‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мужчина упирает руки в бока, а потом крутит пальцем у виска:

— Искать ребёнка в школе? Во время каникул? Вы в своём уме? Да эти галдящие спиногрызы готовы свалить побыстрее с уроков, никто не придёт в школу добровольно на каникулах!

— И всё же?

Охранник поджимает губы и в задумчивости смотрит на учебное заведение.

— Подождите.

Он вытаскивает из кармана мобильный телефон, и тыкает пальцем в кнопки. В моей душе поднимается волна радости. Ну, наконец-то, достучалась! Он кому-то звонит! Там кто-то есть!

— Ирина Николаевна, это с охраны беспокоят. Тут какая-то женщина пришла, просит хоть с кем-то поговорить. Да, я знаю.

Мужчина замолкает, видно, выслушивая какую-то гневную тираду от представителя школы, а я пытаюсь не дышать.

— Но, что делать? Она сказала, что не уйдёт.

Киваю. Правильно говоришь. Всё равно не уйду. Теперь-то я знаю, что в школе находится некая Ирина Николаевна. Буду ждать её у калитки, хоть до вечера. Торопиться мне абсолютно некуда — у дома, наверняка, дежурит разъярённый Александров.

— Хорошо, спасибо.

Мужчина убирает телефон обратно в карман и оборачивается ко мне, взмахнув рукой:

— Договорился, идите. Второй этаж, кабинет двести семь. Завуч школы, Ирина Николаевна. Поговорите с ней.

Я подпрыгиваю от радости, и кидаюсь с благодарностями к суровому охраннику.

— Ладно-ладно, чего уж там. Вы, кстати, не правы насчёт меня. Обидно было. Я в браке, двое пацанов с женой растим. Знаю я, какие они. Каждый день почти в школу вызывают. Уж скорее бы доучились, сил нет. Идите.

— Простите!

Я радостно киваю и изо всех сил бегу к школе. Тут в кармане пальто оживает мобильный телефон. Я смотрю на экран — Пашка. Нажимаю на красную кнопку и сбрасываю вызов. Э, нет, дорогой. У меня дела. А ты отдыхай, раз снял номер на сутки.

На втором этаже я мигом нахожу двести седьмой кабинет, и стучу в дверь, покрытую лаком. Из помещения доносится приглушённое: «Войдите», и я бесстрашно толкаю створку внутрь.

— Здравствуйте!

Я захожу, внимательно оглядывая кабинет завуча. Это небольшое помещение с жалюзями на окне, сквозь которые пробиваются лучи зимнего солнца. Ирина Николаевна сидит за рабочим столом, заваленном бумагами, и внимательно смотрит на экран старого лампового монитора.

Поправив очки в тонкой оправе, она смотрит на меня своими уставшими глазами, и раздражённо спрашивает:

— Доброе утро. Давайте по существу. У меня много дел.

— Извините, что отвлекаю, но я ищу одного мальчика.

Я рву молнию на сумке, и извлекаю фотографию Марата, взятую из дома Алевтины Петровны. Завуч кидает беглый взгляд на фото, а затем в недоумении смотрит на меня:

— Вы из полиции?

Я закусываю губу. Почему мой сын вызывает у людей такие ассоциации? Или, просто все подростки сейчас такие?

— Нет, я не из органов. Я ищу этого мальчика, Марата Долгова.

— Зачем?

Ирина Николаевна смотрит на меня настороженно, поверх очков, подперев голову рукой. Уголок губ дрожит — значит, женщина очень напряжена и нервничает.

— Понимаете, родители Марата разбились в автокатастрофе. Мальчика взяла на воспитание бабушка по материнской линии. Но Марат сбежал из дома неделю назад. Алевтина Петровна с ума сходит, ищет внука.

Я облизываю пересохшие губы. Ну, рассказала почти правду. Конечно, эгоистичная старуха и не думала искать мальчика, но об этом завучу знать совершенно необязательно. Пусть думает, что Марат в хороших руках.

— Вы врёте. Только вот я не понимаю, зачем.

Ирина Николаевна решительно поднимается из-за стола, оперевшись на длинные пальцы, унизанные перстнями, и внимательно смотрит мне в глаза своим проницательным взглядом. Я вздрагиваю — женщине бы самой в полиции работать. Вон, как ловко меня раскусила.

— Что вы имеете ввиду?

— Я прекрасно знаю, что Алевтина Петровна терпеть не может Марата и ни за что не будет его искать!

Я сглатываю слюну. Попробовать всё отрицать и стоять на своём?

— Нет, ну что вы? Это вам мальчик рассказал? У него просто сейчас трудный возраст, погибли родители…

Завуч останавливает мою речь резким взмахом руки:

— Убирайтесь! Вы не та, за кого себя выдаёте, и я ни за что не расскажу вам о Марате. И зачем только Олег впустил вас? Уходите, или я сама вызову полицию.

Я выдыхаю, и устало опускаюсь на стул.

— Извините, я сейчас вам всё расскажу.

По мере того, как я начинаю свой рассказ, лицо женщины меняется. Из гневливого, оно становится озабоченным и обеспокоенным, морщины на лбу разглаживаются, а в глазах появляется что-то похожее на жалость.

— О, Боги!

Наконец, я заканчиваю рассказ, уронив голову на грудь. В моих глазах стоят слёзы, и я устало стягиваю шапку с головы, тяжело дыша.

— Либо вы — прекрасная актриса, либо, наконец, сказали мне правду.

— Это правда. Я — родная мать Марата. Очень хочу с ним соединиться, готова пройти через сдачу анализов и всего прочего, но я заберу сына к себе. Тем более, что мальчику негде жить.

Ирина Николаевна прищуривается, и кивает:

— Что ж, я поверю вам. Марат Долгов — сложный ребёнок. Я знаю его хорошо. И прекрасно знаю ситуацию в семье мальчика. Родители, хоть и обеспечивали его всем, не любили. Мать никогда не приходила в школу, ей, по сути, было всё равно, что творится в дневнике у мальчика. Отец приходил несколько раз, но он был всё время на работе, и тоже не мог следить за приёмным сыном. Марат, в основном, был предоставлен сам себе. А когда ему пришлось переехать к бабушке — стало ещё хуже. Приёмные родители хоть и не любили его, но заботились. У Марата были учебники, тетради, чистая одежда, карманные деньги. Алевтина Петровна же вообще не заботилась о мальчике.


При этих словах моё сердце сжалось. Господи, бедный мой сынок!

— Я перед каникулами позвонила женщине. Сказала, что нужно придти на родительское собрание по итогам четверти. Знаете, что она мне ответила?

— Отказалась?

— Причём в очень грубой форме! Сказала, что Марат — щенок подзаборный, и он ей абсолютно не нужен. Так что я не удивлена, что мальчик сбежал. Представляю, как она называла его дома.

Я выдыхаю, и смахиваю со щеки слезу, выкатившуюся из глаза. Чёрт, я готова растерзать эту старуху собственными руками!

— Помогите мне найти сына. У него есть друзья? Возможно, он прячется у кого-то из них?

Ирина Николаевна прищуривается, и откидывает прядь каштановых волос с лица.

— Вы думаете, кто-то позволит мальчику жить в чужом доме?

Пожимаю плечами.

— У меня нет других предположений.

— Вы знаете, Марат — очень хороший мальчик. Честно, я даже не знаю, почему родители не полюбили его. Он очень способный, но, учиться не любит. Впрочем, как и все дети. Активный, душа компании.

— А друзья? У него есть друзья?

— Он — заводила в компании. Мне кажется, своим поведением он хотел добиться внимания родителей. Постоянно что-то натворит. То стекло разобьёт, то стул клеем измажет, то таракана резинового подкинет. Директор постоянно вызывала родителей в школу. Но, никто не приходил.

— Ох.

— Да, вы знаете, им было попросту наплевать на ребёнка. Я даже думала обратиться в органы опеки. Но, с другой стороны, разве в детском доме лучше? Тут хоть его обувают и одевают, комната своя, игрушки. А любовь… Её не купишь, к сожалению, ничем.

— Ему, наверное, тяжело было?

— Да, вы знаете, он очень переживал. А в классе к нему все хорошо относились. Но, настоящая дружба у него сложилась всего с двумя мальчиками — с Сашей Боголюбовым и Серёжей Кузнецовым.

— У вас есть их адреса и телефоны?

— Да, сейчас.

Завуч принялась тыкать пальцами, унизанными кольцами, в клавиши клавиатуры, и сосредоточенно запыхтела. Наконец, принтер, стоящий на подоконнике, ожил, недовольно крякнул, и выплюнул из своих недр лист бумаги, испещрённый витиеватым шрифтом.

— Вот, держите. Желаю удачи.

— Спасибо вам.

Я схватываю лист бумаги, и выбегаю из кабинета. Моё сердце бешено стучит, а пальцы трясутся от напряжения. Я подхожу к окну, и сажусь на подоконник, чтобы немного успокоиться.

Так-так, посмотрим, что тут у нас.

Но тут в кармане моего пальто снова оживает мобильный телефон. Павел Иванович не успокаивается, пытаясь достать меня по мобильной связи. Я отклоняю вызов и устанавливаю режим «беззвучно». Мне сейчас не до разговоров с олигархом. Я прекрасно знаю, что он мне скажет — потребует, чтобы я вернулась назад.

Но, этого не произойдёт — я уже на полпути к своему сыну, и ни за что не поверну в обратную сторону.

Саша Боголюбов, судя по адресу, живёт где-то совсем рядом — на этой же улице. Значит, я сначала наведаюсь к нему. Будем надеяться, что этот визит окажется удачным.

Уж лучший друг моего сына наверняка должен знать, где скрывается Марат.

Выйдя из школы, я пересекаю проезжую часть, и смотрю на близлежащий дом — на нём табличка с номером двадцать один. А Саша Боголюбов живёт в двадцать пятом.

Отлично!

Подняв воротник пальто повыше, я прищуриваю глаза от летевших в лицо снежинок, и бодро направляюсь в нужную сторону. Двадцать пятый дом стоит рядом с дорогой. Быстро прикинув, в каком подъезде живёт ученик, я звоню в домофон.

— Кто там?

— Здравствуйте, вас из школы беспокоят. Очень нужно поговорить с Боголюбовым Александром.

— Он натворил что-то?

— Нет-нет, откройте, пожалуйста.

Дверь подъезда запиликала, и распахнулась. Я вхожу в свежевыкрашенный подъезд, вызываю лифт, и нажимаю кнопку девятого этажа. В коридоре меня уже встречает женщина средних лет, облачённая в уютный тёплый махровый халат.