— Ну что ж, по крайней мере, мне удалось заключить контракт на книгу о восковых цветах. А ты должен представить Обществу научную статью о лилиях, с помощью которой можно привлечь новых подписчиков на твои труды. Но тебе еще предстоит написать ее, а мне – закончить иллюстрации к ней.

 — Я попрошу мистера Тримбла написать эту статью. Не исключено, он сможет закончить и иллюстрации. А если он еще и напишет об изготовлении цветов из воска…

 — Написать книгу не так-то легко.

 — Поскольку никто из вас не представляет, как делать цветы из воска, то я не вижу особой разницы в том, кто будет писать ее – ты или он.

 — Но ведь нужно сделать еще так много, и…

 — Вот теперь он и займется всеми этими делами вместо тебя.

 — Но я помогала тебе на протяжении многих лет, а его ты встретил только что. Он даже не знает, как правильно надо засушивать образцы!

 — Он – славный молодой человек, и я уверен, что он научится.

 — Но ты же не можешь всерьез полагать, что он будет расшифровывать твои записи. – У отца был отвратительный почерк, но, кроме того, если мистер Тримбл все-таки возьмется за это, то вскоре узнает мою тайну.

 — Полагаю, мне придется делать это самому. А вот насколько трудно все остальное? Если ты могла заниматься всеми этими делами столько лет, то…

 От изумления у меня отвисла челюсть. Даже теперь, по прошествии восьми лет, если бы я не проявляла крайней осторожности и прилежания, то выстроенный мною окружающий мир неизбежно обрушился бы нам на головы.

 — Если ты действительно так полагаешь, то мне начинает казаться, будто ты готов с радостью избавиться от меня.

 Он получит по заслугам, если мистер Тримбл все испортит. Так ему и надо.

 — Адмирал говорит, что большинство девушек в твоем возрасте давно обручены, если уже не замужем. Честное слово, я как-то упустил из виду, что ты уже совсем взрослая. Не представляю… – Он тяжело вздохнул. – Мне следовало отпустить тебя много лет назад. – Он вперил в меня пронзительный взгляд. – И когда ты успела повзрослеть? И почему я не заметил этого раньше?

 Он многого не замечал после смерти матери, причем на протяжении долгого времени. Но какой смысл ворошить прошлое и унижать его напоминанием о перенесенных страданиях? Я отвела в сторону очередную ветку и помогла отцу перебраться через упавшее дерево.

 — Ты уверен, что готов предпочесть его мне?

 — Разумеется, уверен. Можешь считать себя свободной от любых обязательств. И не обращай на нас внимания.

 Не обращать внимания? Что ж, так тому и быть. Я оставлю их без присмотра на некоторое время. А потом, когда первый же счет останется неоплаченным, когда образцы, собранные его корреспондентами, перестанут приходить, когда ведро на лестнице переполнится, отцу не потребуется много времени, чтобы указать мистеру Тримблу на дверь и смиренно попросить меня вернуться.


* * *

 Мы нашли несколько хороших экземпляров зонтичной сныти обыкновенной[15] и ржавого тысячелистника и немного погодя, когда солнце уже взошло, а по дороге вовсю пылили повозки и тачки, направились обратно домой. Свернув на нашу тропинку, отец вдруг остановился и ткнул своей тростью куда-то вверх.

 — Как, по-твоему, что он там делает?

 — Где? – Проследив за направлением его палки, я с изумлением увидела мистера Тримбла, сидящего на коньке крыши. – Понятия не имею.

 Отец приложил ладонь ковшиком ко рту и окликнул молодого человека.

 Мистер Тримбл выпрямился и помахал нам рукой в ответ, но заговорил, лишь когда мы подошли поближе.

 — Полагаю, что обнаружил то место, где крыша протекает.

 — Вы обнаружили что? – Отец перевел взгляд на меня, недоуменно нахмурившись.

 — Место, где крыша протекает. Вода попадает вниз, на лестницу, где у нас сгнила ступенька.

 — Ах, вот оно что! В таком случае продолжайте. – Отец постучал ногами о стойку крыльца, оббивая грязь с башмаков, после чего прошел в дом.

 Сверху до меня донесся голос мистера Тримбла:

 — Мисс Уитерсби?

 Я вернулась во двор, чтобы лучше видеть его.

 — Вот вы где! Вы случайно не знаете, у вас есть в хозяйстве молоток? Вы не могли бы попросить мальчишку-слугу принести его?

 — У нас нет слуг. – У нас есть я.

 — Тогда, быть может, вы сами скажете, не найдется ли у вас молотка?

 — Понятия не имею.

 — Ваша крыша изрядно прогнила, хотя кто-то подставил ведра на чердаке в тех местах, где течет, по-видимому, сильнее всего.

 Это была я. И сделала это сразу же, как только мы переехали сюда. А дыра в крыше действительно была преогромной.

 — И что же, нам понадобятся еще ведра? Вы это хотите сказать?

 — Нет. Я хочу сказать, почему бы вам не починить крышу?

 — Мне? Полагаю, для этого мне понадобятся доски и много гвоздей, мистер Тримбл. – А поскольку их у меня не было, то я прекрасно обходилась ведрами. Покачав головой, я соскребла грязь с башмаков и вошла в дом.

 Вскоре появился и мистер Тримбл. Но он, должно быть, вошел через окно на верхнем этаже, поскольку передняя дверь оставалась закрытой.

 — Нет, все-таки дыру в крыше необходимо заделать.

 Отец, просматривавший мои иллюстрации, оторвался от них и поднял голову:

 — Вы так полагаете? А мне казалось, что ведра неплохо справляются со своей задачей.

 — Если ее не заделать, станет только хуже.

 Но отец уже вновь уткнулся в иллюстрации.

 — Наверное, вы правы…

 — Как правило, такие вещи нужно ремонтировать сразу. К тому же, никто не знает, когда пойдет дождь. Пожалуй, будет лучше починить крышу прямо сегодня.

 Постороннему наблюдателю могло бы показаться, будто это отец нанялся в помощники к мистеру Тримблу. Интересно, все овцеводы такие настырные?

 Но отец уже согласно кивал головой:

 — Разумеется, вы правы. Поступайте, как считаете нужным.

 — Тогда… Пойду посмотрю, нет ли у вас где-нибудь молотка.

 Вскоре после того, как мистер Тримбл удалился, с крыши донесся стук. Прошло еще немного времени, и он переместился на лестницу.

 Отложив в сторону краски, я отправилась на его поиски.

 — Вы не могли бы перестать стучать?

 Он опустил молоток и взглянул на меня.

 — Я меняю прогнившую ступеньку.

 — А не могли бы вы делать это потише?

 — Нет. Боюсь, пользуясь молотком, невозможно не стучать им.

 Я вернулась к своим иллюстрациям, твердо вознамерившись не обращать более на него внимания. При этом я старательно вспоминала все, чем поделилась с ним относительно своих изысканий и надежд на публикацию статей и докладов. Одно дело – воспользоваться перепиской, чтобы поверять кому-либо свои сокровенные надежды и ожидания, точно зная, что никогда не встретишься с этим человеком лицом к лицу. И совсем другое – поселить его в собственном доме.


* * *

 После полудня мистер Тримбл с большой помпой сгрузил у моих ног несколько ведер, составленных горкой.

 Я отпихнула их ногой в сторону, заканчивая раскрашивать лепесток.

 — Что это значит?

 — Это – ваши ведра. Они больше не нужны ни на чердаке, ни на лестнице, поэтому я возвращаю их вам. Я починил крышу, и теперь она не протекает.

 Я поблагодарила его, и тут с другого конца комнаты его окликнул отец:

 — Вы сказали, что починили крышу?

 — Да. Это было очень…

 — В таком случае идите сюда. У нас еще есть время, чтобы обсудить ту статью о лилиях, которую я должен написать.

 Пока они совещались, я услышала, как миссис Харви с грохотом водрузила наш ужин на стол в столовой. Я бы предпочла, чтобы она предупреждала нас об этом заранее, и тогда мы бы успевали расчистить ей место. Войдя в столовую, я переставила угощение на пол, собрала листы с образцами и сложила их стопкой поверх тех, что уже сушились на буфете. После этого я достала с полки оставшиеся от матери фарфоровые тарелки и расставила их на столе, выбрав себе ту, что была украшена цветами клубники и лютиками. Вот только перед ней опять уселся мистер Тримбл.

 Нахмурившись, я поменяла свои лютики на его тюльпаны.

 — Осторожнее! Смотрите под ноги!

 Похоже, он был ошарашен, обнаружив сервировочную миску рядом со своим стулом, однако поднял ее с пола вместо меня и водрузил на стол.

 Мы сели ужинать все вместе, втроем. Отец благословил угощение. Я взяла ломтик сухого печенья и обмакнула его в чай.

 Мистер Тримбл последовал моему примеру и осторожно надкусил краешек:

 — Это кушанье чрезвычайно похоже на то, которое миссис… Как, вы сказали, зовут вашу кухарку?

 — Харви.

 — …Харви подавала нам давеча вечером.

 — Ее стряпня не отличается разнообразием – это правда, – но я всегда полагала, что моряки не придают особого значения тому, что едят.

 — Не иметь выбора и не придавать значения – далеко не одно и то же.

 При некотором размышлении я вынуждена была признать его правоту. Обмакнув печенье в чай, я сообщила ему:

 — Зато на Рождество она готовит нам жаркое. – Во всяком случае, так было на прошлое Рождество.

 Несколько минут мы ели в молчании, которое нарушил отец:

 — Ты должна передать все свои записи по Ranunculaceae[16] этому молодому человеку, Шарлотта.

 — Почему?

 — Чтобы он мог завершить твое исследование и написать об этом статью.

 Но ведь это была моя работа и моя забота. И она была ею на протяжении почти целого года. А если он прочтет мои записи, то узнает почерк!

 — А почему ее не могу закончить я?

 — Потому что ты скоро выйдешь замуж. Ты вложила в это исследование столько труда, что было бы сущим несчастьем допустить, чтобы твои усилия пошли прахом.