Он хочет, чтобы я был частью этого.

Второй мужчина в доме.

Я поднес рубашку к носу, закрывая глаза и глубоко вдыхая. Она пахнет мамой – свежей выпечкой, ванилью, цитрусовым шампунем и ее сладким, естественным запахом.

Дрожа, я сделал шаг назад, открыл дверь и вышел, крепко сжимая дверной косяк. Я остановился, когда почувствовал неровную поверхность под кончиками пальцев, и нахмурился, глядя в сторону.

На темном дереве, словно ключами от машины, были вырезаны слова, которые не давали мне напиться до смерти в последние шесть дней. Слова, которые я не смогу вынести, если не услышу их от Луны.

Или вместе, или никак.

* * * Роза

Однажды я спросила свою сестру, Эмилию, как оно ощущается.

Быть нормальной. Быть здоровой. Быть генетически правильной.

Она ответила: «Дни идут так, как ты и ожидаешь. Как разлетевшиеся страницы календаря. Ты строишь планы. Иногда ты забываешь о них. Иногда исполняешь. А иногда отменяешь. Но ты никогда не сомневаешься, что ты можешь исполнить их. Ты позволяешь вещам – обыденным, таким как пробки, или льющийся дождь, или грубость бесцеремонных людей – разрушить твой день, не понимая, насколько ценный этот день. Насколько уникальный. Что этот день больше никогда не повторится. Дни не похожи друг на друга. А потом ты оглядываешься назад, спустя годы, и удивляешься, куда же ушло время».

Когда она посмотрела на мое лицо, то быстро исправилась и добавила: «Но я выучила уже давно, что напоминание, что мы здесь не навсегда, что мы должны извлечь максимальную пользу из жизни, важнее всего. А выучила я это благодаря тебе».

Именно поэтому я решила усыновить своего прекрасного сына.

Привести в мир младшего сына.

Выйти замуж. Завести семью. Сильно полюбить. Отчаянно. Безотказно.

Именно поэтому я никогда ни в чем себе не отказывала. Не только потому, что жизнь слишком короткая, а потому, что я хочу, чтобы моя прекрасная семья тоже это поняла.

Много раз я задавалась вопросом, а не слишком ли я эгоистична, чтобы заводить семью.

Не самая ли бесчувственная вещь, разбивать Дину сердце и оставлять его? Не думаю. Глубоко в душе я знаю, что Дин был бы более несчастен, если бы я осталась жива и просто бросила бы его. Он был таким до того, как мы сошлись.

Лучше было бы Найту, если я не усыновила бы его? Что если его передавали бы из одной приемной семьи в другую? Что если бы он попал в семью, которая не смогла бы дать ему всего того, что он заслуживает? Я знала, что я буду лучшей матерью для него. А что, если бы Дикси каким-то образом оставила его себе, когда она была не готова, была не в том эмоциональном состоянии, чтобы заботиться о ребенке?

Что касается Леви – он очень приятный сюрприз. Я не ждала его, я не думала, что когда-нибудь смогу забеременеть. Но когда я узнала об этом, то уже не представляла своей жизни без него. Он самый ценный подарок и самый любимый.

У меня была жизнь, наполненная жизнью.

Красивая жизнь.

Я бы не лишила ее ни одной детали. Если бы я смогла сделать еще одну вещь, прежде чем я покину землю, то я бы дала – дала бы моим любимым совет, свою любовь и одобрение.

Сейчас я живу так, как и представляла у себя в голове, каждый день, когда я еще была маленькой девочкой и поняла, что не доживу до глубокой старости, что никогда не увижу свою полностью седую голову, глубокие морщины и не буду окружена чудесными внуками. Сорочка очень красивая, удобная, как у ангела. Я лежу на кровати, дрожа, но улыбаясь, и обнимаю сестру Эмилию.

Она встала с кровати, вытирая слезы.

– Кого ты хочешь увидеть первым?

– Леви.

Когда младший сын вошел в мою комнату, первым, что я заметила, было то, что он уже совсем не маленький. Конечно, я видела его каждый день, не считая той недели, которую я провела в коме. Но, кажется, он стал выше буквально за ночь. Теперь он долговязый, его челюсть становится более квадратной, глаза стали взрослее, более подозрительными и раскосыми. Однажды он превратится в прекрасного мужчину, и я отказываюсь расстраиваться из-за того, что никогда не узнаю, как он будет выглядеть. Или из-за вечного вопроса, будет он с Бейли или нет. Я не могу позволить своим мыслям отправиться по этому пути. Я должна удержать их на том, что важно. Я похлопала рядом с собой с улыбкой.

– К-как ты себя чувствуешь, мама? – Он смотрит на меня из-под опущенных ресниц.

У него великолепные ресницы. Как у меня. Я улыбаюсь тому факту, что собираюсь остаться на земле навсегда. Через него. Через Найта. Через мужа.

– Хорошо. А ты?

– Да. Хорошо.

– Врешь.

Он посмотрел вниз и слегка улыбнулся.

– Поплачь ради меня, Лев. Я хочу унести твою боль с собой.

Вот что мы делали в течение следующего получаса. Я просто держала его, пока он рыдал. Я попросила его понять, что даже после того, как я уйду, я продолжу его любить. Умоляю его не чувствовать предательство, которое обычно сопровождает потерю родителя, знать, что ни одна часть меня не хочет уходить и оставлять его, брата и отца. Что я жила, дышала и процветала, потому что они всегда были со мной. Что я боролась за каждый день, пока могла, потому что они стоят этой борьбы.

Когда Лев уже не мог плакать, то я тоже выбилась из сил и позволила ему просто полежать у меня на плече, игнорируя ноющую боль и ощущения от массы подключенных аппаратов.

После того как он поднялся и посмотрел на меня, то заметил, что все это время я не сводила глаз с него, и улыбнулся. Как будто ему нужно было доказательство того, что я люблю его. Что я забочусь.

– Кого ты хочешь увидеть следующим?

– Твоего брата, пожалуйста. – Я улыбнулась.

Лев кивнул.

Когда Найт вошел в комнату и закрыл за собой дверь, то я поманила его пальцем.

– Твое дыхание. Дай мне понюхать.

– Мама. – Он закатил глаза.

Он такой высокий. Такой прекрасный. Разбиватель сердец. А его сердце такое мягкое. Как и он сам. Я в восторге от того, насколько он хороший. Насколько чистый. Единственное, о чем я волнуюсь, это о его способности справляться с болью. Я не хочу, чтобы алкоголь или наркотики разрушили его. Я видела, что они делали с Дином, когда он был моложе. Душа Найта слишком драгоценная, слишком нежная, чтобы справиться с болью. Прямо как у его отца.

– Подойди. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что ты не откажешь своей умирающей матери ни в чем.

С тяжелым вздохом он подошел и поднес рот к моему носу. Я почувствовала мятную жвачку, а под ней холодный кофе. Я моментально поняла, что он трезвый.

– Спасибо, – широко улыбнулась я.

Вместо того, чтобы отодвинуться, он прижался губами к кончику моего носа и поцеловал.

– Как ты, мама?

– Лучше, чем выгляжу.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Ты мне просто льстишь.

Он отодвинулся, одаряя меня насмешливым взглядом.

– Слова «лесть» нет в моем словарном запасе.

– Может, потому, что из страницы в словаре, где оно было написано, ты куришь дурь? Как твоя девушка? – Я попыталась ткнуть его локтем в ребра, чтобы он присел рядом со мной.

Тень пробежала по его лицу, и я поняла, что что-то произошло.

– Она бросила меня.

– Она? – спросила я радостно.

Луна, Луна. Спасибо, Луна.

Он кивнул, насмешливо глядя на меня, а затем покачал головой.

– Это глупо. Это не то, о чем мы должны разговаривать прямо сейчас.

– А о чем мы должны разговаривать прямо сейчас? – Я игриво приподняла бровь. Не хочу, чтобы все проходило грустно и тяжело.

Он посмотрел из окна, качая головой.

– Не знаю. О тебе?

– Мы знаем обо мне все, что можно. Я самый неинтересный предмет в этом доме, а еще самый депрессивный.

– Как ты можешь быть такой спокойной? – Он почесал подбородок, который покрывала светло-коричневая щетина.

– Во-первых, не без труда, поверь. – Подмигнула я. – А во-вторых, я доверяю своим планам насчет вас троих. Просто мне надо, чтобы ты пообещал мне маленькую вещь.

– Хорошо. – Он выпрямился и посмотрел на меня с любопытством.

Я положила свои руки на его.

– Ты перестал пить.

– Да.

– Ты перестал принимать таблетки.

– Это так.

– И ты ходишь к психологу, которого папа нашел для тебя?

– Как часовой, – отчитался он.

– Она никогда не будет твоей, если ты снова пойдешь не по тому пути.

– Я знаю. – Его голос надломился. – Я знаю это, мама. Я знаю.

– Пообещай мне тогда.

– Я обещаю. Никакой зависимости. Никакого алкоголя. Я даже не буду принимать парацетамол, когда заболею в следующий раз.

Тишина. Я должна подойти к этому осторожно. Не хочу, чтобы он начал подозревать что-то, чтобы эта часть разговора запятнала то, что мы обсудили до этого. Я знаю, что он простит меня со временем. Но не сейчас. Я не могу обременять его еще большим гневом и разочарованием, пока дышу.

– Можно я дам тебе еще один совет?

– Конечно, мама.

– Ты держишь обиду на каких-то людей? Отбрось ее. Они не стоят твоей злости. Она тянет тебя вниз, как якорь, туда, где ты не должен быть.

– Можешь уточнить?

– Нет, не могу. Но скажу тебе кое-что напоследок.

– Хорошо.

Я взяла его за руку и поднесла к губам. Улыбаясь сквозь слезы.

– У родителей не должно быть любимчиков, – начала я.

Я знаю, что мое признание не покинет стен этой комнаты. Найт любит Льва, несмотря ни на что. Он прекрасный брат, который помог всей футбольной команде Льва. Он прикрывал Льва сотни раз, когда тот пробирался к Бейли домой. И наоборот.

– Но у меня есть, Найт. У меня есть любимчик. Я люблю тебя так сильно, что иногда просыпаюсь среди ночи и задумываюсь, а не из-за тебя ли я еще живу на этом свете. Когда боль настолько сильная. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя лишенным чего-то.