Диана Билык - Служебный роман с чужой невестой

Здесь всегда тихо, немного мрачно, но, когда я захожу, мне кажется, что стены и пол умеют петь, а еще они разговаривают (конечно, по-своему) и… пахнут мелодиями, искрятся песнями, наполнены гармонией.

В центре комнаты стоял мой любимый инструмент, и один взгляд на него всегда заставлял меня дышать чаще. Это оргазм. Это высший экстаз. Когда папа купил его, я не вставала с табуретки трое суток. Отрубалась на пуфике рядом, заваленная нотными листами и текстами. Это было что-то невероятное и очень интимное. Точно как этот взгляд Дэми, что скользнул по темной полированной поверхности, примерял высоту и даже оценил крепость ножек.

Этот инструмент выдержит напор моего мишки, но сначала поиграем.

Я взглядом попросила Дэми встать за спиной. Он опустил ладони на мои плечи, и тепло дыхания впуталось в мои волосы. Теперь бы только на киксонуть и не налажать.

Я опустилась на пуф и нежно прикоснулась кончиками пальцев к чёрно-белой мозаике клавиш. Первый куплет я запела трагично-мягко и с субтоном. От стиснутых пальцев на плечах, проникающе-бархатистых нот рояля, казалось, что слова и музыка вплелись в мою грудь:

– Иногда не хватает сил,

иногда не хватает воли.

Не смотри на меня, не проси,

я не буду теперь с тобою.

На переливах аккордов в проигрыше, Дима присел позади меня на корточки и переплел руки на моём животе. От его шумного дыхания в ухе, меня бросало в сильную дрожь, но я пела:

– Ты моя мечта, ты моя мечта…

Второй куплет немного усилила давление и подала с драйвом. Немного охрипший голос звучал, как у заржавелого рокера, и Дэми довольным котом заурчал на ухо. Нравится, мишка?

– Только ветка стучит в окно,

будто сломанная ключица,

и теперь по ночам одной

мне не дышится, мне не спится.

Ты моя мечта, ты моя мечта…

А последний я спела с надрывом, добавила и фрай и белтинг. Не сильно много, но метко:

– Закричи, отзовись, признай,

что нужна, что не поиграться

ты со мною хотел вчера,

и тогда навсегда останься.

И, когда я опустила руки и развернулась к моему мишке, он поменялся в лице.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дэми подался ко мне и, приподняв на руках, аккуратно положил на прохладно-лаковую крышку рояля. Медленно провёл по моему телу кончиками пальцев, совсем как я по клавишам, и я выгнулась навстречу его ласке. Я хотела, чтобы он играл на мне, извлёк мелодию любви из моего тела. Но Дэми не спешил. Мучительно медленно он развязал пояс моего халатика и, оттянув бюстгальтер, приник горячими губами к набухшему от желания бутону соска.

Услышав мой стон, улыбнулся и перешёл к другому соску, осторожно обхватил его зубами и нежно сжал, вызывая дрожь по всему телу и вскрик сладостного нетерпения. Мягко прикасаясь губами, Дэми оставил дорожку влажных поцелуев до самого низа живота и замер на несколько мгновений, пока я не схватила его голову, желая прижать к своему пылающему от желания телу.

Но Дэми увернулся и, хрипло рассмеявшись, вдруг притянул меня к краю рояля и удобно устроился между моих ног, которыми я тут же нетерпеливо обвила его торс. Дэми скинул себя разорванную мной рубашку и, расстегнув брюки, провёл головкой члена по моим трусикам.

 – Нам же не нужен презерватив? – нависнув надо мной, хрипло спросил он, лаская меня членом между ног. Признался с обаятельной улыбкой: – Ненавижу презервативы! Не хочу, чтобы хоть что-то между нами стояло. Даже если это всего лишь тонкая плёночка. Хочу полностью принадлежать тебе и всецело владеть тобой.

– Медведь Леонович, если ты меня сейчас не трахнешь, я сделаю это сама, – опустила руку между нами и провела пальцами по кружеву, задрожала от прикосновения и почти задохнулась от потемневшего взгляда Дэми. – Скафандры мы не признаем, а что ты еще не любишь? Хочу знать о тебе все, – я прикусила уголок губ и коварно заулыбалась. Как лиса, которая собирается съесть курочку.

Он рывком порвал трусики и одним движением погрузился в меня, глубоко, яростно наполняя меня собой. Я так давно желала этого, но оказалась не готова к той волне наслаждения, что едва не утопила меня в огненных брызгах, не растворила в сладких подрагиваниях, не закружила в безумном круговороте экстаза. Но Дэми замер и, поглаживая мои бёдра, произнёс:

– Не люблю? – мучительно растягивая слова и медленное движение, пока он неторопливо выходил из меня, произнёс Дэми. – Не прощаю предательств. Человек, который отвернулся хоть раз навсегда теряет право входить в мой дом.

И, уже почти полностью покинув меня, он резким движением снова ворвался, вырывая из меня крик удовольствия. Хорошо, что стены этой комнаты звуконепроницаемые, иначе сейчас здесь появились бы все, начиная от моего папочки с дробовиком, заканчивая полицией из ближайшего комиссариата. Я едва снова не сорвала голос. Выгнулась всем телом и, подрагивая, вцепилась в плечи Дэми, почти раздирая их в кровь. Я хотела буйства, напора. Страстно желала кончить под медведищем, но он не торопился, растягивая сладостную пытку.

– Макароны не люблю, – неожиданно признался Леонов, и я не сумела сдержать смех, который перерос в стон, когда Дэми снова вонзился в меня. Навис надо мной, впившись в губы жарким поцелуем, нежно исследуя моё нёбо, затем отстранился и посмотрел с ироничной улыбкой: – И просто ненавижу, когда тебя нет рядом.

И снова двинул бёдрами, заполняя меня, пронзая, казалось, насквозь. И уже не растягивая, безостановочно продолжал вдалбливаться, доводя до иссупления, вознося на небеса, раздирая чувства в клочья. Но мне и этого было мало.. Я кричала, молила «Быстрее! Сильнее! Ещё!», проклинала, обещала, несла несуразицу, пока накопленное неудовлетворение не рассыпалось в пыль, закружив меня в вихре сильнейшего пика. Так горячо! Так сладко…

Дэми зарычал зверем и, продолжая неистово вбиваться в меня, низко застонал, и я кончила ещё раз от одного лишь звука оргазма желанного мужчины. Прижимаясь к нему, тихо засмеялась.

– Что? – едва дыша, спросил Дэми.

– А говорил, что не умеешь петь, – ехидно протянула я и подмигнула: – Судя по стону, Дэми, у тебя отличные задатки. Продолжим нашу репетицию...

И начала медленно покачивать бёдрами, доводя Дэми вновь до железного состояния. Я-то помнила, как жаден мишка до секса, и хотела если не повторить ту ночь, то хотя бы приблизиться к ней.

Ева меня выжала, полностью, бесповоротно. Как в нашу первую ночь, она скакала на мне так яростно, словно мстила за каждый день, когда я её не любил, и я был не против такого наказания. Я был бы не против ещё и ещё, но…

Нехотя отстранил Еву, которая с удовольствием ласкала горячим язычком мой член, и натянул брюки.

– Дэмо… Точнее, Дэми-версия будущей счастливой семейной жизни завершена, – нарочито сурово проговорил я. – Вам стоит подумать о согласии на церемонию бракосочетания, мисс Комарова. Вот станете миссис Леонова, тогда эта игрушка будет в вашем распоряжении круглые сутки!

Конечно, это была шутка, – нам нужно возвращаться, иначе мои парни могут и вломиться. Объект должен быть в зоне видимости, а я не отзывал приказа. Даже спящего должны проверять каждые два часа. А помощь в «репетиции» мне явно не нужна. Не говоря от том, что Комар точно знает, чем мы тут занимаемся, и это немного нервировало. Я в его доме кувыркаюсь с его дочерью, а ведь мы ещё не расписаны. Наверняка, Сергей в ярости.

Да, это была шутка, но сказать об этом я не успел: моя ещё секунду назад милая бабочка тут же ощерилась длиннющими колючками.

– То есть, – протянула она, запахивая халатик и откидывая пышные волосы за спину, – до свадьбы ни-ни? Ну, что ж… Посмотрим, кто кого, – и направившись к выходу, добила: – Еще подумаю, давать ли тебе согласие, макароны он не любит! – и показала мне язык. – А я люблю!

Я поспешно натянул брюки и, застегнув ширинку, чертыхнулся: рубашку мне разодрала, дикая моя колючка! В чём мне теперь ходить? Вариантов не было, поэтому я оделся, во что есть, и в три прыжка преодолел ведущую из подвальчика лестницу.

Осмотрел все ли парни на местах и, убедившись, что Ева уже упорхнула к себе, решительно направился к кабинету Комарова. Нужно обсудить, как действуем дальше, вся эта ситуация мне чертовски не нравилась. Как настораживало и то, что Сергей пообещал Еве вернуть компанию. Как он собрался это делать, если сам добровольно подписал передачу? Зная Комара, предполагал самое худшее.

Хилл когда-то был близким другом Комарова, но сейчас, покусившись на самое дорогое, – Еву, – он перешёл в разряд кровных врагов. А таким жить, как правило, осталось недолго. Комар справедлив, но истории о его жестокости до сих пор ходят в народе. Собственно, благодаря этим слухам, Сергея обходили десятой дорогой и мошенники, и нечистые на руку чиновники.

Потому я и шёл в кабинет, зная, что Комар разрабатывает план. Что это будет? Тихая месть или полноценная война? Мне нужно знать! Ведь это может затронуть мою семью… Да, Ева не дала согласие, но я уже считал её своей, ведь в её чреве растёт мой ребёнок. Наш ребёнок. И если будущий дедушка задумал то, что может поставить будущее под угрозу, я…

– Чего тебе? – недовольно спросил Комар. Он поднял голову и посмотрел меня, как на змею, которая выползла у него из-за пазухи: – Ищешь, кого ещё обрюхатить? У меня только одна дочь, жены нет, а я… тебе яйца отрежу!

– Что задумал, Комар? – проигнорировав его раздражение, причины которого не секрет, спросил я. – Стоит ли увезти Еву в бункер на пару недель, пока не отгремят последние выстрелы?