Что там сказала ведьма в ту теперь уже далекую мартовскую ночь в поезде? «Ты должна пройти многие испытания прежде, чем ты получишь то, чего хочешь. Не все так просто. Ты можешь его не заметить, пройти мимо. Он может быть нищ, стар, убог и болен. Он может настолько не соответствовать твоим представлениям об идеальном мужчине, что ты и не посмотришь в его сторону… И совершишь ошибку». А ведь может быть и так, что мужчина, который станет Сашиной судьбой, напротив, слишком молод, слишком красив, что, в общем-то, тоже не соответствует ее представлениям об идеальном мужчине? И как же не ошибиться? Как понять, что это он или, наоборот, не он? Почему ведьма не сказала ей, как понять он это или не он? А, может быть, когда она встретит человека, предназначенного ей судьбой, ее не будет мучить этот вопрос? Ей тогда сразу все станет понятно? Или нет? Где искать ответы?

Она смотрела на спящего мальчика и не находила ответов. Она не испытывает к нему ничего, даже желания уже не испытывает, потому что оно было удовлетворено и неоднократно. Ни тепла, ни нежности не испытывает. Тем более любви. Откуда ей взяться? Сейчас на ее кровати спит совершенно чужой человек. Посторонний. Он спит. Ей тоже пора спать. Утро вечера мудренее.

Утром он засобирался уходить. Но все медлил. Долго пил кофе. Рассыпался в комплиментах по поводу приготовленной Сашей яичницы. Какая-то она была, по его словам, необычайно вкусная, такой он никогда не едывал. Потом вызвался помыть посуду. Мыл тщательно. Долго. Наверное, так его научила мама. А Саше хотелось, чтобы он поскорее покинул ее дом. Исчез из ее жизни навсегда. Вот он, наконец, стоит в дверях. Уже в ботинках и в дешевенькой своей курточке, купленной на рынке. Она стоит в шелковом халатике, с руками, скрещенными на груди. Улыбается, чтобы скрыть свое нетерпение — когда же за ним, наконец, захлопнется дверь.

— Мы с тобой еще увидимся? — спрашивает он.

— Земля круглая, может, когда-нибудь и увидимся, — отвечает она и равнодушно пожимает плечами.

— А зачем ждать этого «когда-нибудь»? Я ведь только послезавтра уезжаю. Мы могли бы…

— Леша, а зачем? Не проще ли попрощаться сейчас? Через два дня будет сложнее. Мы получили удовольствие, а теперь нам нужно разойтись в разные стороны и жить дальше.

— Как будто ничего между нами не было?!

— Да, как будто ничего не было.

— Но ведь было! Было! И с этим уже ничего не поделаешь! Даже, если забудешь, это все равно было! Неужели прошлая ночь для тебя ничего не значила?

Что тут скажешь?

— Конечно же, значила, — говорит Саша тихо и отводит глаза.

— Ты врешь! Ничего это для тебя не значило! — почти кричит мальчик! — Поиграла со мной, а теперь вышвыриваешь за ненадобностью! А я влюбился, как мне теперь жить? Зачем ты это сделала? — Он делает шаг к Саше, обнимает, впивается губами в ее губы.

Почему он так хорошо целуется? Почему у него такие упругие губы, почему они свежие, как родниковая вода, хотя он только что ел яичницу с луком? Почему у Саши снова кружится голова, а воздух наполняется ароматом черемухи, хотя ее здесь нет? Почему Сашин тонкий халатик распахивается и вот уже она трется обнаженной грудью об его дешевенькую грубую курочку. А почему ее руки, не подчиняются ее разуму? Почему они расстегивают кнопки на этой самой курточке, почему они срывают эту курточку с широких юношеских плеч?

О, Боже! Почему они снова оказались в постели? Почему она снова кричит от наслаждения и царапает его спину? Почему тело сильнее разума? Почему? Почему? Почему?

А когда они выбрались из кровати, время обеда подоспело. А после обеда, они снова оказались в постели. А после ужина они отправились гулять по вечерней Москве, бродили по арбатским переулочкам, держась за руки, и целовались, целовались… Давно уже Саша не чувствовала себя так беззаботно, так молодо, так счастливо! Может быть, из-за этого ощущения вернувшейся юности, из-за этой пленительной иллюзии зрелые мужчины предпочитают молоденьких девочек, а дамы — юношей? Ну не из-за свежей же плоти? Хотя и из-за нее тоже. Но не это главное, не это. А зыбкое ощущение причастности к юности. Судьба будто бы дает тебе еще один шанс, второе дыхание. Беспечность! Но ведь это только очень взрослым дядям и тетям кажется, что юность беззаботна. Заботы зрелости будто бы обесценивают проблемы молодости. О чем говорит сейчас Леша? Не о радостях… Ох, не о радостях…

Говорит, что родители у него небогатые, что он с шестнадцати лет подрабатывает, что нормальную работу не найдешь без опыта, а опыт не появляется без работы. Замкнутый круг. Еще говорит, что приличную работу в их городе не найти — нищий у них регион. Что через год он закончит институт, и ему, возможно, придется вернуться в свой городишко, больше похожий на деревню. А что там делать? Делать там нечего. А чем платить за квартиру в областном центре? Хорошо, если работу найдет, а если нет? Нет опыта — нет работы. Нет работы — нет опыта. Замкнутый круг. И девушка его бросила из-за того, что у него нет денег. Ушла к тридцатитрехлетнему старику. (Саша мрачно усмехается). У старика есть деньги, чтобы ее по ресторанам да по кино водить, да цацки золотые дарить. А он, Леша, ничего пока не может дать женщине кроме своей любви.

— Разве этого мало? — спрашивает он Сашу.

— Любовь, это слишком абстрактно, — отвечает она уклончиво.

— Что абстрактного в любви?

— А что такое любовь?

— Разве ее можно описать словами? Ее можно только почувствовать. Когда приходит настоящая любовь, это сразу чувствуешь. Ее не спутаешь ни с чем.

— И как же ты собираешься давать женщине некое чувство, которое не только невозможно потрогать, пощупать, но даже и словами описать? Мне кажется, отдавать любовь нельзя.

— Так ты тоже из этих?

— Из кого?

— Ну, из этих… — он замялся. — Из меркантильных сук, которым только деньги от мужиков нужны.

— Нет! — Она рассмеялась. — Я из меркантильных сук, которые давно уже сами научились зарабатывать деньги. Но я, все же, уверена, что просто любовь отдавать бессмысленно. Может быть, лучше отдавать проявления любви?

— Как это?

— Это такие пустячки, как внимание, забота, поддержка.

— Все так, но если любовь безответная? Если лезешь ты со своей поддержкой и заботой, а ей этого ничего не нужно? Тогда что? Как проявить свою любовь?

— Тогда лучше просто уйти в сторону и не мешать. Это и будет лучшим проявлением любви, а не эгоизма, который иногда принимают за любовь. Иногда это самое сложное. Мы ведь не можем смириться с тем, что мы не нужны, что от нас отказываются, да еще и в пользу кого-то другого.

— А как мне показать тебе свою любовь?

— Не нужно мне от тебя никакой любви, хотя и лестно, конечно, — подумала Саша, а вслух сказала: — Вот так! — и снова приникла губами к его губам. — Сейчас я хочу этого.

Они вернулись к Саше домой. К родственникам он снова не поехал…

Он хотел, чтобы она проводила его на вокзал.

— Долгие проводы, лишние слезы, — сказала она. Ей было лень вылезать из постели. К тому же она намерена была завершить эту пьесу сейчас — еще один акт явно был лишним. Мальчик ей уже порядком надоел. Она была пресыщена сексом. Жаль, что удовлетворенность нельзя законсервировать и потреблять по мере надобности. Но сейчас ей казалось, что теперь она может спокойно прожить без мужчины еще несколько месяцев. И мальчик ей был больше не нужен. Но легкая тень сожалений все же легла на ее утомленное утехами лицо. — Я буду по тебе скучать, — она почти не врала. И в самом деле, будет. Сегодня, когда снова останется одна в этой кровати. Может быть, еще и завтра поскучает. А потом ее закружит повседневность, и мальчик забудется, станет просто воспоминанием. Его образ утратит конкретные черты, тепло, запахи. Может быть, в памяти останутся лишь смутные, полустертые чувства, которые он вызывал. А может быть от него останется лишь фраза: а весело той весной я покаталась на чертовом колесе! Кто он, в сущности, для нее? Охотничий трофей — подтверждение ее женской привлекательности. Вот и все.

— Ты будешь мне писать?

Саша поморщилась:

— Зачем? Нам лучше побыстрее забыть друг друга. Зачем продлевать агонию? К чему эти ненужные письма? Зачем нам создавать видимость каких-то отношений? Зачем питать иллюзии? Мы ведь оба знаем, чем все это закончится.

— Чем?

— Однажды ты мне напишешь, а я не отвечу. Потому что закрутилась, была в отъезде или просто не захотела отвечать, — он насупился. — Или ты мне не ответишь. Так ведь тоже может быть?

— Нет. Я люблю тебя, как я могу не ответить?

— Любовь не длится вечно. Все проходит. Абсолютно все проходит, — Саша загрустила, вспомнила своего бывшего мужа. Ей сейчас казалось, что вот это и была ее истинная любовь. Она прошла, а на смену ей не пришло ничего. Судьба не дала ей ничего взамен утраченного. Только этого вот наивного малыша, который, безусловно, очень мил, но нет у нее с ним никакого будущего. Что он ей может дать кроме своей абстрактной любви, которая закончится быстрее, чем он предполагает. Что она может ему дать, кроме своей усталости? У него впереди вся жизнь, а у нее? У него еще все будет. Неужели у нее все уже было? А может быть, глупо расшвыриваться мальчиками? Кто знает, будут ли еще у нее такие мальчики?

— Нам же было хорошо вместе? Разве нет?

— Хорошо, — отозвалась Саша. — Да, было хорошо… Тебе пора, ты опоздаешь на поезд. — Она еле сдерживала слезы. — Уходи! Прошу тебя, уходи!

Он схватил ее за плечи, он тряс ее и кричал:

— Зачем ты это сделала? Зачем? Скучно стало? Поиграть захотелось? Никто не трахал тебя давно, а тут я подвернулся? Только о себе думаешь! А обо мне ты подумала? Как я буду жить дальше? Я же буду подыхать от ревности, когда буду представлять, как ты с кем-нибудь тут кувыркаешься так же как со мной! Ты мне нужна, понимаешь! Я хочу быть с тобой! Я же на свистушек этих малолетних теперь смотреть не смогу, потому что с тобой сравнивать буду! Ты когда делаешь что-то, ты вообще задумываешься о последствиях? Тебе ведь не семнадцать лет! Может, пора становиться умнее? Какая же ты дрянь… Какая дрянь! Старая блядь, вот ты кто! — он оттолкнул ее. Она ударилась о спинку кровати.