А я не могу ничего сказать. Понимаю, что слово скажу и разревусь уже в истерике. Только и смогла что согласно кивнуть, шмыгая носом.

— Вот и договорились наконец-то. — Дима вновь вернул меня в свои объятия тут же добавив; — Я все хочу обсудить с тобой, как мы дочку нашу назовем? Есть идеи? — от важности вопроса, стало сразу же как-то легко, слезы тут же отступили, самое же время обсудить имя ребенку.

— Виктория, может быть? — была неуверенная, а какое-то время вообще, думала назвать ребенка Сашей.

Подошло бы и девочке, и мальчику, но то был глупый, недолгий порыв.

— Победа! Очень хорошо, ей подходит.

Дима едва успел одобрить мой вариант, как в палату вошел лечащий врач, в сопровождении Анатолия Дмитриевича и медсестры. Я пересела в кресло у окна, Диму медсестра заставила лечь.

— Ну что вы удумали Дмитрий? Вчера еще сознание три раза теряли, сегодня мне сказали, что вы уже на выписку собрались. Так вам даже вставать опасно, не то, что ходить. — лечащий врач навис над Димой, со строгим, не терпящим возражений взглядом.

— Да понял я, понял. Долго еще? — Дима щелкнул пальцами по стойке для капельницы.

— Месяц — это минимум. — от этих слов Дима нахмурился.

— Я не могу, у меня вот, жена скоро рожает. Неделя — это максимум! — серьезно заявил Дима, а я едва сдержала смех, торгуется.

— Не собираюсь с вами торговаться. Уважайте чужой труд Емельянов. Вас, между прочим, три бригады врачей, почти сутки оперировали. Столько крови в вас донорской влили, еще месяц вас выхаживали не для того, чтоб вы угробились через недельку, едва на ноги встав. Как вы себя чувствуете? Рука сильно болит? — все отчитывал его, проводя параллельно осмотр, а медсестра, крутилась, с другой стороны, цепляя датчики, сорванные Димой, еще до нашего прихода.

— Терпимо. — ответил он, но судя по тому, с каким трудом и опаской ложился, хмуря брови, Дима врал.

— Лена, еще обезболивание к капельнице добавьте. — врач был более проницательным, чем Дима умел врать.

Кто бы только его удержал в этой больнице. Уже через неделю, Дима, усыпив нашу бдительность своим безропотным нахождением там, явился в квартиру.


Дмитрий.

Очнулся от кошмарного сна. Лежу на асфальте, а меня давит огромный БелАЗ. С трудом открыл глаза, сон развеялся, только ноющая боль во всем теле и жгучая, с правой стороны, никуда не ушли. Надо мной люди в белых халатах столпились. А я лежу и понять не могу, живой я или умер. Если живой, полечили меня или еще не успели, если умер, почему тут Аня…вон в уголчке стоит, губы кусает. Сердце так рвануло, задохнулся от боли, от дурацкой мысли что мы теперь на том свете. И вкуса крови еще не чувствую. А понять не могу, это, потому что живой и полечили или потому что умер и на том свете кроме боли ничего не ощущаешь.

— Дмитрий! Дмитрий вы меня слышите? Сюда смотрим. Все в порядке. — какой-то тип, в белом халате ослепил по очереди каждый глаз ярким светом.

— Ирина Александровна, колем, чего ждете то? Сердечного приступа до кучи? — судя по всему это и был врач.

Мучали меня еще несколько минут, вкололи много уколов и капельницу.

— Пять минут. — врач обратился к Ане и вышел со всеми, оставив нас наедине.

Пробежался взглядом по Аниной фигурке, под белым халатом виднелся живот, его и искал. Большой, на много больше того, который я помнил. Только и дошло до меня, что лежу я тут уже хер знает сколько. Аня уже присела на край кровати. Так плакала, утыкаясь лицом в ладонь, так хотел ее к себе прижать и не отпускать никогда, думал ведь не увижу ее никогда больше. Черт ведь знает, как оно там, на том свете. А какое там обнять, едва говорить мог. Рот словно клеем заклеили. Но мой невнятный вопрос Аня поняла, все рассказала.

Потом самые заветные слова услышал, ради которых, пожалуй, стоило почти умереть.

— Я так люблю тебя. — слова подтвердила своим взглядом, своими слезами обо мне.

— Прос…простила… — от счастья воздуха не хватало, в момент голубой взгляд сменился темнотой.

Пришел в себя, Ани нет уже. Может приснилось.

— Аня, девушка, блондинка, глаза голубые, где она? — научился за пол дня языком второчить и спросил медсестру, когда та принесла мне какую-то детскую еду в виде протертого пюре.

— Так домой отправили. Сказали не пустят уже сегодня. Завтра придет твоя Аня, она каждый день приходит. Тебя покормить? — медсестра взялась уже за ложку.

— Нет, а где мой телефон? — хотел позвонить Ане и отцу тоже ведь волнуется наверно.

— Не положено тут телефона, аппаратуру сбивает. — где-то я это уже слышал.

Медсестра меня оставила, я хотел было взять ложку, на автомате правой рукой, правша ведь. И эту руку прострелила адская боль, от самого плеча, до кончиков пальцев. Несмотря на то, что я едва смог ей пошевелить. Ничего так в моем теле не болело как эта рука.

Только от боли все отвлекали мысли об Ане и отце, даже Мурка затесалась в эти мысли. Как там они мои родные, любимые и без меня. Я же даже животик не потрогал, с дочей не пообщался. Месяц! Чертов месяц тут дохляком провалялся и до сих пор едва хожу. Но дома ж и стены лечат. Завтра же выписываюсь! Съел ту гадость что дали, с голодухи даже вкусно, консистенция только гаденькая.

Курить чертовски хотелось, но врач сказал, что теперь мне этого категорически нельзя. Я и сам хотел бросить, но как-то, не хватало мне волшебного пендаля. Месяц карабкаться с того света, чтоб сдохнуть от сигареты. Нет уж!


Дмитрий.

Неделя в больнице была каким-то кошмаром. Меня, конечно, навещали, но что это такое? Даже часа моим родным со мной побыть не дозволяли. Такое ощущение было, словно в тюрьме. Плюнул на все и написал отказ. Левой рукой, то еще приключение, но так домой хотелось, даже красиво получилось. Держать насильно в больнице они меня права не имели, пришлось отпустить.

Вот так вот и оказался, в все-таки нашей с Аней квартирке.

— Сбежал! Анатолий Дмитриевич! Он сбежал! — Аня, впуская меня в квартиру, тут же и сдала отцу, при этом не скрывала радости, от того, что я дома.

— Кто сбежал? — с этим вопросом отец вышел из комнаты и увидев меня добавил; — Идиот. — тяжко вздохнул и ушел обратно, показывая все свое отношение к моей затеи и понимая, что спорить со мной бесполезно.

— Хочу с тобой на диван завалиться. — обнял свою Анечку целуя манящие губы.

— Похотливое животное. — шепотом, смеясь заявила Аня.

— Дурочка, я про кино говорил. Помнишь, как раньше на диван завалимся и будем фильмы смотреть, а ты о чем подумала мм? — Аня смущенно улизнула из моих объятий.

— Ты голодный? Ужинать будешь? — кричала мне уже с кухни, бросив меня в прихожей, без всякой помощи справляться с одеждой самому.

На самом деле я не обиделся на нее, наоборот был ей благодарен. Она единственная не позволяла чувствовать себя каким-то ущербным что ли, не кидаясь ко мне с "Давай помогу".

— Чаю горячего и все! Привет красотка. — о ноги потерлась Мурка.

Из грязного заморыша, она превратилась в пушистую, царственного вида кошку. Довольно крупную и мурчащую еще громче чем раньше, когда была поменьше.

Скинул куртку, обувь и прошел в гостиную. Теперь квартира была не просто помещением, а стала уютной, Аня с папой и Муркой обжили ее. Вдоль окна лежала какая-то большая коробка.

— Что это? Рабочие мусор не убрали что ли? — поинтересовался у Ани, вошедшей с подносом.

— Это елка, я же тебе рассказывала, так и знала, что ты меня совсем не слушал. — Аня сказала это не в обиду, похоже счастливая о того, что я тут, не могла злится и обижаться.

— Можно завтра нарядить, кто сказал, что ее прям под новый год наряжать нужно? — пристроился со своим предложением прямо к Ане под бок, животик погладил, оттуда поздоровались толчками.

— Игрушек нет. — Аня подала мне пульт от телевизора.

Так уж повелось, фильмы всегда выбирал я.

— Завтра сходим, купим. — с удовольствием представил, как будем выбирать новогодние игрушки для нашей семейной, елки.

Это явно поинтересней, чем в четырех стенах, в пижаме, есть пресную еду и весь день ждать, что про тебя вспомнят не только медсестры и врачи.

Очень скоро Аня уснула. Если б не рука, унес бы сейчас ее в спальню, а так только и мог лежать с ней рядышком и живот поглаживать.

— Вот. Позвони, как соизволишь заняться своим здоровьем. Я твои документы, выписки врачей уже отправил, они ждут тебя хоть завтра. Кончай голову в песок прятать, это не шуточки, если можно что-то сделать, врачи все сделают. А нет, так будь мужиком, прими это и живи дальше. — отец вошел в гостиную и протянул телефон явно заграничной клиники, отчитывая меня параллельно.


— Ага. Я из больницы выписался, чтоб вообще за границу укатить? Пока Аня не родит, с места не сдвинусь. — старался говорить как можно тише, неимоверно злясь на отца, что в такой момент пристал со своими врачами.

— А потом ты заявишь, что дочка маленькая. Подождем до годика, потом до двух, до трех и так далее? На руки ее взять не сможешь! Собирайтесь все вместе, берите Кристину и езжайте туда, Это Германия, там роддома получше наших будут. Это твое будущее ты хоть понимаешь, что инвалидом можешь остаться? И чего ты шепчешь, не будет она тут спать! Аня, дочка вставай, иди в кровать солнышко. — папа не только наехал на меня, еще и Аню спать отправил.

— Разве можно ей летать? — спросил отца, когда Аня ушла в спальню, сомневаясь, что это все исполнимо.

— А почему нет то? Можно на поезде, но лучше вам самолетом, так быстрей. Да не родит она, вон как все перенесла стойко, даже в обморок ни разу не упала. Решайся! Мы с Олегом справимся, я уже с ним договорился и за кошкой вашей посмотрю. А внучка родиться я к вам на пару дней прилечу, надо кстати замов толковых подыскать пока ты еще тут. За недельку управимся? — папа, поймав меня в момент сомнений, буквально дожал и заставил принять нужное ему решение.