Она допускала, что раньше в его жизни было много женщин — едва ли ему удалось бы получить столь обширный опыт общения с противоположным полом без практики. Но ей всегда казалось, что то были дамы полусвета, которые остались в прошлом и не станут омрачать собой его нынешнюю жизнь. Леди Уолфорд, напротив, принадлежала к высшему обществу и, несомненно, являлась для Хейзелмера частью его настоящего.

Из дальнейшей болтовни графа Доротея не услышала ни единого слова. Незадолго до окончания вальса она заметила, что Сесилия, весело сверкая глазами, танцует с Фэншоу. Значит, они помирились. Когда его светлость повернул голову и заметил Доротею, на его лице отразилось изумление, причину которого она узнать не успела, так как их пары разошлись в разные стороны, исполняя фигуры танца. По окончании вальса граф педантично вернул Доротею бабушке и немедленно покинул их, растворившись в толпе. Причиной такой поспешности стало то, что он тоже заметил взгляд Фэншоу, но, в отличие от Доротеи, прекрасно понял его значение.

Как граф и предполагал, Хейзелмер очень скоро оказался подле Доротеи. При виде неестественного выражения ее лица он не стал допытываться о причинах, а вместо этого предложил леди Мерион отправиться домой. Принц-регент уже удалился на покой, поэтому они могли безнаказанно это сделать. Кроме того, пожилой даме была не по вкусу царившая в Карлтон-Хаус свободная атмосфера. Мгновение спустя к ним присоединились Фэншоу с Сесилией. Оставалось лишь отыскать Ферди. Это не составило труда, и вскоре все шестеро покинули бальный зал Карлтон-Хаус.

Сидя в экипаже напротив Доротеи, Хейзелмер отчаянно пытался понять, что ее так взволновало. Тони сказал ему, что она танцевала с одним из французских дипломатов, человеком сомнительной репутации. Все же маркиз считал маловероятным, чтобы болтовня этого француза могла ее так расстроить. Доротея пыталась сохранять внешнюю невозмутимость, хотя на самом деле была близка к тому, чтобы разрыдаться. Маркиз представления не имел, с чем это может быть связано. Зная, что у него не будет возможности ни спросить ее об этом, ни утешить, он и сам испытывал дискомфорт.

Экипаж остановился перед Мерион-Хаус, и джентльмены проводили леди в дом. Ферди ушел пешком, и Хейзелмер с Фэншоу, отослав экипаж, тоже решили прогуляться через площадь. Половину пути Фэншоу восторженно распространялся о радостях, даруемых любовью. Воспользовавшись советом Доротеи, он позаимствовал также и толику высокомерия у Хейзелмера, что оказалось самым верным решением.

Осознав, наконец, что его друг ничего не отвечает, и заметив серьезное выражение его лица, Фэншоу воскликнул:

— Только не говори, что вы поссорились.

Хейзелмер усмехнулся:

— Честно говоря, я и сам этого не знаю.

— Святые небеса! Да вы еще хуже нас!

— К несчастью, это так.

— Почему бы тебе в таком случае также не воспользоваться советом, который дела мне Доротея?

— Как мне известно из достоверного источника, на старшую сестру Дэрент жесткий подход не подействует, — едва заметно улыбаясь, ответил маркиз.

— Что означает совершенно противоположное, — заключил Фэншоу, все еще пребывающий в романтическом настроении.

— Ты и сам не подозреваешь, как ты прав, — произнес Хейзелмер, прощаясь с приятелем на ступенях Хейзелмер-Хаус.


Не будучи столь наблюдательными, как Хейзелмер, ни леди Мерион, ни Сесилия не заметили подавленного состояния Доротеи. Ее светлость, мучимая головной болью, поспешила лечь в постель, а Сесилия была до краев переполнена собственным счастьем и потому не обратила внимания на бледность сестры. Доротея была рада возможности уединиться в своей комнате, избежав необходимости отвечать на бесконечные каверзные вопросы.

Несколько часов она лежала в постели без сна, невидящим взором глядя в окно. Ее сердце отказывалось принять то, что было известно разуму. В то самое время, когда Хейзелмер ухаживал за ней, влюбив в себя своим легким обращением и нежными ласками, он наслаждался гораздо более близкими отношениями с прекрасной леди Уолфорд. Все более погружаясь в пучину отчаяния, Доротея сочла это свидетельством того, что он вообще не испытывает к ней никаких чувств!

Ей потребовалось много времени, чтобы разобраться в его поступках, но теперь она точно знала — маркизу нужно жениться, и он решил, что не холодная и отстраненная мисс Банттон, но наивная деревенская девушка вроде нее вполне ему подойдет. Она неуверенно чувствует себя в обществе, но из нее получится очень милая, всем довольная и на все согласная жена, которой он сможет манипулировать, которая станет рожать ему наследников и присматривать за хозяйством, в то время как сам он продолжит купаться в изощренных ласках дам вроде леди Уолфорд. Скорее всего, маркиза привлекла в Доротее именно ее сдержанность. Она бросила ему вызов, стала крепостью, которую требовалось покорить.

Впервые с тех пор, как приехала в Лондон, Доротея с тоской подумала о Мызе, жизнь на которой была гораздо более простой и понятной. Там не было властных пэров, которые, имея красавицу любовницу, влюбляли в себя невинных девушек из эгоистических соображений. Лишь на рассвете Доротее удалось забыться тревожным сном.


Придя домой, Хейзелмер сразу отправился в библиотеку. Налив себе большой стакан бренди, он сел в кресло и стал смотреть на догорающий огонь в камине.

Решив просить руки Доротеи в конце сезона, он явно не учел запутанного характера их отношений. Случившееся сегодня до сих пор оставалось для него загадкой, и он не имел права требовать объяснений. Раньше она сама обо всем бы ему поведала, но сегодня поняла, насколько публичными стали их отношения, и ей это явно не понравилось. Одному Богу известно, что бы она сказала, если бы узнала, что все только и ждут объявления об их свадьбе! Хейзелмер усмехнулся, представляя, как Доротея разозлится. Но он ни секунды не сожалел о своем поведении. После их встречи в лесу Мортон-Парка и на постоялом дворе она ни за что не поверила бы, вздумай он притворяться кротким и податливым. Если бы он предоставил ей самой право выбирать себе мужа, она непременно вышла бы замуж за какого-нибудь невыносимо скучного и глупого типа, не способного держать ее под контролем. А ей непременно требовался кто-то, кто стал бы ее контролировать, присматривать за ней, заботиться, лелеять — маркиз содрогнулся, подумав о том, в какие неприятные истории она могла попасть, не будь он рядом, чтобы снова и снова ее выручать. Очень часто Доротея вообще не распознавала опасности, даже столкнувшись с ней лицом к лицу. Как во время встречи с ним в лесу, например…

Это обстоятельство не переставало удивлять Хейзелмера. Почувствовала же она угрозу, исходящую от Питерборо или Уолсингэма. А вот его самого она никогда не боялась, даже в их первую встречу в Мортон-Парке, когда он обнял ее и поцеловал так, как никто до этого. Это была еще одна из ее причуд, которой Хейзелмер очень радовался.

Маркиз подозревал, что нелюбовь Доротеи к его властности проистекала из привычки во всем поступать по-своему и командовать людьми вроде Сесилии, леди Мерион и Ферди, заставляя их делать то, что ей хочется. Ее отказ от попытки выведать у него объяснение его присутствию в Мерион-Хаус тем вечером подразумевал, что она понимала тщетность попыток улестить его или оказать на него влияние. В этом она не ошиблась. Хейзелмер не намеревался позволять ей помыкать собой, хотя, подумал он с легкой улыбкой, если бы ей вздумалось попытаться, он не стал бы возражать.

Вздохнув, он усилием воли заставил себя сосредоточиться на более насущных проблемах. Доротея отдалилась от него. При обычных обстоятельствах он не усомнился бы в своей способности убедить ее изменить мнение, но случившиеся в последнее время необъяснимые события не давали ему расслабиться. Он посмотрел на свой стол, в выдвижном ящике которого хранились две загадочные записки. Кто-то ведет свою игру, и Хейзелмеру до сих пор было неизвестно, кто именно.

Из данной ситуации имелся только один выход. Управляющий его поместьем давно просит приехать в Лестершир, чтобы лично разобраться с делами. Путь туда лежал через графство Нортгемптоншир, в котором находился Дэрент-Холл. Мысленно пробежавшись по списку своих приглашений на завтра, он вспомнил, что приглашен на обед. Что ж, можно отправиться в Лестершир сразу после этого, а ужасному Герберту нанести визит уже на обратной дороге. Также, рассудил маркиз, нужно сообщить обо всем матери, а это означало, что один вечер он проведет в Хейзелмере. Итого семь дней. В Лондон он должен вернуться к следующему вторнику.

Маркизу не хотелось оставлять Доротею одну, но, не имея представления о том, будут ли неизвестным автором записок предприняты новые попытки, он счел самым правильным как можно скорее жениться на ней. Похитить маркизу Хейзелмер будет гораздо труднее, чем мисс Дэрент. Он лично позаботится о том, чтобы это стало совершенно невыполнимой задачей. Одним глотком допив оставшийся в стакане бренди, Хейзелмер отправился спать.

С удобством устроившись на мягких простынях, он прислушивался к звуку шагов Мургатройда, постепенно замирающему в коридоре. Их с Доротеей интерлюдия в оранжерее Ричмонд-Хаус не оставила сомнений касательно ее чувств к нему. Своими действиями, хотя и невольно, она укрепила его надежды. Она любит его. Осознание этого пробивалось через окружающую его пелену разочарования, являясь неиссякаемым источником радости и ожидания чуда. Вместе с ними пришло терпение, подсказывающее, что нужно довести игру до конца, позволив Доротее до окончания сезона наслаждаться своей независимостью, а уж потом сделать ее своей женой. Помимо всего прочего ему очень нравилось оказываемое ею энергичное сопротивление и становящиеся со временем все менее и менее энергичными попытки скрыть свои чувства к нему. Хейзелмер вздохнул. На счастье или на беду, его время заканчивалось. Во вторник вечером игре будет положен конец, который одновременно станет началом чего-то гораздо большего.