Река манила ее, притягивала. А что если взобраться на парапет и прыгнуть… Будет ли ее кто-нибудь искать? Хоть кто-нибудь пожалеет, что она исчезла с лица земли? Что ее больше нет? Кто займется транспортировкой ее тела в Москву? Кто будет ее хоронить? А ведь и хоронить-то некому. Нет, пожалуй, умирать еще рановато. Видимо неправильно как-то она живет, раз нет у нее близких людей. Что-то она делает не так. Нужно что-то менять. Нельзя больше закрываться от людей. Нужно пускать их в свою жизнь, нужно позволять им становиться близкими. Нужно, чтобы на ее похоронах, которые все равно когда-нибудь непременно случатся, было полно скорбящих. Нужно, чтобы говорили о ней какие-то хорошие слова, чтобы все эти люди сожалели, что такой потрясающий человек покинул этот мир. Может быть, Маруся и права — ради любви можно многое простить. Может быть, ради любви можно многое терпеть. Где ее только найти, любовь-то? «Все происходит в назначенный срок», — Саша будто услышала голос таксиста-психолога в своих ушах. Она оторвала взгляд от темной воды, развернулась и побрела назад в гостиницу. Будем ждать. Она обязательно придет. Любовь. Просто еще не время.

Как только Саша вошла в свой номер, в ее дверь постучали. Это была Маруся. Лицо ее было изрядно заплаканным. Косметика отсутствовала. Она сразу стала вполне обычным, живым человеком, а не глянцевой картинкой. Красота ее как-то потухла.

— Извини, — прошептала она и опустилась на кровать. — Прости, если сможешь. Ты оказалась слишком близка к истине, вот я и вспылила.

— И ты меня прости. Я вообще не должна была всего этого говорить. Какое право я имею вмешиваться в твою жизнь? Забудь все, что я тебе наговорила. Это глупости. У каждого своя правда.

— Нет, нет, не нужно забывать. Знаешь, спасибо, что ты мне все сказала. Я же, понимаешь, я внутри ситуации нахожусь, а тут, благодаря тебе, будто со стороны себя увидела. И, знаешь, такой мерзкой я себе показалась, такой лицемерной.

— По-моему, ты несколько преувеличиваешь, — возразила Саша.

— Разве только чуть-чуть, — Маруся улыбнулась вымученно. — Вот уже много лет я себя обманываю. Плету тонкую, замысловатую паутину лжи. Осуждаю мужа за непрестанное вранье, а сама еще хуже — он-то других обманывает, а я себя. И ведь что самое интересное, у меня получается! Причем очень убедительно получается. Я ведь и в самом деле поверила, что люблю его, что ради этой любви терплю его измены. Унижаюсь, позволяю ноги о себя вытирать. Я и к Богу-то обратилась только от отчаянья. Слишком привлекательной показалась христианская идея смирения. А еще знаешь, такая злорадная мыслишка, о которой я сейчас впервые говорю вслух: воздастся еще моему муженьку-то, воздастся за все грехи его и за все мои страдания. Пусть не в этой жизни и не на этом свете, но воздастся. Зло не должно оставаться безнаказанным. Все меня считают доброй, а ведь я не добрая! Совсем не добрая! В моей душе живет жажда мести. Я ее скрываю даже от себя самой. Подавляю. Мне хочется иногда, чтобы ему было также больно, как и мне. Причем, мне хочется, чтобы эту боль ему причинила именно я. Иногда я мечтаю, что швыряю ему в лицо ключи от нашей квартиры, говорю: «Прощай, я тебя никогда не любила, а только терпела!», и уезжаю в лимузине с красавчиком-миллионером. Или изменяю ему направо-налево, со всеми подряд, без разбору, и все-все вокруг знают об этом кроме него. И все над ним смеются, а он ничего не подозревает. И вот однажды ему все открывается. О! Это было бы для него такое потрясение, такое унижение, узнать, что он самый обычный рогоносец! Я была бы отмщена. Ненавижу себя за эти мысли, но они есть, и я ничего не могу с этим поделать. Ничего… Они приходят снова и снова. — По Марусиным щекам снова ползли хрустальные слезы.

— Послушай, но злость — это же совершенно нормальная человеческая реакция. Он делает тебе больно — ты злишься. Ты же не святая. Только вот… — Саша умолкла.

— Что? — Маруся подняла голову.

— Я боюсь спровоцировать очередную вспышку твоего праведного гнева.

— Говори уж, — разрешила Маруся, — будем считать, что сегодня для меня настал момент истины.

— Хорошо. Но, все же, обещай не швыряться в меня тяжелыми предметами, — Маруся кивнула. — Ты мне, наверное, не поверишь, но твой муж вовсе не злодей. Он просто живет так, как ему хочется. Не думаю, что он сознательно причиняет тебе боль. Он просто живет так, как умеет. И он вовсе не обязан хранить тебе верность. Никто никому ничего не должен. Он не должен хранить тебе верность, но и ты не должна все это терпеть.

— Да я бы рада не терпеть, да выбора у меня нет. Либо терпеть, либо уходить, — Маруся усмехнулась.

— Сама же назвала альтернативный вариант, а говоришь, выбора нет!

— Нет, это не вариант. Мне некуда уходить. Ты совершенно права: у меня нет ни жилья, ни работы, ни денег. Где я буду жить? На Казанском вокзале?

— А всю жизнь ломать себя об коленку, всю жизнь терпеть его выходки, да еще и в любую минуту быть готовой к тому, что тебя могут вышвырнуть на улицу — это нормальный выбор ты считаешь? Это достойный тебя выбор?

— Ты думаешь, он может меня выгнать?

— Маруся, я не знаю твоего мужа, я его никогда в жизни не видела, но история полна примерами подобного рода. Вдруг одна из его подружек окажется настолько предприимчивой или настолько его зацепит, что он решится бросить семью. Ты ведь не должна исключать такую возможность. Я понятия не имею, насколько она вероятна, но она вероятна! Вот в чем вопрос!

— Он не может так с нами поступить! Не может! — У Маруси было такое лицо, будто только что рухнул последний столп ее мирозданья. Будто в любой момент может произойти ее личный апокалипсис.

— Может, — произнесла Саша тихо, но жестко. — Все мы наивно полагаем, что ничего плохого с нами произойти не может. Ты ведь сама наверняка несколько лет назад и мысли допустить не могла, что он сможет тебе изменить. А что сейчас? — Саша накинула куртку, вышла на балкон. Там закурила, продолжила говорить уже с балкона. — Сколько в моих салонах было красивых, самоуверенных клиенток — богатых домохозяек. В некоторых столько спеси было… А потом раз и все — муж или любовник уходил и они оставались… ну не то чтобы совсем ни с чем, но уровень жизни резко падал. Некоторые больше к нам не приходили — мои салоны становились им не по карману.

— А тяжело быть одной? — спросила Маруся, когда Саша вернулась в номер.

— Нелегко — вздох, — очень нелегко. Но не тяжелее, чем жить с человеком, который регулярно заставляет тебя страдать, или стал чужим, или с тем, кто тебя раздражает. И семейная жизнь имеет свои плюсы и минусы, и одиночество тоже. Но если бы сейчас мой бывший муж решил ко мне вернуться, я бы его не приняла обратно — уже привыкла жить без него. И, знаешь, буквально несколько дней назад я поняла, что мне без него лучше.

— И ты не хочешь снова влюбиться?

— Хочу, еще как хочу!

— А ты не боишься, после всего, что было?

— Нет, — ответила Саша после нескольких секунд раздумий, — я не боюсь. Если жить, прячась от удовольствий, потрясений и разочарований, то это будет не жизнь, а добровольное тюремное заключение. Я еще слишком молода, чтобы скрываться от жизни.

— Что же мне-то делать? Как жить дальше? — Маруся снова готова была разрыдаться. — И с мужем я больше не могу, и уходить страшно. Ты не представляешь, как мне страшно. Но и продолжать жить в вечной ревности, в перманентном ощущении униженности я больше не могу. К тому же ты права, права! Я как на пороховой бочке живу — ведь в любой момент рвануть может! Слежу за собой, поддерживаю свою красу, книжки читаю, чтобы быть ему интересной, хорошим манерам обучилась, чтобы ему за меня в обществе стыдно не было. Готовлю, как шеф-повар в модном ресторане, дома у меня всегда порядок, всегда ласкова, даже когда хочется ему в морду дать, никаких скандалов, на других мужчин и не смотрю даже, а ему все не так. Мне иногда кажется, что я безупречна. Просто безупречна. Будто я не живой человек, а эталон хорошей жены. Все равно я для него хуже всех… А мне кажется, я заслуживаю лучшего отношения, и, может быть, заслуживаю лучшего мужчину… Слушай, а так бывает, чтобы он заново в меня влюбился? Чтобы снова начал меня ценить? Чтобы снова стал мне верен? Чтобы все было как раньше? Чтобы мы снова были счастливы вместе? Чтобы мы были снова только вдвоем? Чтобы у нас была обычная европейская семья, а не султанский гарем? Или так не бывает? Или это чудо, на которое не стоит и надеяться? Это пустые надежды, да?

— Я не знаю, — Саша беспомощно улыбнулась. — Я не знаю. Можно в это верить, если эта вера помогает тебе жить. Но мой жизненный опыт подсказывает, что верить в такое развитие событий глупо, неразумно. И даже убийственно. Потому что эти пустые иллюзии мешают развиваться, двигаться дальше, закрывают двери, за которыми тебя ждут новые возможности. Они будто парализуют тебя. Живешь, будто в коме.

— И что же мне делать?

— Извечный русский вопрос: «Что делать?», — Саша рассмеялась.

— И кто виноват? — Маруся тоже рассмеялась, впервые за вечер.

— Слушай, а, может, тебе на работу пойти для начала? Просто чтобы ты поменьше думала о своем муже и его любовницах. Чтобы дело у тебя свое было и свои деньги. Что ты умеешь?

— Ничего. Я никогда не работала. Ни одного дня, — Маруся снова погрустнела.

— Улыбаться ты умеешь? — Маруся кивнула. — Быть вежливой ты умеешь? — Маруся снова кивнула. — Речь у тебя великолепная. Внешний вид отменный. Пойдешь ко мне администратором? У меня как раз одна девочка скоро в декрет уходит.

— Администратором? — переспросила Маруся несколько разочарованно.

— Извини, сразу управляющей я тебя взять не могу, ты сама только что сказала, что ничего не умеешь. Нужно с чего-то начинать. Главное привыкнуть ходить на службу, втянуться, а дальше уже, как себя проявишь. И вот еще что, прости за резкость, но в твоем положении не до капризов. С резюме, в котором есть всего одна запись «домохозяйка» тебя могут взять только на простую работу и только по знакомству. — В Марусиных глазах мелькнул гнев. Она тут же его подавила. Видимо, это привычное для нее дело — подавлять свои эмоции. — А администратор в моем салоне — это хорошая работа. Ты будешь лицом салона. Это большая ответственность. Абы кому я эту должность не доверю. Так ты согласна? — Маруся молчала в нерешительности. — Соглашайся. В конце концов, я не в рабство тебя покупаю. Если не понравится, ты можешь уйти.