Наталья Ручей - Случайная мама

Или две.

– Ир, – спрашивает Натали с придыханием, – ты говоришь о Матвее Сергеевиче, да? То есть ты и он…

Дошло наконец-то, кого нужно жалеть!

– Угу, – подтверждаю. – По-моему, да. Я мало что помню. В общем, ладно, Пончик, я, пока с тобой говорила, чуть-чуть отдышалась. Теперь, наверное, даже до кухни дойти смогу. Увидимся позже. Если я выживу.

Я отключаю связь и откидываюсь на кровать с громким стоном. Боже, нет… я отсюда за все деньги мира не поднимусь, помня, насколько это болезненно.

Ну и ладно, очень удачно. Какая кухня, и правда? Отличный повод полежать на диете!

Переворачиваюсь на бок, натягиваю на себя одеяло, стараясь не выдать, насколько для меня это сложно.

Закрываю глаза и пытаюсь расслабиться.

Да уж, Матвей Сергеевич…

По-моему, я теперь знаю, как именно Светлана сломала ногу. И мне, можно сказать, еще повезло.

Врут, когда говорят, что лучший отдых – сон. Теперь, помимо того, что по-прежнему ломит все тело, на щеке отпечаток подушки.

Вставать не хочется, но с диетой надо как-то заканчивать. Иду на кухню. С удивлением обнаруживаю, что из еды у нас только каша и овощи.

– Ба, – кричу, – что-то мы обнищали!

– Не обнищали, – раздается у меня за спиной, – а стали придерживаться здорового образа жизни.

– Это мы молодцы, но как-то не вовремя.

Заглянув в морозильник, замечаю пару куриных грудок, которые вызывают во мне отторжение. И их еще размораживать, ждать – не пойдет! Ну что ж, тогда быстрый вариант – яичница с помидорами.

– На тебя пожарить?

– Мы с Жозефиной уже пообедали.

Обернувшись, смотрю на кошку, которая стоит в дверях у ног бабушки. Хвост у кошки трубой, а взгляд с этаким аристократическим налетом. Ну еще бы, она теперь Жозефина!

– И давно ты ей имя придумала?

– Пару недель выбирала. Не могла определиться.

– Круто, – говорю я, – что-то мне подсказывает, что с именем для меня мучились куда меньше.

Бабушка мечтательно улыбается. Любит вспоминать времена, когда я была еще маленькой, а мама жива.

Еще раз заглянув в холодильник, нахожу тарелку с какой-то рыбой. Мелкая, конечно, но если выбора нет…

– Это для Жозефины, – заметив мой интерес, вступается за любимицу бабушка.

Так, ладно. С кошкой драться не буду, тем более за груду костей. Достаю яйца и помидорчик, ставлю сковородку, тянусь за специями.

– Соли нет, – продолжает радовать бабушка. – И так даже к лучшему.

Я кошусь на кошку, та прячется за ногу бабушки. А потом я вспоминаю, куда ушел приличный запас соли, и претензий не предъявляю.

– Обычно у всех бабушек по несколько пачек соли в запасе. А еще мешки сахара в кладовке, муки.

– Мука тоже закончилась. Ты жарила пончики.

Сегодня мой день, не иначе.

– А постное масло осталось? Или мне ставить воду, чтобы отварить яйца?

Бабуля открывает кладовку, выуживает бутылочку с маслом и ставит на стол.

– Я не обычная бабушка, а продуманная. От долгого хранения в сахаре и муке заводятся жучки. А постное масло сейчас никакое, его можно и внукам оставить. Кстати, как свадьба? Понравилась? Ты вот даже на ночь осталась…

– Бабуль, – говорю я, поймав долгий взгляд и знакомые интонации, – не надейся. Постное масло – наследство так себе. Лучше начинай копить на квартиру. Как накопишь – я тоже подсуечусь.

Бабушка подходит ко мне, ласково гладит меня по плечу и нежно, как несмышленышу, говорит:

– Сейчас дают ипотеку. Денег, что я откладываю на смерть, вполне хватит на первый взнос. Так что если ты захочешь потом переехать, я тебе помогу.

– Бабуль…

Слов нет.

Я просто обнимаю ее. Не сильно, чтобы не сделать больно. Но так, чтобы она почувствовала, как я люблю ее.

– Я пошутила, бабуль. Не нужна мне квартира. Нам с тобой хватит и этой, правда? Всем нам, даже твоей Жозефине.

Бабушка тихонько вздыхает. Обычно, когда она хочет, чтобы я знала, что она чем-то расстроена или не одобряет, она вздыхает громко, чтобы я слышала. Пытается манипулировать, воззвать к совести. А сейчас тихо-тихо, чтобы я не догадалась, не поняла, как сильно она на самом деле волнуется. И боится. Она, которая пережила болезнь дочери и похоронила ее, она, которая была частью стены, на которую я всегда могла опереться, на самом деле боится. И прячет, заталкивает поглубже страх всех стариков – остаться самим, в одиночестве.

– Ир, – выдохнув, бабушка отстраняется от меня, – а ты, я смотрю, не голодная?

– Голодная! Еще как!

Она лукаво улыбается – уже не грустит, время сантиментов прошло, и кивает на плиту у меня за спиной, а там…

– Ох, йо!..

Над сковородкой дымок, яичница начинает подгорать, еще бы пара минут – и все, обед мой пропал бы.

– Успела, – радуюсь я, но преждевременно.

Еда получается так себе. Не люблю, когда вкуса нет. Сижу, ковыряюсь вилкой, вспоминаю наставления одного тренера из сети: «Если ты не хочешь есть правильную пищу – ты не гурман, ты просто не голоден», но помогает не очень. Стоит вспомнить о блюдах, которые были на свадьбе, и берет грусть-тоска. Кажется, я наконец понимаю Егора: он просто наедается впрок.

За то время, пока я медитирую над тарелкой, кошка успевает выйти погулять на улицу и вернуться, а бабушка пообщаться с соседкой через балкон. Приходит ко мне уже с новостями, что в нашем районе кто-то травит бездомных животных и они решили организовать наблюдение.

– Семеновна, главное, видела отравителя неделю назад, – повествует бабуля. – Сначала не думала, что это она. Приличная женщина, говорит, подошла, что-то высматривала под деревом. А потом Семеновна глянула, а там что-то белое рассыпано – много. Какие-то белые гранулы. И так много! Ничего, вот мы поймаем ее, и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дерево. Белые гранулы. Много. Неделю назад.

Да уж, сегодня точно мой день.

– А Семеновна сможет ее опознать? – спрашиваю я напряженно.

– Нет. К сожалению, была без очков. Так, одежду запомнила – если вернется, обещает, что по ней опознаем.

Я облегченно выдыхаю. Понятно, что я бы от обвинений отбилась, но не хотелось бы ссориться с бабушками. И придумывать, зачем я рассыпала под деревом соль. Пусть наблюдают – все какое-то развлечение, да и глаза после телевизора отдохнут.

Сижу, смотрю на яичницу, которая никак не кончается, и вдруг звонит мой смартфон. На удивление, Натали.

– Тебе что, – говорю я, принимая звонок, – уже нечем заняться?

Она смеется.

– У нас не марафон, – отвечает она, – так что мне можно и отдыхать. Не хочешь приехать к нам на обед? Никого не будет, только свои, так, посидим по-семейному.

– По-семейному?

В горле пересыхает. При мысли о том, что придется увидеться с Матвеем Сергеевичем, становится как-то не по себе. Я даже подскакиваю и начинаю ходить по кухне.

– А кто будет?

– Я, Лука, захватишь Егора, он звонил и просился на завтрак, но мы оттянули момент. Еще Алиса с Кириллом, и все.

– Точно все?

Я поправляю занавеску, распрямляю ее, подумав, наоборот, делаю складочку. Смотрю во двор. Соседка, кажется, как раз ведет свою вахту – уж очень внимательно всматривается в лица людей.

– Матвея Сергеевича мы тоже хотели пригласить, – говорит Натали после паузы. – Но не получилось. Он со всех радаров исчез.

Моя рука опускается вниз. Занавеска, вздрогнув, топорщится каким-то некрасивым бугром, но плевать.

– Как исчез? Давно?

– Ну… ночью его ведь видели, так? – говорит она деликатно. – А сегодня звонили ему, звонили – он не берет телефон даже для экстренной связи.

– Я буду!

Натали что-то еще говорит, но я уже нажимаю отбой. Прижав к себе телефон, бездумно смотрю на улицу.

А вдруг, пока я спокойно спала, ему стало плохо и он…

Мне даже дышать становится тяжело, перед глазами круги. Я усиленно моргаю и хватаюсь за подоконник. Зрение проясняется, взгляд цепляется за непривычную пустоту, и вдруг…

Через несколько секунд до меня наконец-то доходит: белого джипа нет. Там, где я его оставила, белого джипа нет.

– Бабуль, – говорю я, – лучше бы вы организовали противоугонный кружок.

Я начинаю собираться. На одежду не особо обращаю внимание – джинсы, свитер, какого цвета – неважно. Волосы собираю в хвост, чтобы они не мешали. Почему-то сейчас мешает и раздражает все: кроссовки, которые лежат в коробке, а коробка на верхней полке. Свитер, который то и дело соскальзывает с одного плеча. Длинные серьги, которые щекочут шею.

Но возиться с этим и менять времени нет. Не хочу. Нужно выехать как можно скорее. Почему-то мне кажется, что это важно.

А вдруг ему нужна помощь? Вдруг он ждет, а я тут буду перемерять весь свой гардероб?

Я пытаюсь дозвониться до Натали и сообщить координаты, где мы были с Матвеем Сергеевичем, но трубку она не берет. Может, уже встречает гостей? Нужно ехать. Мне срочно нужно ехать туда.

На смартфоне высвечивается номер Егора. Откровенно говоря, я забыла, что нужно подхватить его по пути.

– Я уже здесь, – докладывает он, – прохожу фейс-контроль у парадного.

– Выхожу.

Быстро обуваюсь, чувствую, что на меня смотрит бабушка. Так и есть – стоит в коридоре.

– Ты надолго?

– Бабуль, не знаю пока, – я натянуто улыбаюсь, – поеду нормально позавтракаю, а там как пойдет.

– Если будешь оставаться с ночевкой, на этот раз позвони, хорошо?

Меня запоздало затапливает чувство вины. Я обнимаю ее и даю обещание, что, если что, обязательно позвоню. Ей девяносто два года, ее нужно беречь, а из-за меня она, скорее всего, не спала всю ночь.