Катрин Корр - Снежные холмы

Так, вот одеяло.

Пообещай мне, что когда проснешься, ты не станешь волноваться. Прошу тебя. Я ведь не хотел чтобы все так вышло…

Ладно. Отдыхай.

И прости меня.

Белый свет проникает сквозь полузакрытые горизонтальные жалюзи, и заставляет подняться мои тяжелые веки. В голове точно в зацветшем аквариуме, где рыбки давно подохли, а все ракушки и декоративные домики покрылись скользкой зеленой слизью. Все вокруг слишком мутно и расплывчато, ничего не могу разглядеть. Лежу на боку, сжимаю между ног что-то мягкое и приятное на ощупь. Провожу указательным пальцем по мягкой ткани над своей головой и меня снова клонит в сон. Здесь так уютно и тепло, что совсем не хочется шевелиться.

«Надеюсь, тебе здесь будет удобно».

О, да, мне очень удобно. Не хочу просыпаться, но яркие полоски света падают на лицо, задевая ресницы. Я вновь открываю глаза и с трудом прочищаю горло, что тут же отзывается во мне острой болью. Пытаюсь глотнуть, но внутри как будто ножи.

Мечтая о глотке горячего чая, я не спеша обвожу небольшую комнату сонным взглядом и шмыгаю носом, нарушая умиротворяющую тишину. Эта спальня похожа на ту, что была в домике у Владимира Павловича, где мне довелось провести первую ночь в «Снежных холмах».

Отлично помню, что произошло накануне, но после долгого сна все становится как будто неживым и серым, словно мне все это только приснилось.

За приоткрытой дверью слышатся шаги, и я невольно натягиваю одеяло до самого подбородка. Внезапно, в голове проносится неприятная мыслишка, и я рассеянно провожу рукой по груди и бедрам, словно могла лишиться своих единственных округлостей.

Когда мои глаза расширяются от ужаса, ведь ничего кроме нижнего белья на мне нет, дверь осторожно открывается, заставляя меня замереть. Моя ладонь так и остается лежать на груди, и по мере того, как высокий мужчина в серых спортивных штанах и черной футболке медленно заходит в комнату, она все сильнее сжимает ее.

– Привет, – говорит он мне тихим и непривычно рассеянным голосом.

– Привет, – отвечаю я шепотом и морщусь от боли в горле. Натягиваю одеяло, боясь, что хоть какая-нибудь частичка моего тела будет ему видна.

О, господи…

– Как ты?

– Нормально.

Если не считать того, что именно он раздевал меня. Еще что-то под нос бубнил себе.

Какой позор.

Замечаю, как яркие полоски света падают на его подбородок, широкие плечи и крепкие руки, на которых явственно вычерчиваются дорожки вен. Да ему бы с таким подтянутым телом в рекламных роликах какого-нибудь спортивного магазина сниматься.

– Тебе нужно поесть и выпить лекарство. Через пару минут принесу завтрак. Точнее, обед.

–…Что? Который час? – бубню я себе под нос, уводя взгляд в сторону. Надеюсь, он не заметил, как я пялилась на его руки, иначе… Боже, он вчера чуть не убил меня, а я тут решила поглазеть на него! Совсем чокнулась, да? Но отчего-то снова поднимаю на него глаза, в надежде, что он смотрит куда-нибудь в сторону, и замечаю внимательный взгляд на моем оголившемся плече. Тут же прячу руку обратно под одеяло и укоризненно спрашиваю: —Почему ты не разбудил меня? Уже полдня прошло!

Лучшая защита это нападение, верно?

Но мужчина молчит, занимаясь, по-видимому, изучением моего лица, что несказанно начинает меня раздражать. Едва я намереваюсь повторить свой вопрос, как он тихо, но с заметным скрипом в голосе говорит:

– Принесу обед.

Когда закрывает дверь, оставив меня в полнейшем недоумении, я недовольно хмурюсь и подскакиваю с кровати. Хватаю свой свитер, что висит на спинке стула с широкими темными подлокотниками, и в панике пытаюсь найти свои джинсы.

Нервно кусаю изгиб указательного пальца и пробегаю глазами по светло-коричневым стенам, остановив взгляд на темной стеклянной двери, справа от кровати. Но тут в дверь стучат, и я пулей запрыгиваю обратно в постель, укрыв одеялом ноги.

Не дождавшись моего ответа, мужчина заходит в комнату, держа в руках небольшой деревянный поднос на коротких ножках.

– Здесь бульон и чай с мятой. Вот таблетки. Выпей их, как все съешь.

И снова этот приказной тон, что так действует мне на нервы. Такое чувство, что я насильно заставляю его все это делать!

– Где мои джинсы? – спрашиваю хмуро, не обращая внимания на его «командирскую заботу».

– В стирке. Ешь, пока горячее.

Аккуратно ставит поднос на край кровати, чтобы я могла без труда до него дотянуться.

– Я не просила бросать мои джинсы в стирку. Верни их мне.

– Они еще мокрые. Ешь суп.

Молча сделав несколько шагов к той самой стеклянной двери, мужчина открывает ее и внутри тут же загорается мягкий желтый свет. Сквозь темное стекло вижу его силуэт, но совершенно не понимаю, чем он там занимается.

А тем временем мой желудок напоминает о себе неприятным спазмом. Аромат горячего бульона проникает в мой нос, и живот тут же начинает нервно бурчать, выпрашивая еды. Опускаю голодный взгляд на поднос, и увидев маленькую стеклянную миску с сухариками для легкого супа, я едва не давлюсь собственной слюной.

Как же сложно изображать недовольство, когда хочется есть!

– Здесь штаны и домашние носки, – объясняет он, не глядя на меня. В руках держит вещи, которые вынес из той самой комнаты, должно быть, гардеробной. Кладет их на другой край кровати и бросает мимолетный взгляд на поднос. – Почему ты все еще не ешь?

– Я поем… Спасибо. Только сначала, я бы хотела одеться. Надеюсь, ты не против? – с раздражением добавляю я.

Он ловит мой недовольный взгляд и молча выходит из комнаты, предусмотрительно закрыв за собой дверь.

С его уходом спальня погружается в тишину. Вещи, что он оставил для меня, наверняка принадлежат ему. Домашние серые штаны с широкими карманами и вязаные темные носки на большую ногу. Повертев их несколько секунд в руках, я невольно вспоминаю, как нагрубила ему по телефону вчера ночью. После такого он, не задумываясь, должен уволить меня, но вместо этого приносит поздний завтрак в постель, заставляет пить таблетки и заботливо предлагает свою одежду, пока моя сохнет. Хотя, ничего этого бы не случилось, не будь он таким заносчивым грубияном! Ну, какой нормальный человек будет требовать электрика в двенадцатом часу ночи?

Остановившись на том, что во всем случившимся виноват исключительно он, убираю одеяло и быстро натягиваю предложенную одежду, опасаясь, что дверь в любую секунду может открыться. Вновь забравшись под одеяло, усаживаюсь поудобнее и ставлю поднос на ноги. Добавляю сухарики в бульон и, облизав сухи губы, перемешиваю.

Сама не замечаю, как быстро разделываюсь с легким супом и, отставив пустую стеклянную миску, принимаюсь за чай с мятой. Держу большую белую кружку обеими руками и с удовольствием вдыхаю приятный аромат. Мятное благоухание смешивается с пряными нотками мужского геля для душа или парфюма – не могу понять, что это такое и где источник сего приятного аромата. Но мне совершенно не нравится, что я думаю об этом намного дольше, чем следовало бы. Да мне вообще должно быть все равно на запахи и…

Какие же красивые у него руки. Длинные и мускулистые, а под кожей завораживающе играют мышцы, что крепнут после каждого визита тренажерного зала.

Да о чем это я?!

В дверь стучат и я тут же начинаю усердно дуть в чай, хотя он уже давно остыл. Мужчина заходит в комнату и словно коршун, бросает на поднос злобный взгляд.

– Почему таблетки не выпила?

– Горячим чаем? – огрызаюсь я.

– Учитывая то, как долго ты ешь, он давно остыл. Пей сейчас же.

– А вдруг это отрава какая-нибудь?

Мужчина поджимает губы и по слогам повторяет:

– Пей сейчас же.

– Я хочу уехать отсюда, принеси мои вещи!

На пару секунд его глаза закрываются, а плечи заметно опускаются, словно он пытается подавить в себе необъяснимую ярость. Я молча наблюдаю за резкими переменами в его настроении и, вцепившись пальцами в кружку, судорожно пытаюсь придумать план побега.

– Это противовирусное. А вчера перед сном ты выпила противовоспалительное с жаропонижающим и как видишь, осталась жива, – объясняет он уставшим голосом. – Принести еще порцию супа?

Да как у него это получается? Еще пару секунд назад готов был взглядом меня испепелить, а теперь смотрит с такой неподдельной заботой, что я прихожу в глубокое замешательство, абсолютно не понимая, что творится в его голове.

–…Нет, спасибо. Я… Наелась.

Он стоит передо мной в ногах и внимательно изучает мое лицо. Его глаза то сужаются, то снова расширяются, а желваки на скулах медленно двигаются. Кажется, что его мозг совершает тяжелый мыслительный процесс, решает какую-то загадку, и клянусь богом, что-то подобное я уже видела.

Может, у меня и впрямь на лице что-то зашифровано?

– Почему ты не сказала мне?

–…Не сказала что?

– Что у тебя может случиться приступ паники. Почему ты не сказала мне об этом? – уже с явным недовольством объясняет он.

Чокнулся, да? Довел меня до состояния крайнего ужаса, а теперь еще и обвиняет, что не предупредила его?!

– И что было бы? – бросаю я, уставившись на него.

– Я бы не шутил так…

– Как?! – перебиваю, бросив на него озлобленный взгляд. – Не затащил бы меня сюда против моей воли? Или вместо холодного подвала, предложил бы мне отопляемый гараж?!

– Я был бы осторожен, – скрепит он зубами. – Это была всего лишь шутка. Откуда же я знал, что ты…

– Я оценила твой юмор, спасибо! Можешь смело идти на какое-нибудь телевизионное шоу и смешить народ.

– Если бы знал о твоих фокусах, – с нажимом говорит он, впиваясь в мои глаза, – то действительно был бы осторожен.

– В этом я очень сомневаюсь.

Стараюсь выдержать его сверлящий взгляд, но когда серые глаза заметно темнеют, опускаю голову и осторожно убираю поднос в сторону.