Ей пришло в голову, что она смогла бы, пожалуй, смоделировать правильную сумку: объемистую и в то же время женственную, элегантную, не кошелку. Но кому такой чертеж предложить? Кто за это возьмется?

Слава богу, стоял теплый сентябрь. В приподнятом настроении от двух обновок, Катя представила себе, как входит в нестеровский бутик: в новых туфлях, чтобы не позориться в старых, и с новой сумкой через плечо, в руке фирменные пакеты. А что там лежит, в этих пакетах, никого не касается.

Надо было свернуть на Покровку, но ноги сами собой несли Катю по старым любимым местам. Она так давно здесь не была, прячась от Алика! Да и времени не было, вечно работа на разрыв…

Вот дом, где живет фотограф и писатель Юрий Рост. В детстве Катя не знала, кто он такой, но бегала с подружками посмотреть на его дом: Юрий Рост был единственным человеком в округе, если не во всей Москве, кто каждую зиму наряжал елочку на балконе. И все окрестные дети ходили на нее любоваться.

А вот дом-комод на углу, его еще называли домом Хлестовой. На самом деле это дом Апраксиных-Трубецких. Почему-то считалось, что именно там жила грибоедовская зловредная старуха:

Час битый ехала с Покровки, силы нет;

Ночь – света преставленье!

Не замечая времени, Катя уходила все дальше и дальше от нужного адреса. На Чистых Прудах тоже, конечно, попадаются дома-гангстеры, но их тут меньше, чем в других местах. Вот Подсосенский переулок, церковь Введения Богородицы во храм. Когда Катя была маленькой, здесь, прямо в церковке XVII века, работал штамповочный цех, огромный штамп ухал внутри через равные промежутки, и даже в детстве она понимала, что это нехорошо, неправильно.

Повинуясь внезапному порыву, Катя вошла в полутемную церковь и перекрестилась. Конечно, от семнадцатого века тут ничего не осталось, спасибо хоть стены уцелели… Катя даже не думала, о чем молится. А может, страшно было облекать просьбу в слова… Как ни хорошо в галерее, а скорее бы кончилась эта межеумочная жизнь и началась настоящая. Чтобы не надо было прятаться… Чтобы воссоединиться наконец с сыном…

Ей казалось, что в церкви никого, кроме нее, нет, но вдруг, откуда ни возьмись, появилась старушонка в платочке и зашипела на нее:

–  Простоволосая! Бесстыжая!

И Катя вышла.

Вот дом, где жил Алик с родителями. Когда-то тут была коммуналка, но все постепенно вымерли или уехали, осталась только семья Алика. Квартира была в чудовищном состоянии, но наверняка риелторы Алика надули, она миллионы стоит, эта квартира, если ремонт сделать… «А может, это он тебя надул, – строго напомнила себе Катя. – Ладно, черт с ним, теперь уже не вернешь…»

А вот и любимый Лялин переулок, родной дом, родная школа! Булошная на углу… Именно «булошная», через «ша», так и зарегистрировали торговый знак. Дом в стиле «модерн», построенный в 1898 году купцом Егором Гордеевым… Здесь продавали вкусные булочки. Когда-то, рассказывала мама, они назывались французскими, потом их в патриотических целях переименовали в городские. Как бы то ни было, Кате они казались вкуснее любых пирожных. Поджаристую корочку-гребешок она всегда приберегала на сладкое… Перед булошной тротуар был особенный, со стяжками толстого стекла. Они тут прыгали с подружками, стараясь не задевать стеклянных полос, мешали покупателям войти в булошную, но никто на них не сердился. Никогда, сколько помнилось Кате… Нет в мире прекрасней места, чем Чистые Пруды, Покровка, сеть переулков… И люди здесь живут особенные, такие, как Юрий Рост…

А на Чистых прудах лебедь белый плывет,

Отвлекая вагоновожатых…-

сама того не замечая, запела Катя песню Городницкого.

Этери позвонила ей на сотовый:

–  Ну, ты где? Нина ждет. Считай, повезло: она в магазине не каждый день бывает и даже не каждый месяц. У нее других дел полно. А сегодня как раз такой удачный случай.

–  Да иду я, иду, – вздохнула Катя.

* * *

В магазине Катю встретила миниатюрная брюнетка приблизительно ее возраста. Странно, лицо брюнетки показалось Кате смутно знакомым.

–  Простите, мне нужна Нина Нестерова…

–  Это я, – ответила брюнетка, окидывая Катю профессиональным, но веселым и необидным взглядом. – А вы от Этери?

–  Да. Екатерина Лобанова. Можно просто Катя. – Привычная формула выскочила сама собой. – А я вас представляла совсем другой, – призналась Катя.

–  Какой же?

–  Уже не помню. Это неважно. Честно говоря, я всю жизнь мечтала быть похожей на вас.

–  То есть?

–  Ну, чтобы у меня была такая фигура… – вздохнула Катя.

–  Уж не знаю, обрадую ли я вас, но я всю жизнь мечтала о вашей фигуре, – усмехнулась Нина. – И что же нам теперь делать?

–  Не знаю. Я хотела бы что-нибудь купить… – Катя поправила на плече ремень сумки. – Но у меня фигура проблемная…

–  А это кто сказал? – перебила ее Нина Нестерова, ставшая вдруг комически суровой.

–  Все говорят. Стоит мне зайти в магазин, как мне уже с порога объявляют: «Для вас ничего нет».

В красивых удлиненных глазах Нестеровой промелькнула вспышка гнева.

–  А это такая форма расизма. Женщина заходит в магазин, и, если она, пардон, не глиста в обмороке, ее дальше порога не пускают. – Катя заулыбалась, представив себе обморочного гельминта. – Не волнуйтесь, у нас тут все совсем по-другому. Заходите, покупки оставьте вот здесь. Можно я буду звать вас Катей?

–  Да, конечно, – торопливо кивнула Катя.

–  Осмотритесь тут пока, я сейчас.

И она вернулась к спору с клиенткой – высокой крашеной блондинкой. Та держала в руках красное вечернее платье в пол, а Нина ее уговаривала красное не брать.

–  Цвет обязывающий, – услышала Катя увещевающий голос Нины. – Лучше черное. Классика, беспроигрышный вариант…

–  Ну почему черное? – плаксиво протянула блондинка. – Хочется что-нибудь посвежее.

–  Нужно примерить, тогда будет видно.

Катя покосилась на них через плечо. Блондинка, нагруженная платьем, проследовала в примерочную. Она тоже показалась Кате смутно знакомой… Нина, перехватив Катин взгляд, весело подмигнула ей.

Кате было так интересно, что она перестала осматриваться и решила подождать результатов. Блондинка вышла из примерочной в умопомрачительном туалете – черном с золотой аппликацией под грудью в виде масонской пирамиды с глазом, вписанным в контур. В таком платье ноги кажутся длинными-длинными, а фигура – воздушной-воздушной, с легкой завистью подумала Катя.

Блондинка посмотрелась в зеркало…

–  Нет, хочу красное.

–  Красное вульгарно. Это только Нэнси Рейган думала, что ей идет красное. Вечно наряжалась, как обезьянка у шарманщика. Лучше черное, – стояла на своем Нина. – Тебе очень идет. Ну, или то, голубое.

Отвергнутое голубое – наверняка тоже очень красивое! – висело на спинке стула. «Где же я ее видела?» – ломала голову Катя.

–  Нет, только не голубое, – закапризничала блондинка. – Тогда уж лучше черное. А зачем ты тут красное держишь, если оно вульгарно?

–  Ну, мало ли… Вдруг заглянет Нэнси Рейган? – не без лукавства отговорилась Нина.

Блондинка с недовольной миной отдала черное платье еще одной женщине, молчаливо ожидавшей исхода спора. Та упаковала платье вместе с вешалкой в тонкий полиэтилен, как в химчистке, и в фирменный элегантный пакет с ручками. «Продавщица», – догадалась Катя.

–  Ну ладно, Томик, пока, – облегченно проговорила Нина, когда блондинка расплатилась карточкой.

К Катиному вящему удивлению, на прощанье они расцеловались.

–  Я освободилась, – объявила Нина. – Вы что-нибудь выбрали? Или, хотите, я вам подскажу?

–  Лучше я положусь на ваш совет. По правде говоря, я шла сюда и боялась. Мне было страшно, – призналась Катя.

–  Мы не кусаемся, – с легким удивлением усмехнулась Нина. – Кто же вам все-таки внушил, что у вас плохая фигура? Помимо продавщиц из расистских магазинов?

Нина принялась перебирать наряды на вешалках. В магазинчике было тесновато. А может, он только казался тесным, потому что здесь было так много всего? У Кати глаза разбегались.

–  Ну, муж называл меня коровой… и еще старухой…

Плечи Нины окаменели. Она стремительно повернулась к Кате.

–  И он еще жив?

–  Жив пока, – смущенно хихикнула Катя. – И это бывший муж.

–  Надеюсь, что бывший. Запомните, Катя, у вас изумительная фигура. Я не льщу. Будь у вас недостатки, я бы прямо так и сказала. Мы бы вместе подумали, как их скрыть. Но у вас фигура Джины Лоллобриджиды в молодости. Между прочим, в 50-е годы существовал такой сборник правил для истинных джентльменов… Может, он и сейчас существует, но в 50-е годы одно из правил гласило: «Истинный джентльмен должен описать фигуру Джины Лоллобриджиды, не прибегая к жестикуляции».

Катя весело расхохоталась. Ничего подобного она не ожидала. Ей стало стыдно за свои глупые страхи.

–  Вот, примерьте это, – предложила Нина.

«Это» представляло собой черную шелковую юбку с асимметричной оборкой по подолу. Оборка была так хитро пристрочена, что не торчала, но жила собственной жизнью, кокетливо вспархивая при каждом повороте. К юбке полагалась шелковая, янтарного цвета блузка с вырезом «каре» и золотисто-коричневый приталенный бархатный пиджачок.

Катя взяла сокровища и нырнула в примерочную. Когда она вышла, Нина одобрительно кивнула:

–  Да, это ваше. И цвет ваш.

Катя посмотрелась в зеркало. Ей хотелось прыгать от радости, как в детстве. Но кое-что ее смущало. Она несколько раз беспокойно повернулась кругом, колыхнув оборкой.

–  А юбка не слишком обтягивает сзади?

–  Юбка сидит прекрасно.

–  Мне кажется, у меня попа торчит.

–  А попе положено торчать. Согласно анатомии.

–  А… это не будет смотреться вульгарно?

Нина сделала вид, будто Катины слова оскорбили ее до глубины души. Это вышло у нее так тонко и весело, что Катя сразу почувствовала: на самом деле она ничуть не обиделась.