даже не отругала меня за ругань на папу. Не очень хороший знак.

Найт: Скажите, к чему мне готовиться.

Эмилия: К реальности.

Ненавижу всех. Кроме Луны, может быть, но я не могу поговорить с ней, пока не получу больше информации. В Северной Каролине середина ночи, а у нее завтра пары.

Когда такси подъехало к больнице, я выскочил из машины, ксанакс и алкоголь уже в моей крови. Я решил, что было не очень хорошей идеей чередовать алкоголь с ополаскивателем, когда меня чуть не вырвало на стойке регистрации, когда я просился в палату к маме.

Дежурная направила меня в конец коридора. Когда я покачивающейся походкой направился туда, у меня в кармане завибрировал телефон. Я достал его в надежде, что у Луны появилось предчувствие.

Отбой, это Дикси. Я перевел звонок на голосовую почту и отправил сообщение: все хорошо, потом поговорим.

Папа стоял в коридоре и выглядел как кусок высохшего тоста – объеденный по краям, полностью выгоревший внутри. В ту минуту, когда он увидел меня, вместо того, чтобы обнять или сказать, что рад, что я вернулся, или спросить, я не знаю… какого черта я делаю, он нахмурился и указал на меня пальцем.

– Ты.

– Я. – я сделал вид, что зевнул, когда прошел мимо него.

Это была большая ошибка. Огромная. Теперь он чувствует запах ополаскивателя для рта. А он не настолько тупой, чтобы подумать, что я заботился о своих зубах все выходные.

– Прекрасный жест, сын. Показываться здесь, воняя алкоголем, когда твоя мама госпитализирована.

– Спасибо, чувак. Я ценю, что ты держишь меня в курсе того, что черт побери происходит с мамой. – Я упал в синее кресло около ее палаты.

Хотя он прав. Ей не надо быть здоровой, чтобы понять, что я выгляжу как дерьмо и пахну ненамного лучше.

– Где Лев?

– У Рексротов.

– А почему не у тети Эм?

– Она едет сюда.

– Смотри, я не очень пьян. Могу я увидеть маму? – Я устало потер лицо, закрывая глаза.

– Нет, – отрезал он, ударяя по стене и смотря вниз, на свои туфли.

Она спит. Я сложил руки, чтобы устроиться поудобнее и поспать. В больнице мама может спать часами. Дерьмо, которые в нее вкалывают вместе со стероидами, вызывает внезапные всплески энергии, а потом сонливость на весь день.

Я закрыл глаза, мысленно напоминая себе не забыть позвонить Вону, чтобы он подбросил меня в школу завтра утром, когда вдруг папа ударил меня по голени. Я резко открыл глаза.

– Просыпайся. – Он схватил меня за воротник рубашки, поднимая на ноги.

Внезапно мы оказались лицом к лицу. Я сузил глаза. Он никогда не касался меня физически. Мое сердце стучало в груди.

– Да в чем проблема?

– Ты – моя проблема! – прошипел он сквозь зубы. – Твое отношение – моя проблема. Твой эгоизм, просто собраться и… и… уехать к девушке , – он выплюнул последнее слово, когда у него перехватило дыхание, и он вскинул руки в воздух, отшвырнув меня. – Знаешь, в чем моя проблема? Моя проблема в том, что твоя мама не в порядке, а ты здесь, пьяный и накуренный вусмерть, думаешь, что мы не знаем. Думаешь, что нам все равно. Когда я пытаюсь погасить очередной пожар в своей жизни. А весь мой дом в огне, Найт, – взорвался отец, его голос отразился от стен.

Весь коридор затрясся от его грозного тона. Медсестры и пациенты выглянули из полуоткрытых дверей, выпучив глаза, а два медбрата покинули пост и направились в нашу сторону.

– Почему бы тебе не пойти дальше и не сказать все? – Я саркастически улыбнулся, разводя руки в стороны. – Ты желаешь, чтобы вы никогда не усыновляли меня. На одну дерьмовую проблему было бы меньше, так? Но вы знали, что это должно было случиться. Она тоже. Ты знал, что мы когда-нибудь окажемся здесь, и все равно мы есть у вас.

Тупой, пьяный Найт вырвался наружу. Ненавижу свое пьяное альтер эго. Оно не имеет фильтров.

Что я несу? Зачем я это говорю? Потому что какая-то часть меня верит в это. Моя мама знала, что умрет молодой. И все равно усыновила меня. И родила Льва. Его имя означает «сердце» на иврите, но ей нужны легкие. Именно они подвели ее. А наши сердца разбиты.

– Вы обрекли меня на это, – обвинил я. – Вы дали мне временную семью.

– Экстренное сообщение, Найт. Жизнь – временная. Твоя мама могла бы быть полностью здоровой, но ее мог бы сбить грузовик десять лет назад. Просто то, что ты принимаешь жизнь как должное, не означает, что так оно и есть.

– О'кей, Опра. Верь в это дерьмо, чтобы успокоить себя. – Засмеялся я, разворачиваясь и направляясь к ближайшей двери, пока мы оба не взорвались.

По тому, как лицо моего отца превратилось из злого в шокированное, я понял, что моих дипломатических навыков не хватило. Медсестры похлопали нас по плечам, провожая вниз по коридору.

– Эмоции взяли верх, джентльмены. Мы понимаем это, но вам надо выйти наружу. Подышать свежим воздухом. Успокоиться. Мы сообщим вам, если что-то изменится.

Что-то изменится? Что они имеют в виду под изменениями? Мои ноги сами понесли меня на балкон первого этажа больницы. Мы с отцом стояли снаружи, игнорируя дождь. Он качал головой и смотрел на черное небо, позволяя дождю омывать его лицо. Он закрыл глаза и провел рукой по волосам, и клок оказался между его пальцами. Господи.

– Ты придурок, что назвал Луну просто девушкой, – пробурчал я, доставая телефон из кармана.

Опять Дикси. Я скинул вызов.

Почему ты не можешь сдохнуть? Почему это должна быть Роза?

– Ты придурок, потому что судишь маму из-за вас с Львом, – ответил отец.

Мне интересно, что за хрень происходит, но не хочу спрашивать, потому что знаю, что он не ответит мне честно.

– Я собираюсь увидеть ее. – Прощупал почву, делая вид, что иду к двери. Он схватил меня за бицепс, отталкивая назад.

– Не смей, – предупредил он.

– Почему?

– Потому.

– Почему? – Я смерил его холодным взглядом.

Я устал быть сильным. Быть безразличным. Быть кем-то, кем я не являюсь.

Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

– Потому что она в коме.

Знаете, как иногда люди говорят, что весь их мир рухнул? Я никогда не понимал, что они имеют в виду до настоящего момента. Момента, когда все в моей жизни разбилось вдребезги, по одному кирпичику за раз. Я упал назад, моя спина ударилась о стену и скатилась вниз, пока не сел на влажную землю. Папа стоял передо мной с опущенной головой – как спущенный флаг. Я сразу понял, что это все не из-за того, что я пью или принимаю наркотики. Ни мама, ни папа не знали, в какие проблемы я вляпался в этом году.

Это из-за мамы.

– Как? – Как будто со стороны прозвучал мой голос.

– Они ввели ее в искусственную кому, потому что у нее последняя стадия кистозного фиброза.

– Когда?

– Чуть раньше сегодня.

– Почему ты не сказал мне? – Мой голос превратился в крик.

– Зачем? Чтобы ты летел и весь путь думал о ней? Как ее, умирающую, подключили к аппарату искусственной вентиляции?

– Умирающую? – Я понимаю, что звучу как придурок, но ничего не могу поделать.

Чего я ожидал? Что она быстренько выйдет из этого места? Что она на коляске сама поедет к парковочному месту? Слишком поздно для пересадки легких, слишком поздно для экспериментального лечения, слишком поздно для всего.

Папа кивнул. До меня дошло, что я нужен ему, как он нужен мне. Но я не могу. Я не могу думать нормально. Я не могу даже дышать. Я кивнул, встал и вернулся назад в больницу, хлопнув стеклянной дверью. Я слышу шаги отца позади себя.

Игнорируя пять пропущенных звонков от Дикси, я пишу Луне.

Найт: Моя мама в коме.

Ее ответ пришел через минуту.

Луна: Я еду.

* * *

Бутылка виски.

Еще две таблетки успокоительного.

И одну таблетку для концентрации внимания, просто потому что мне надо быть сосредоточенным в классе, (Видите? Какой ответственный.)

Это мое основное меню на понедельник, папа посадил меня в машину к Вону и настоял на том, чтобы я поехал в школу. Я поругался с ним из-за этого. Конечно. Что еще делают дети, когда их мать в коме?

– Именно это. – Отец захлопнул пассажирскую дверь прямо перед моим лицом, игнорируя Вона и Хантера на заднем сиденье. – Это искусственная кома. Ситуация под контролем. Покажись в классе, сделай все возможное, возвращайся сюда, и мы вместе навестим ее.

Я снова открыл рот, чтобы поспорить, но сразу же закрыл, когда Хантер позади меня сказал:

– Мы позаботимся о нем, сэр.

– Хантер… – Папа сжал глаза пальцами. – Без обид, но я не доверяю тебе в этом вопросе. К сожалению, у меня полно забот. Просто езжайте.

Всю дорогу Вон косо смотрел на меня своими ледяными глазами. Я понял, что все ужасно, даже когда он старался вести себя отлично. Чувак не жалел и не ходил вокруг да около. Он шел на таран и никогда не упускал возможности ударить тебя, пока ты летел вниз.

– Не думаю, что напиваться сейчас лучший вариант. – Он жевал жвачку.

– Не думаю, что я спрашивал твое долбаное мнение, – сорвался я, прислонился головой к окну и закрыл глаза.

Хантер глубоко вздохнул позади нас. Кто-то стучал внутри моей головы, прямо по глазам.

Я почти уверен, что это Дикси.

* * *

Хантер держит мою голову над унитазом в школьном туалете. Мое лицо влажное. Волосы спадают вниз по футболке Армани. Я знаю, что это Хантер, потому что я слышу его голос, но не могу заставить себя открыть глаза.

– Отвратно умирать на унитазе. Но этот ублюдок сейчас утонет прямо в толчке.

Следующим сказал Вон.

– Мне надо отдать заявление мистеру Асталису. Тебе придется самому разгребать здесь.