Л. Шэн - Сломленный рыцарь

– А я никогда и не чувствовал. – Он спокойно улыбнулся и взял мое лицо в руки, глядя прямо в глаза. – Я никогда не чувствовал, что я не принадлежу вам. Ни на секунду. Я всегда знал, что ты мой дом. Я просто переживаю, что будет со мной, когда я лишусь дома.

– Ты никогда не лишишься его, мой дорогой мальчик. У тебя всегда будет дом. Я всегда буду с тобой, даже после моего последнего вздоха. Помни об этом, мой любимый. Солнце снова взойдет завтра. Оно всегда это делает. И не смей прожить хотя бы один день, не греясь в его лучах. Если ты любишь меня по-настоящему, если ты уважаешь мой выбор. Ты проснешься завтра утром. Ты будешь оплакивать мой уход. Но потом ты улыбнешься. Ты засмеешься. Ты будешь жить. Ты пройдешь через все и исполнишь все свои мечты. Ты вернешь эту девочку назад, потому что она любит тебя, а ты любишь ее. Я слежу за вами с детства – вы рождены друг для друга. Вы подарите мне прекрасных внуков, за которыми я буду наблюдать с небес. И в каждом летнем дожде ты узнаешь меня, услышишь мое «я люблю тебя».

– Мама. Мама. Мама. – Он положил голову мне на грудь, крепко сжимая в объятиях. – Я не готов отпустить тебя.

– Иди и спаси свою принцессу, любимый. – Я поцеловала его в лоб. – Она ждет тебя. Кроме того, именно это и должны делать рыцари.

* * *

Когда мой муж вошел в комнату, я разрыдалась.

Я устала быть сильной. Сильной ради Эмилии. Ради Льва. Найта. Я знаю, что Дин не менее расстроен, чем они, но есть одна отличительная черта: он всегда был моим защитником. Он всегда прикрывал меня. Я всегда с вдохновением наблюдала за тем, как он боролся с врачами, искал специалистов по всему миру и переворачивал каждый камень, проверяя каждый угол, пока мы не исчерпали все возможности в борьбе с моей болезнью.

Сейчас я в его руках. Лежу на его груди. Рыдаю в черную футболку мужа, сжимая воротник, позволяя стонам вырываться из груди. Правда в том, что я напугана и растеряна. В какой-то момент я стараюсь быть спокойной и рассудительной – даже логичной. Я не собиралась что-либо чувствовать. Я собиралась просто прекратить существование. Как любой другой человек на этой планете. Мертвая, живая или приговоренная жить. Проще не бывает. Но в другую секунду я паникую, борюсь за каждый вздох. Комната сжимается вокруг меня. Я заключена внутри собственного тела, из которого хочу выскочить, задышать и убежать. От кистозного фиброза.

– Я боюсь, – прокричала я в грудь Дину. Потому что так и есть. Господи, как я боюсь.

Он погладил меня по волосам и поцеловал в макушку.

– Не бойся, моя любовь. Я обещаю, что присмотрю за тобой, даже если ты будешь там, а я здесь. Я обещаю, что это не конец. Я обещаю найти тебя в раю. А если мне суждено будет пойти другим путем, то, я уверяю тебя, я подкуплю кого-нибудь, чтобы мы стали соседями в аду.

Я с облегчением засмеялась, качая головой.

Он отстранился, показывая смелую, прекрасную улыбку – с ровными, белыми зубами. И опять крепко обнял меня.

– Ты не избавишься от меня, миссис Леблан-Коул, я обещаю, что воспитаю из наших детей достойных мужчин, с большими семьями. Они будут счастливы и здоровы. Даже если это будет последнее, что я сделаю, я даю тебе слово. Я обещаю приходить к тебе каждый месяц, двенадцать раз в году, показывать тебе фотографии, писать письма и держать тебя в курсе.

– Одного раза в год достаточно, – улыбнулась я. – Но если ты дашь слабину, то я буду преследовать тебя, где бы ты ни был.

– Один раз в месяц, – сказал он, качая головой. – Нам нужно свидание раз в месяц, чтобы поддерживать пламя и все такое. – Он подмигнул.

Это напомнило мне кое о чем, что я должна сказать ему, хотя знаю, что он не захочет слышать, особенно сейчас.

Я положила руку ему на грудь.

– Любовь моя?

– Да, малышка Леблан.

– Можешь пообещать мне кое-что?

– Все, что угодно.

– Я знаю, что я любовь всей твоей жизни. И я чувствую себя очень уверенной на этой позиции. Никто не сможет сместить меня с нее. Я подарила тебе двух прекрасных сыновей. Я показала тебе, что жизнь стоит того, чтобы жить. Я помогла тебе преодолеть твои зависимости. Никто и никогда не сможет заменить меня…

– Так, не проси этого, – перебил меня мой муж, холодное раздражение появилось в его голосе.

Я почувствовала, как грудь становится тверже под моими пальцами.

– И еще… – я повысила голос. – Я запрещаю тебе проводить остаток жизни в жалости и одиночестве. Я отказываюсь брать на себя за это ответственность. Ты молодой, красивый и привлекательный. Тебе нужен кто-то, кто будет помогать с мальчиками. Ты найдешь кого-то. Пообещай мне.

– Нет.

– Дин.

– Прости. Я не могу пообещать тебе, что пущу кого-то в свою жизнь. У меня в сердце нет больше места. Там только ты и дети. И то, что ты собираешься покинуть меня, не означает, что ты покинешь и сердце. – Он ударил кулаком себе в грудь. – Ты думаешь, я не знал, что это случится? – Он указал между нами, голос его стал твердым. – Я знал. Я знал, что это случится. И все равно боролся за возможность быть с тобой. Я смирился с этим, малышка Леблан.

– У меня есть план, – прошептала я, но он поцеловал меня на середине предложения, убирая прядь волос с глаз. Наши лица так близко, очень легко запомнить каждую черту его красивого лица. На какой-то момент мы просто дышали друг другом, так же мы делали, когда только встретились.

– Окажешь мне честь?

– Все, что угодно, – снова сказал он, хотя знаю, что в этом нет необходимости.

– Позволишь мне умереть в твоих руках, только я и ты?

Он лег ко мне в кровать и устроился рядом со мной, прижимая и обнимая меня. Мы смотрели на дверь. Дышали. Ждали. Размышляли.

Он поцеловал меня в ухо, проводя нить из поцелуев вниз к шее.

– Или вместе, или никак, – прошептал он.

– Вместе. – Я закрыла глаза с улыбкой. – Всегда вместе.

Дин

– Поговорим о неловкости. – Я расстегнул свой пиджак от Армани и откинул его назад, чтобы занять место на скамье с видом на открытый гроб моей жены.

Сперва я все ждал, когда она отругает меня за то, что я ругаюсь, а потом реальность обрушилась на меня.

Найт отодвинулся от Льва, освобождая для меня место между ними. Он смотрел в одну точку, не клюнув на приманку.

– Мы одинаково одеты, – объяснил я, сопротивляясь желанию вбить последний гвоздь в мой гроб равнодушия, и сжал его плечо.

А одеты мы были в черные прямые брюки, черные лоферы и черную рубашку, дополненную пиджаком, который так нравился Розе. Обычный наряд для похорон, особенно собственной жены, но мне надо разбить лед в отношениях с сыном.

Я отбрасываю негативные мысли о том, как он все это перенес. Я был слишком поглощен комой Розы, пытаясь выкарабкаться по остаткам здравомыслия. И, когда я, наконец, поговорил с ним, это заставило его пойти к психологу по поводу его зависимости. Ему нужен кто-то больший, чем начальник. Ему нужен отец.

Найт смотрел вперед на тщательно продуманный гроб из нержавеющей стали, выражение его лица такое же плоское и мертвое, как и у Вона. Это не мой сын. Мой сын выразительный, живой ублюдок с чувством юмора и шармом. Он был совсем не похож на своего угрюмого лучшего друга.

– Опустошен, – наконец, сказал он, когда понял, что я не собираюсь сводить с него взгляд, пока он не ответит.

– Как и должно быть, – пробурчал я.

– Да, черт побери.

– За языком следи, – ответил я.

– Пожалуйста, Дин. Ты бранишься чаще всех остальных.

Дин.

Он назвал меня Дином.

– Не могу поверить, что вы сейчас разговариваете о костюмах, – выпалил Лев, сжимая руки, словно пытаясь избавиться от собственной плоти.

Он не смотрел на гроб. Только на руки. Я не могу винить его в этом.

– Мы не говорим о костюмах, – сказали мы с Найтом вместе, что заставило нас посмотреть друг на друга.

Мы смотрели друг на друга в последний раз, только когда я лежал на Розе несколько недель назад.

Осознание пробралось мне под кожу.

Я не разговаривал со своим старшим сыном несколько месяцев.

Я был слишком занят скорбью по своей жене, которая тогда еще даже не умерла, оплакивая ее потерю вместо того, чтобы наслаждаться ее присутствием, наслаждаться полной семьей, пока была возможность.

Роза. Роза. Роза.

Я осмотрел две скамьи, на которых сидели наши друзья. Моя супруга сделала последний вдох в моих руках спустя три дня после того, как ее вывели из искусственной комы. Моя смелая Роза держалась за жизнь дольше, чем предсказывали врачи, потому что она хотела лично попрощаться с каждым из нас. Я эгоистично надеялся, что она заснет, что ее тяжелое дыхание станет неглубоким, а потом вовсе исчезнет. Но она не спала, все еще сжимая мою руку со всей силой, которая у нее была. Ее последние слова навсегда останутся вырезанными на моем сердце.

– Солнце снова взойдет завтра, любовь моя. Я знаю.

– Потому что оно должно? – спросил я ее.

– Потому что это было первым, что показала мне Луна. Когда я заплетала ей косички шестнадцать лет назад и спросила, грустит ли она по своей маме. Она показала мне, что это не важно. Солнце всегда увидит ее на следующий день. И знаешь что? Так и есть. Она умная девочка.

– Это точно, – сказал я.

– Спасибо. – Моя жена улыбнулась мне. – За жизнь.

– Спасибо тебе, – ответил я. – За то, что сделала меня достойным ее.

Я пообещал ей быть сильным, и я собираюсь им быть.

Ради нее.

Ради меня.

Ради них.

Больше никакого дерьмового папы. Я слишком долго вращался в своей маленькой вселенной имени Розы.