– Срочно объявляй Комарова в розыск! – друг попытался возразить, но я закричал и дернул оружие из кобуры: – Комар знал, что его жизнь в опасности. Пристроил дочку в богатую семью, меня нанял… на свою безопасность плюнул, значит было бесполезно. Телефон его секретаря пикнул, может, они ещё живы. Уверен, их похитили, проверяю… – я побежал по ступенькам быстрее. – Да, на крыше есть посадочная площадка. Какие к дьяволу камеры? Тут всё здание обесточили!

Отключился и прибавил ходу. Нужно убедиться, что догадки мои верны.

Двери в офис нараспашку, внутри пусто. Внешне всё обычно, ни бумаг на полу, ни разбитых компьютеров, но мой цепкий взгляд задержался на багровом отпечатке пальца на косяке.

Снова набрал Олби и холодно произнёс:

– У меня улика, жду тебя в офисе Комарова…

Что меня заставило отклониться? Интуиция, или я заметил тень? Неважно.

Железный топор вонзился в стену около виска, я выронил пистолет от рывка. Отпрыгнув, перекатился по полу и, выставив руку в защитном жесте, другой нанёс удар. Напавший на меня страшно закричал и упал на одно колено. Похоже, я сломал ему ногу. Добил незнакомца ударом по шее и, быстро оглядевшись, подхватил  пистолет и направил его в полумрак пустого кабинета. Вряд ли противник один.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Дэми! – орал Олби в телефоне. – Ты жив?

– Опоздаешь на свидание, красотка, – рявкнул я зло, – могу и не дождаться.

Спеленав так и не очнувшегося гада первым попавшимся в руки скотчем, я ожидал нападения, но никто так и не появился. Через час в офис Комарова ввалился красный, как рак из печки, Олби. Следом появились и другие полицейские. Специалисты принялись за дело, а я попросил комиссара отпустить меня. Ещё не знал, что мне сообщить Еве, ведь моя версия о похищении её отца, увы, подтверждалась, но мне необходимо быть рядом. Возможно, это последнее желание Сергея, и я должен позаботиться о его дочери.

Вернувшись в дом Комара, я отмахнулся от Сэма и его отчёта. Бросился наверх, ворвался в комнату колючки без стука и, столкнувшись взглядом с её обречённым взглядом, застыл на месте ледяным изваянием. В животе будто закрутился комок колючей проволоки: неужели, она знает?!

Смотрит так, словно дырку хочет прожечь, столько ярости и обиды было в её взгляде. Она знает. И винит меня. Разумеется… Я же телохранитель. Я молча шагнул к ней и упал на колени. Обхватив её маленькие холодные ладошки, произнёс глухо:

– Уже знаешь? Да, это моя вина. Ты имеешь полное право ненавидеть меня.

Глава 23. Дима

– Я тебя убью, – прошипела Ева и, медленно покачав головой, потянула меня за грудки. – Убью тебя, Аполлон Медведевич, трахну и еще раз убью! Я не стану жертвой одного процента! Не стану! Я же петь так хотела, выступать, а теперь?! Мы же предохранялись, как это получилось?! Скотина ты, Дэми! Натуральная тварь, – она оттолкнула меня, завалив на пол, и прыгнула сверху, как бешеная львица. Стала колотить по груди и рвать рубашку, царапать кожу на шее, тянуть за волосы. – Это я анорексичка?! Это ты свой хрен в узде держать не умеешь! Раздевайся, зараза, я тебя хочу! Сейчас хочу! – она налетела на губы и стала кусаться, елозить языком, а я от неожиданности и шока не смог противостоять.

Сомкнул руки на её спине и, перевернувшись, сделал то, что так давно хотелось: подмял под себя, ощущая трепещущее тело. Такая маленькая, такая хрупкая, такая желанная… Приник губами, вторгаясь языком страстно, неистово, с диким необузданным желанием. Будто плотина рухнула, словно стены замка пали, ловил ртом её дыхание, врывался между губ языком, упивался сладостью. Желая оставить всё за дверями этой комнаты, отчаянно стремясь раствориться в этой страсти… Запретной страсти.

Замер, осознавая, что слетаю с катушек, и медленно отстранился. Из того, что она вывалила на меня, я мало что понял, кроме одного: там не было ни слова про её отца. Усилием воли вернулся в реальность и, глядя в затуманенные глаза Евы, отмечая припухлость век и следы слёз, спросил:

–  О чём ты говоришь? Что «получилось»?

– Залёт! – проорала она охрипшим голосом и добавила с рыком: – Коз-зёл! – и, потянувшись, договорила в губы: – Трахни меня, Дэми, тебе же все равно! Я же кукла, да?! Поигрался и выбросил! Ублюдок хренов! Но как же я тебя хочу, – и снова напала, буквально вгрызалась в мой рот. Неистово, до солено-ванильного вкуса, до искр под веками.

Я скатился с неё и, посадив на кровать, присел перед Евой на корточки. В груди скрутился лёд, словно в меня воткнули пару сосулек. Зато всё встало на свои места.

– Так ты беременна? – сухо уточнил я и, удерживая её за руки, болезненно  скривился: – Поздравляю, Ева. Теперь понятно, почему согласилась выйти замуж за господина Дрэйка. Что, тоже случайный перепихон после совместной выпивки? – подался к ней так близко,  что мы, скрестились яростными взглядами, почти целовались глазами. Холодно проговорил: – Не стоит искушать меня, Ева. Да, признаю, ты действуешь на меня ошеломляюще. Ты мой наркотик, моя эйфория, так сладко желать утонуть в тебе… Но с этого момента больше не прикоснусь к тебе. Что бы ни произошло, я выполню волю Комара. Сделаю всё, что от меня зависит, чтобы ты вышла замуж за отца своего ребёнка.

Смотреть в её широкораспахнутые синие глаза и не иметь возможности прижаться к подрагивающим губам приоткрытого рта было невыносимо мучительно. Но чужой ребёнок отрезвлял сильнее и больнее, чем долг и совесть. Эта бабочка не моя и никогда не будет моей. Ещё одна желанная женщина не станет моей…

Поднялся и, больше не глядя на Еву, направился к выходу.

– Ты просто идиот, – проговорила девушка в спину. Холодным, ледяным голосом, способным заморозить Африку. – И, – она резко поднялась и бросилась к комоду. Вывалила оттуда трусики, лифчики, чулки и дернула один из цветных кулечков. Подошла ближе и швырнула его мне в лицо. – Я с Прэскотом даже не целовалась, Дэ-ми! Мне не нужна твоя защита больше. Проваливай!

Я вытащил ткань и с удивлением узнал кусок своей простыни, вспомнил, как Ева стояла надо мной с ножом в руке. А сейчас видел причину: запёкшееся пятнышко крови. Правда обрушилась на меня в этот миг обжигающим душем. Слова Комара о невинности дочки, кровь на простыне и проколотые Катей презервативы. И я сделал то, чего сам от себя не ожидал: расхохотался. До хрипа, до потемнения в глазах, я смеялся так, что в груди заныло. Отпускал со смехом всё напряжение, ревность и боль, впуская в сердце что-то светлое, о чём, казалось, давно уже забыл.

Ева вздрогнула и отступила, сжимая кулачки.

– Пошел вон, Дэми, Дима или как там тебя! Иди отсюда и никогда не возвращайся, – она открыла спокойно дверь и показала мне на выход. – У-би-ра-йся, – пропавшим голосом договорила и отвернулась.

Хотелось обнять её, прижать… трахнуть прямо на этом комоде так, чтобы вся злость из её глаз испарилась. Присвоить, осеменить и навсегда остаться рядом, но… Она в опасности. Моя девочка в опасности. Маленький комочек в её теле тоже. От одной мысли о том, что в Еве развивается частичка нас двоих, в носу становилось мокро.

Я сжал челюсти и сухо кивнул:

– Да, госпожа. Я уйду. Из комнаты. Но не надейся избавиться от меня. Ты под моей защитой, и до окончания контракта не советую делать глупости. Если попытаешься сбежать, посажу в бункер моего дома до истечения седьмого дня. Хочешь наслаждаться свободой, заниматься карьерой и встречаться с друзьями – смирись, что я буду рядом. Повторяю, я – твоя тень.

Она дёрнулась, явно желая еще что-то сказать, но промолчала. Дождалась, когда я выйду в коридор, и хлопнула дверью за спиной. Что-то глухо упало в комнате, я потянулся, чтобы вернуться, помочь, вдруг в обморок снова рухнула, но услышал плач. Тихий и сдавленный, будто девушка зажимала рот ладонями, чтобы ее никто не услышал.

Задавил в зародыше желание вернуться и успокоить. Во-первых, успокаивать буду… долго, если начну. Во-вторых, нет у нас времени на покой. Всё это можно решить потом.

Сжал кулаки и спустился на первый этаж, чтобы провести полную проверку выполненных работ и дать парням распоряжения. С этого дня Еву будут сопровождать четверо моих ребят. Я, естественно, тоже буду рядом. Спать придётся у неё в комнате, надо прихватить спальник. Это будет пыткой, но… я не мог оставить Еву ни на секунду.


Неделя, о которой говорил Комар. Эти семь дней наверняка что-то значат, и дело не в свадьбе. Или в ней? Надо бы пообщаться с Дрэйками. Я чертыхнулся и выудил бумажку с телефоном Эвелины. Совершенно забыл о её просьбе, отвлёкся. Набрав номер, слушал длинные гудки и смотрел в экране работающего в холле телевизора. Шли новости, короткие кадры сменяли друг друга, и я бессильно опустил руку.

– Водитель госпожи Дрэйк не справился с управлением, – лениво-трагичным тоном сообщил диктор. – Ральф Мозер и Эвелина Дрэйк погибли на месте.

Глава 24. Ева

Я сползла по стенке и, грызнув предплечье до крови, сдавленно заорала. Урод! Все они уроды. Пользуются, запирают в клетку, а я никому не нужна. Эти все фанаты, менеджеры, гримеры, танцоры, телохранители – присоски к папиным деньгам. Я лично никому не интересна! И мои проблемы – только мои.

Залетела от Пре-е-ескота?! Как он мог вообще такое подумать? А что я хотела? Веду себя, как последняя шваль, одеваюсь, как проститутка, на меня не пускает слюни разве что сосед-кастрат.

И что дальше?

Я зажала голову руками и разревелась, как тогда… когда Оливии не стало. Я же девочка из приличной семьи, не имею права устраивать сцены, не могу плакать и показывать свои эмоции. Отец запретил раскрывать свои переживания публично, со временем это даже помогало мне держать свои психи в узде, только эпатаж и спасал.