Скорее всего умный Тапир здраво рассудил, что в любом случае не застрахован ни от первого, ни от второго. А посему держал свою пассию на длинной дистанции, прекрасно понимая, что стоит только дать слабину, как она тут же плотно сядет ему на шею и натянет поводья. Хотя использовал ее при этом и в хвост и в гриву. (Речь, понятное дело, идет о производственной необходимости, а не о каких-то там немыслимых извращениях, упаси Господи. Хотя, конечно, кто ж его знает…)

Естественно, в смысле блестящих идей и особых озарений проку от Росомахи было немного, а точнее сказать, мало. Ей вряд ли удалось бы придумать оригинальный слоган, написать толковый отчет, разработать дельную концепцию, организовать тематическую презентацию или корпоративную вечеринку. Зато блистать на этих самых вечеринках, подносить призы и подарки, подиумной походкой скользить за важно шествующим Тапиром, сопровождать его на совещаниях и встречах, глубокомысленно чирикая в блокнотике разные каракульки, выполнять всевозможные поручения руководства, в том числе и деликатные, развозить приглашения особо значимым гостям – всего и не перечислить. Так что даром Росомаха свой хлеб не ела – отрабатывала.

– Она, конечно, та еще кошелка, – сказал Бутон, размешивая в огненном эспрессо четыре ложечки сахара. – Но лучше с ней не связываться. Себе дороже.

«Господи, – с тоской подумала Соня, – неужели здесь начинается то же, что и в редакции?»

И ведь угадала. Ну просто как в воду глядела.

25

А в Сониной коммуналке вновь закипали нешуточные страсти.

Умерла тихая пьяница Анна Владимировна. Бог прибрал ее ночью, во сне – даровал легкую смерть, видимо, рассудив, что в своей призрачной жизни она хлебнула уже достаточно лиха, выпила чашу страданий как в прямом, так и в переносном смысле.

Обнаружила утрату вездесущая Фросечка. Анна Владимировна в своей отрешенности дверей в комнату не запирала. И соседка, томимая то ли любопытством, то ли дурным предчувствием, заглянула к ней раз, другой, а на третий забила тревогу.

Тело вывезли и даже в комнату дверей не закрыли, будто и не было Анны Владимировны.

Освободившаяся жилплощадь всколыхнула задремавшую было жажду собственности, и Красновы с Валентиной одновременно рванули в жилищный отдел управы с заявлением о передаче им освободившегося помещения. Где и столкнулись, дрожа от злости.

А из управы вышли единомышленниками, объединенными жгучей классовой ненавистью. Ибо узнали, что эти тихушники, эти гнусные ненасытные сволочи – потомки инженера Копнова – давно уже заключили с родственниками усопшей договор купли-продажи с отлагательным условием – Анна Владимировна живет в своей комнате, пока не окочурится.

– Так они ее и пришили, вот что я вам скажу! – разорялся на кухне разочарованный Васятка. – Кому она мешала, кроме этих жлобов?! Еще надо выяснить, откудова у них такие деньжищи! Училка сраная! Въебенематику в школе преподает! Так на ее зарплату говна сушеного не купишь, не то что комнату в коммуналке!

Но после драки кулаками не машут, и обойденным судьбой претендентам оставалось только в бессильной ярости наблюдать, как объект их вожделений освобождают от старой мебели и ремонтируют.

В итоге юдоль неизбывной печали обратилась в шумное обиталище мальчишек – праправнуков инженера Копнова, а страсти разгорелись с новой силой.

– А чем ихние щенки меня лучше?! – бушевал Васятка. – Я еще сам молодой, и пестик пока не отвянул. А на хрен он мне нужен, ежели в головах бабка кряхтит, а сбоку Витек кувыркается? Вона они докувыркались уже до пуза, бляха-муха. А малец родится – начнет ссать наперегонки с бабкой. А что нам теперь с Валентиной? Крест на себе поставить и противогазы надеть? Или сразу веревку на шею?! – Голос его взлетел в заоблачную высь и истерически зазвенел: – Для кого ж я, бляха-муха, всю жизнь горбатился?!

– Ты чего разорался-то?! – ворвалась на кухню взбешенная Валентина. – Когда это ты горбатился? Вшей по тюрьмам давил? Чё ж ты в управе-то язык в задницу засунул? А тут, глядите на него, права на кухне качает! Язык, что помело, а толку чуть. Пестик у него не отвял! Да он у тебя еще и не распускался!

– Да?

– Да!

– Да?!

– Да!!!

– Ну ладно, – зловеще сказал Васятка. – Я тогда по-другому сыграю…

В кухонных баталиях Соня не участвовала. Тут бы со своими проблемами разобраться. Но спасибо Фросечке, знала обо всем досконально, как говорится, держала руку на пульсе. Пульс бился горячо и мощно, сотрясая весь организм.

Когда что-то случалось, соседка ждала ее в коридоре, изнемогая от нетерпения.

– Соня! – кидалась она прямо к порогу. – Что я тебе скажу-то!

Но на сей раз дело касалось непосредственно Фросечки, во всяком случае, одной из своих многочисленных граней.

Оказывается, давно освободившаяся комната беспечного Кости Старикова все это время пустовала не потому что, как считалось в их квартире, прописанный там новый жилец не торопился по непонятным причинам туда вселяться, а потому что неизвестно какими путями изначально была передана предприимчивым потомкам инженера Копнова. И Фросечка об этом знала. Но, будучи почти что членом семьи, тайну хранила свято. Даже от Сони, которой в общем-то было в высшей степени наплевать и на саму комнату, и на ее обитателей, и на кипевшие вокруг нее страсти. Но чего же гусей дразнить?

А не пользовались они ею по очень простой причине – уж больно далеко она располагалась, в самом конце коридора, по соседству с безумным Васяткой и его распрекрасной семейкой. Ну какая уж там спальня для мальчишек?

Другое дело – комната Анны Владимировны, прямо под родительским боком, любо-дорого посмотреть.

– Не понимаю, – пожала плечами Соня. – Зачем нужна запертая комната, которой все равно никто не пользуется?

– Ну как же? – удивилась Фросечка ее непрактичности. – Денег заработали – вложили в жилплощадь. Все лучше, чем прожрать да пропить, разве нет? Или, допустим, жильца пустить можно, тоже доход. Но сдается мне, другая у них задумка. Моя-то комната давно уж ихняя. Я ведь почти что родня. И со старухами они договорились. У старух-то, кроме друг дружки, и нет никого – шерочка с машерочкой. Им деньжата при жизни нужны, на этом свете, а не на том. Ты тоже здесь долго не засидишься. Неуж откажешь? Комнату не продашь? Какая тебе разница, кому продавать? А тут соседи, вы вроде не ссоритесь. Как они с Валентиной да с Красновыми сладят, я, конечно, не знаю. Но с деньгами нынче все по плечу. А мои сейчас зашибают прилично. Это я тебе точно говорю. Давно уж могли бы себе квартиру купить, но вот эту им подавай, и точка.

– Ну и что вас так расстраивает? – спросила Соня, впечатленная грандиозными планами предприимчивых потомков инженера Копнова.

Фросечка оглянулась на дверь и перешла на взволнованный шепот:

– Васек вскрыл отмычкой Коськину дверь. А я увидала и стала приглядывать. Взять там, конечно, нечего. Но с другой стороны, что в его башку непутевую втемяшится, никому не ведомо. Может, он там схрон какой воровской устроит? Откуда я знаю? В общем, стала я за ним подсматривать и проведала, что свил там себе гнездо Витек со своею кикиморой. И кажную ночь уходит туда ночевать.

– Ну и что тут такого страшного? Комната все равно пустая, а они сидят друг у друга на головах.

– Да что ты, Соня! Они же там засрут все хуже притона! А Игорь – мужик горячий. Он этого Васятку по стенке размажет и жизнь свою через него порушит! Дело-то уголовное! А главное, не знаю я, что мне делать. Вроде должна сообщить о своем открытии, но боюсь этого пуще смерти. Ведь окажусь кругом виноватая! Вот что ты тут мне посоветуешь?

– Ну какой из меня советчик? – расстроилась Соня. – Я в своей жизни напутала, где уж мне чужие судьбы вершить?

– Скажи только, как сама бы сделала, – взмолилась соседка. – Ты молодая, современная, а я старуха замшелая, из ума давно выжила.

– Даже не знаю… Наверное, не стала бы ничего говорить. Пусть все идет своим чередом.

– Правда? – обрадовалась Фросечка. – Вот спасибо! Так я и сделаю! Помолюсь, а там как Господь рассудит…

Господь рассудил весьма неожиданно, по принципу «посоветовал – отвечай».

Фросечка на нервной почве прихворнула и залегла в своей комнате – вовремя ушла со сцены.

А Соня и думать забыла об идиотских коммунальных проблемах. Но именно ей посчастливилось выползти из своей каморки в тот самый момент, когда Витек с кикиморой отправились баиньки, а Васятка встал на шухере.

Сонино появление подействовало на него, словно красная тряпка на быка.

– Ты чё здесь вынюхиваешь, падла?! – затрясся он мелким бесом. – Чего тебе неймется?! Давай беги к своему вертухаю, что-то давно его здесь не видно! Стучи на соседа! Но помни, подстилка ментовская: начнешь вякать, и кончится твоя привольная жизнь!

Из комнаты выскочила всклокоченная Валентина в просторной ночной рубашке, выпустив за собой в коридор струю теплого спертого воздуха.

– Ты чего развонялся тут, гнида?! – накинулась она на беснующегося Васятку.

– Вона, гляди! – указал тот дрожащим перстом на застывшую Соню. – Все теперь разболтает.

– Да ты сам уже все разболтал! – зашлась Валентина. – Всему миру поведал, какой ты есть придурок!

Витек с кикиморой растерянно топтались на пороге, не зная, в какую дверь ретироваться.

– Валя! Валя! – взывала прикованная к постели баба Люба. – Что там, Валя?

У сестер-старушек приоткрылась дверная щелка, выпустив тоненький лучик света.

– Где мои тапки?! – грозно вопрошал Краснов-старший, видимо, готовясь окунуться в гущу закипающего боя.

– Да лежи уже! – уговаривала рассудительная Наталья. – Без тебя разберутся.

В общем, дурдом.

И только потомки инженера Копнова высокомерно проигнорировали разгоревшийся пожар, даже не подозревая, что копья ломаются по поводу неприкосновенности их частной собственности.

Зато Фросечка себе не изменила, но по хворости влилась в бучу с большим опозданием и, не оценив ситуации, решила, что Соня, облеченная ее высоким доверием, сие доверие не оправдала и тайну чужую раскрыла.