– А мы что, – спрашиваю, заметив, что он поднимается ко мне на крыльцо, – на свадьбе в прошлый раз не наелись? Тоже себе ужин устраивали?

– Нет, но я решил, что ты будешь не против улучшенной версии нашего совместного вечера.

Я смотрю на мангал, делаю глубокий вдох и молча с ним соглашаюсь. Кто я такая, чтобы отговаривать мужчину, когда он хочет готовить?

Матвей Сергеевич скрывается в доме, а вскоре выходит с бокалом и стаканом в руках. В бокале вино, он передает его мне. А сам потягивает… ну, судя по цвету, виски или коньяк. Он не садится. Упирается в изгородь и смотрит так пристально, что я начинаю ерзать и чувствовать себя немного неловко.

– Почему именно здесь?

Я веду рукой в сторону леса, солнца, которое добровольно насаживается на высокие кроны. Матвей Сергеевич становится вполоборота и какое-то время молчит, как будто пытается заново охватить взглядом всю эту картину.

– Близко к конюшне, достаточно далеко от людей, и мне нравится здесь природа.

Сделав глоток вина, я, как и он, устремляю взгляд в сторону горизонта. И тихонечко, чтобы не испортить этот момент, отгоняю от уха летающих насекомых. Отчасти это можно даже считать справедливым: баш на баш. Хочешь поесть на природе – не забудь покормить комаров.

Наверное, он все-таки замечает, как я устанавливаю тесный контакт с окружающим миром, потому что предлагает:

– Если хочешь, можешь зайти пока в дом.

Я качаю головой. Ни за что. Отблески огня, запах мяса, дымка, которая тянется в сторону леса, ветерок, который то и дело норовит мне испортить прическу, птичья трель, прерываемая совиным уханьем. И мужчина, который со знанием дела занимается для нас ужином. Ни за что не променяю все это на стены.

Мы оба молчим.

Я настолько расслабляюсь, что даже вино пить не хочется. Так, делаю пару глотков. А в основном просто кручу бокал в руке и получаю удовольствие от ощущения того, как он медленно нагревается, как тонут в нем блики от фонаря, который зажигается над дверью. Кстати, мягкий свет манит к себе насекомых, и они тут же оставляют меня в покое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я настолько глубоко погружаюсь в тишину, уют и комфорт, созданный из элементарных для кого-то вещей, что не сразу понимаю, что ко мне обращаются. Задерживаю взгляд на Матвее Сергеевиче, и он повторяет.

– Ты ведь не из тех женщин, которые после шести не едят?

– После хот-догов у заправки и мнения бабушки по поводу моей фигуры вы еще сомневаетесь?

– Отлично. Нет, не то чтобы твоя бабушка ошибается. А то, что мне не придется смотреть, как ты страдаешь над листочком салата.

– Хм… Судя по эффекту и советам, которые мне поступали от вашей Светланы, она больше делает упор на капусту.

И только сказав это, понимаю, что сморозила глупость. Матвей Сергеевич в лице не меняется, нет. А вот я тут же хочу избавиться от эха своих же слов, которое, кажется, нависает над нами.

– Вам помочь?

Поднявшись, начинаю суетиться, зачем-то двигаю кресло. Не знаю, куда поставить бокал. Осматриваюсь, как будто не я здесь сидела практически час.

Яров оглядывается и, к моему удивлению, кивает. Мне сразу становится легче. Хотя мне и приходится всего лишь постоять рядом с ним и подержать поднос, на который он сгружает горячие шашлыки. А так он все уже сделал: оказывается, на крыльце имеется раскладной столик, и все, что нужно, – поднять деревянное полотно и выдвинуть ножку.

Шашлык, овощи-гриль, вино, сок, какие-то хлебцы и сыр – все быстро появляется на столе.

– Присоединяйся, – говорит Яров, придвигая к столику второе плетеное кресло.

Я опускаю ладони на спинку кресла.

Крыльцо большое, поэтому оба кресла разместятся здесь без проблем. Хоть напротив друг друга, хоть рядом.

Он ждет.

А я думаю.

Он меня не торопит.

Он приготовил ужин, накрыл стол, он сделал все сам, но мое кресло не тронул.

Оно легкое, его легко подтолкнуть.

И я подталкиваю.

Оно становится так, как я и хочу, – не напротив, а рядом.

Возможно, мне и чудится, что взгляд Матвея Сергеевича немного теплеет, отчего становится жарко щекам. А на самом деле меня греет осознание, что я все сделала правильно. Какая разница? Я не хочу ни в чем разбираться.

За шашлыком тянусь первой, чуть овощей, чтобы разбавить картину, но что скрывать: мясо мне нравится значительно больше.

– О боже… – выдыхаю, попробовав. – Я никогда такого не ела!

Матвей Сергеевич, усмехаясь, обновляет мне в бокале вино. Но пить некогда. И я благодарна, что нет глупых тостов, когда приходится отрываться и ждать окончания монолога.

Он тоже не торопится с виски (теперь я вижу бутылку): по-моему, у него в бокале столько же, сколько и было.

– А кто мариновал мясо? – интересуюсь, когда утолен первый голод. – Я бы хотела узнать рецепт маринада.

– Я. Это проверенный, семейный рецепт.

И тут я делаю паузу дольше.

– Когда вы только успели?!

– Где-то между тем, когда моя невестка пыталась меня отчитать за то, что я тебя совратил, и тем, когда она пришла с неожиданным приглашением сходить на балет.

Я рассматриваю деревянный столик, вожу по его краю пальцем. Ох, неудобно так получилось…

Натали-то понятно, ей за меня стало обидно, решила вступиться. Это я хороша: наболтала, а сама ни в чем не уверена. Нет, за болтливость я с нее, конечно, спрошу! Но потом. С себя, кстати, тоже.

– Вам везет: вы раньше меня догадались.

– А еще я помню больше, чем ты, но это ведь не значит, что ты будешь в накладе.

Я не вижу, но чувствую, что он улыбается. А я смущаюсь. Нет, правда смущаюсь. А потом решаю: и пусть. Он прав: я не жалею, что согласилась приехать. На самом деле я уже не помню, когда так хорошо отдыхала. Да, путешествовала, и много, но все это было не то. Мне куда больше нравится здесь и сейчас.

Вкусный ужин, необременительный разговор, несколько глотков изумительного вина, красивый мужчина рядом со мной. Плед, который он выносит и набрасывает мне на плечи, решив, что мне стало прохладно. И который спустя какое-то время я набрасываю на нас двоих, потому что решаю, что он в рубашке и ему тоже не жарко.

И его пальцы, которые сначала отводят прядь от моего лица, а потом, когда он располагает руку на спинке моего кресла, принимаются массировать мою шею. Сначала мягко и почти незаметно, но постепенно куда уверенней, жестче, а в какой-то момент вообще заставляют меня повернуть голову и фиксируют, чтобы не отвернулась.

И его взгляд, который исследует мои губы, распаляя меня, заставляя хотеть, чтобы он к ним прикоснулся.

– А это… – Мое дыхание смешивается с его за секунды до. – Это тоже напоминание того вечера или корректировка?

– Давай сойдемся на том, что это углубленные курсы, как правильно расслабляться, и возможность для тебя перейти с «вы» на «ты». Уже пора, не находишь?

В который раз поражаюсь его самомнению: он дает мне возможность! Он думает, что она мне нужна и я только ее и ждала! Губы дрожат от улыбки, а он…

А он именно в этот момент накрывает мои губы своими. Неспешный поцелуй, осторожный, с возможностью изумленно выдохнуть ему в рот. Не успеваю я удивиться, как тут же следует другой поцелуй – напористый, жесткий, полностью подчиняющий.

Мне не двадцать лет, и даже не тридцать, но еще ни разу у меня от поцелуев не кружилась так голова. А тут… Не только мысли растворяются, кажется, я сама становлюсь невесомой, просто сгустком эмоций, который жадно втягивает в себя новые ощущения. Отвечать, принимать, пробовать, покусывать, наслаждаться, теряться…

Я слышу свой стон словно через ком ваты, но он меня не смущает. Даже если бы и хотела, я не могу себя контролировать. Обхватываю его плечи, скольжу пальцами по затылку, тяну еще ближе к себе.

Мне так хочется, да.

Учащенное дыхание, бешеный пульс, который грохочет в венах набатом, умелый язык, исследующий мой рот под эту интимную музыку…

И вдруг все прекращается.

Он прижимается своим лбом к моему. Дышит часто и глубоко, и его тяжелое дыхание касается моих щек. А пальцы, пока у меня так и прикрыты глаза, поглаживают мою шею, будто извиняясь за эту внезапную остановку.

Он дует на мои губы. Ну все, все, сама понимаю, что пора выходить из укрытия.

– Ну что ж, – говорю, открывая глаза и слегка отстраняясь, – если с бизнесом пойдет что-то не так, будьте уверены, на ваши углубленные курсы будет не пропихнуться.

Он прищуривается.

Вздыхает, качнув головой.

– Нет, – говорит с сожалением, – плохо сработал. Придется еще разок повторить и на «ты», не забудешь?

– Ну что, вы теперь всегда будете думать, что я все забываю? – ворчу я.

Но так, не всерьез. Потому что спорить по поводу того, что пройденный материал необходимо сейчас закрепить, я точно не буду.

Ох, а повторяет он гораздо напористей, как будто пытается набить мне на память невидимую татуировку с единственным местоимением: «Ты».

«Ты…» – говорят его губы, которые не отрываются от моих.

«Ты…» – говорят его пальцы, которые зарываются в мои волосы и сжимают их.

«Ты…» – говорит его запах, которым я медленно пропитываюсь.

«Ты…» – зудят комары.

Ой!

Это уже кто-то лишний!

– Ты… – говорю я, когда поцелуй прекращается, это звучит непривычно, и я повторяю. – Кхм… Ты снова весьма убедителен.

Он поднимается и бросает взгляд на дверь дома. Потом – на меня.

– Ах да! – осеняет меня. – Мы перешли с тобой в спальню!

Он кивает.

Открывает дверь и снова искушает мое любопытство:

– Хочешь узнать, что там было?