— Иди уже, бриллиант! — Мария Ивановна толкнула мужчину в спину, и он пошёл. Ну, как «пошёл». Полетел. Судя по всему, женщина умела мотивировать.

«Из неё бы вышел отличный коуч», — подумал Аарон Эрнестович, смотря на летящего вдоль длинного коридора человека.

— Колечко ей купи, — крикнул мужчина, с грохотом врезаясь в зелёную дверь головой. — Лилька в детстве колечки любила, в яйцах шоколадных продавались. Мне денег как раз хватало на пузырь и яйцо.

— Все эти ваши подарки — признаки гендерного узурпаторства! — заявила вышедшая из Лилиной комнаты «жиличка», в которой Аарон Эрнестович не без удивления узнал рыжеволосую Валентину Владимировну, бесславно уволенную с должности гувернантки Клавдии ещё в Геленджике.

— Узурпаторства! — передразнила Мария Ивановна. — Напридумывают тоже. Вегетарианцы, феминисты, славянофилы, пансексуалы, гендерквиры ещё какие-то. Развелось, как собак небитых, а работать некому!

Слушать спор между Марией Ивановной, подозрительно шипевшим Измаилом Иннокентьевичем, соседом-алкоголиком и юной, феминистично настроенной девушкой о различных формах и системах угнетения, доминирования или дискриминации Аарон не стал.

Развернувшись, он вышел из квартиры и направился в торговый центр. На всякий случай мужчина приобрёл колечко, правда, отдельно от киндер-сюрприза. Возможность подобной упаковки существовала, но пришлось бы ждать, чего Аарон не мог себе позволить. Несколько наборов кастрюль, сковороду, бытовую и электронную технику, а также несколько букетов цветов, на выбор.

И прямо сейчас стоял под окнами Зайки и думал о том, что это невероятно глупо. Все эти покупки, бриллианты, утюги и пылесосы — глупость, такая же, как «ламбарджиня» и страдающая от гендерного узурпаторства Валентина Владимировна — её тёзка Валентина Терешкова полетела в космос, став первой женщиной-космонавтом, а не боролась за права гендерквиров, если в те далёкие годы и существовал подобный термин.

Он решительно захлопнул багажник, отыскал нужный ему подъезд, скользнул за молодой женщиной, помогая занести коляску со спящим ребёнком, поднялся на пятнадцатый этаж на лифте и позвонил в дверь квартиры триста восемьдесят семь.

Лиля открыла не сразу, Аарон в нетерпении слушал копошение по ту сторону двери, потом робкое: «Кто там», и лишь через несколько бесконечных секунд он увидел свою Зайку. В розовой, помятой и растянутой пижаме, белых шерстяных носках и с Пипой подмышкой.

Мир засиял такими красками, что мужчине пришлось зажмуриться от его великолепия. Вероятно, это был всего лишь свет от огромного жуткого торшера в комнате, вид на которую открылся Аарону, но перестать любоваться и радоваться тому, что он видит, мужчина не мог.

Лилия Абалденная в старой, застиранной пижаме, с синими, удивлёнными глазами на заспанном личике — это было самое прекрасное, волшебное, восхитительное зрелище из виданных Аароном Эрнестовичем. А видел он многое.

— Вы? — Лиля моргнула и отошла в сторону, пропуская Аарона. Пипа, оказавшаяся на полу, тут же сделала лужу под ноги мужчины, а он не обратил на это никакого внимания, он любовался Зайкой.

— Вы, наверное, пришли с документами на развод? — убито проговорила Лиля. — Я подпишу, где? — она отвернулась, тяжело вздохнула и сжала губы, силясь не заплакать.

— Я пришёл, чтобы забрать тебя домой, — хрипло проговорил Аарон Эрнестович.

— Но я дома, — она оглянулась.

— Или остаться в этом доме, — мужчина окинул взглядом помещение. — Очень красивый торшер, — сделал он комплимент доминанте в пространстве комнаты.

— Как же? — растерянно пробормотала Лиля, топчась на месте.

— Я люблю тебя, Лилия Михайловна Абалденная.

— Нет, — пробормотала Лиля. — Тот человек, в суде, он сказал, что не может быть никакой любви без оргазма. Оргазм — самая важная составляющая любви.

— Чушь! Какие функции у секса? Копулятивная, репродуктивная, гедонистическая. Гедонизм — наслаждение, — уточнил Аарон. — Оргазм часть гедонистической функции секса, только и всего. Нам не нужно заниматься сексом, — спокойно проговорил Аарон, смотря на удивлённую донельзя Лилю.

— Но как же?

— Мы можем заняться любовью, — он робко улыбнулся и сделал шаг к Лилии. — В любви намного больше наслаждения, радости и красок, чем в сексе.

— Ох, — личико Зайки зарумянилось. — А если у меня снова не получится?

— Ну и что? — Аарон пожал плечами. — В любви нет правил и функций.

А ещё мужчина тихо запел, потому что Зайке нравилось, когда он поёт:

Представь себе весь этот мир, огромный весь,

Таким, какой он есть, на самом деле есть,

С полями, птицами, цветами и людьми,

Но без любви, ты представляешь, без любви.

Есть океаны, облака и города,

Лишь о любви никто не слышал никогда.

Также синей ночью звезды в небе кружат,

Также утром солнце светит с вышины,

Только для чего он? И кому он нужен?

Мир, в котором люди друг другу не нужны. *

Он прижал к себе девушку, она даже не попыталась вырваться, прильнула в ответ и подставила губы для долгого, почти бесконечного поцелуя. Руки её по-прежнему путались, но постепенно нашли своё место. Она безропотно позволила отнести себя на матрас и с азартом раздела мужа, не забывая целовать и ласкать. Иногда она замирала, прислушивалась к себе, тогда Аарон отвлекал её поцелуями, сдерживая хаотичные движения женских рук и ёрзанье пяток по простыне.

— Доверься мне, — прошептал он хрипло, опускаясь поцелуями ниже пояса. Обычно Лиля не позволяла, она настолько отчаянно смущалась, что Аарон оставлял всякие попытки разнообразить их сексуальную жизнь. Он был уверен, что всё придёт, и предпочитал не давить на Зайку. Ему была противна мысль о любом дискомфорте женщины, делившей с ним постель, что уж говорить про Лилю. Ради неё он мог подождать, постепенно приучая девушку к открытости.

Но сейчас, сейчас он терпеть не мог, за то время, когда он считал себя потерявшим Лилю, Аарон настолько истосковался, что терпение истаяло, как фисташковое мороженое. Он сходил с ума от всего, что было его Зайкой. Сходил с ума от любви к ней. И не мог больше проявлять сдержанность.

— Лиля, — пришлось немного повысить голос, хоть и шёпотом. Зайчишка испуганно замерла, а он развёл её стройные ноги, опустился поцелуями значительно ниже талии и опустил язык на клитор, едва не кончив от простого действия.

— Пфф, — послышалось сверху, смущённое и немножечко возмущённое. Пришлось удерживать силой попытку свести ноги, но несколько движений языка сменили гнев на милость, а сконфуженное фырчание — на сладкий стон.

Всего лишь несколько простых движений языком и пальцами, и Лилия Абалденная взлетела в первом в своей жизни оргазме, ничуть не притворяясь и не подыгрывая, а когда разомлевшую и раскрасневшуюся девушку ловко перевернули и подмяли в незнакомой для неё позиции, она испытала второй, а затем и третий оргазм.

Но это не имело значения. Имела значение лишь любовь, а ещё совсем немного радости и красок жизни.


Если кому-нибудь интересно, что было дальше, автор может поведать.

Лилия Михайловна Абалденная продолжила трудиться в приёмной Абалденного Аарона Эрнестовича, ей нравилась её работа, а муж вовсе не возражал против подобного сотрудничества. Поначалу ассистенты Абалденного А.Э. стеснялись нового положения своей подчинённой, но постепенно всё забылось и стало как раньше. Даже ещё лучше — за поданное кофе ассистентке ассистентов полагалось не только «спасибо», но и поцелуй.

Чета жила в имении, а квартиру Лиля сдавала, поручив это дело Марии Ивановне. Теперь старушке хватало и на квартплату, и на любые книги, иногда даже бумажные. А один раз она сходила на балет, чем была несказанно довольна.

Через несколько лет Лиля забеременела и родила двойню, а Аарон так растерялся, что купил жене две Ламборджини — синего и красного цвета.

А что с него возьмёшь, с миллионера!

*Песня «представь себе весь этот мир» Музыка: Евгений Крылатов, слова: Леонид Дербенев.

Григорий Георгиевич и Валентина Владимировна

Григорий несколько раз пересёк кабинет по диагонали, потом пошёл по кругу, как хренов бурундук в колесе, потом снова по диагонали, а также вдоль и поперёк. И почему он не Человек-Паук? Уже бегал бы по потолку, делая небольшие остановки рядом с галогеновыми светильниками.

Рыжие, ему всегда нравились рыжие. Это была его страсть, фетиш, своего рода пиромания — страсть к поджогам. Рыжие заводили, поджигали. В свою очередь ему необходимо было, чтобы она вспыхнула в ответ, всё это превращалось в манию. Манию, с которой он боролся, как больные борются с клептоманией. Серебряной ложкой в его кармане, украденной на званом банкете в уважаемом доме.

Он и поплатился за эту страсть. Провидение наказало Григория со всей ответственностью и циничностью, на которое только было способно, ниспослав ему Клавдию. Мама дочери просто принесла младенца в посольство с запиской, кому полагается сей дар, и смылась в пыльных, душных просторах родной страны.

Григорий Георгиевич подарок получил, оформил на своё имя, всё чин по чину, смотря ошалевшими глазами на рыжее шестимесячное чудо, стреляющее в новоявленного папашу зелёным взглядом. Мол, чего, допрыгался? Так-то, папочка!

Проведение точно было бабой. И бабой рыжей. Ничем другим такую подставу Григорий Георгиевич объяснить не мог. Ну, и ещё немного порванным презервативом, но это не точно, потому что воспоминания о ночи, принесшей ему дочь, стёрлись из памяти уже наутро. А пить надо меньше!

И вот, пожалуйста, снова рыжие грабли. Валентина, свет, Владимировна. Забористые грабли, ядрёные.

И ведь по протекции пришла, не просто так, не с улицы, из агентства или по объявлению. Ничего подобного. Старый приятель, сейчас работающий в службе безопасности крупной авиакомпании, попросил пристроить куда-нибудь троюродную племянницу двоюродного дедушки. Вода на киселе, в общем. Место просил потеплее и поспокойнее, и зарплату побольше, естественно. Финансовые трудности у девушки. С головой у неё трудности, а не с финансами!