И все же если физическая сторона их любви была несовершенной, то медовый месяц удался тем не менее на славу, тут было все, что могла вообразить молодая женщина в своих романтических фантазиях. Кен дополнял ее, он был всем тем, чем не была она, – общительным, дружелюбным, с интересом относящимся к самым разным людям. Он вступал в беседы с уличными торговцами и гидами, расспрашивал на своем элементарном французском про их семьи и, не замечая, казалось, смущения Ливи, сообщал всем, что они проводят тут свой медовый месяц.

Освободившаяся впервые в жизни от родительского надзора, Ливи наслаждалась своим новым статусом жены. Она царапала «миссис Кен Уолш» на салфетках для коктейля и писала почтовые открытки всем, кого только знала, просто так, чтобы лишний раз написать «мистер и миссис…». Они катались на bateaux mouches[1] по Сене, позировали фотографу на фоне Версальского дворца. Они посетили Лувр и Нотр-Дам, ели pommes frites[2] в кафе на углу и целовались на заднем сиденье такси. Но если их дни были полны прелестного разнообразия, то все ночи для Ливи казались одинаково болезненными.

– Когда новобрачные обосновались в Гринхилле, владениях Уолшей в Мидлебурге, штат Вирджиния, уверенность Ливи в себе ожила. Величественно возвышаясь на зеленых холмах, в честь которых и получил свое название, окруженный столетними дубами и грациозными буками, которые укрывали его от ветров и непогоды, Гринхилл поражал своей историей и традициями. Ливи почувствовала, что в этом месте она сможет стать образцовой женой и приветливой хозяйкой, что здесь она сможет блеснуть.

В прошлом ее опыт общения с домашней прислугой ограничивался уборщицей, которая раз в неделю приходила к Каллаганам, однако перед лицом многочисленной прислуги Гринхилла Ливи держала себя очень важно и строго.

– Я буду сама готовить большую часть блюд, миссис Шеридан, – заявила она экономке, – и подавать их я стану сама. Иногда – когда, к примеру, у нас будут гости – мне потребуется ваша помощь, вне всяких сомнений. Но если мы будем дома вдвоем, я буду сама ухаживать за мистером Уолшем…

Хоть Ливи и была юной и неопытной, ее манера убедила почтенную миссис Шеридан изменить порядок, к которому она привыкла, когда родители Кена были живы.

Дни у Ливи, ставшей хозяйкой прекрасного и благоустроенного дома, пролетали в приятных занятиях. Она полировала и переставляла старинную мебель, потом совершала набеги на серванты и буфеты, расставляя серебро, фарфор и скатерти так, чтобы это было удобно и целесообразно. Она удалила доморощенную утварь из просторной, старомодной кухни и заказала новую, более эффективную бытовую технику.

Однако ничего ей так не нравилось, как простой ритуал приготовления ужина для Кена каждый день. Пользуясь растущей коллекцией самых изысканных рецептов, она готовила изысканные кушанья на двоих и подавала их на старинных, кружевных скатертях при свечах. Исполненная решимости стать помощницей во всем, служить поддержкой и опорой, в которых он, как ей казалось, нуждался, она расспрашивала своего молодого супруга, внимательно выслушивала его проблемы, страстно стремясь облегчить тот груз ответственности, который он нес.

– Но почему ты не уволишь Бриггса, раз он постоянно делает ошибки? – спросила она как-то вечером, после того как Кен рассказал про одну из последних ошибок своего редактора.

– Я стараюсь быть справедливым, Лив. Вообще-то, такие глупые ошибки не характерны для Бриггса, – объяснил Кен. – Бриггс и «Кроникл» сотрудничали много лет. Парень, вероятно, переживает какой-то личный кризис. Я надеюсь, что он расскажет мне об этом. Да и вообще… не стоит выбрасывать хороших людей, если они устали или сломались… Это нехорошо и неправильно. Нужно просто стараться контролировать их, заполнять пробелы. И сейчас, видимо, мне и остальным придется поискать какой-либо выход из сложившейся ситуации.

Она любила Кена за его справедливость. Но разве можно решить все проблемы? – удивилась она, думая о том месте, где терпели крушение все ее усилия, – о спальне. Она пудрилась и душилась, ставила свежие цветы в вазы и включала тихую музыку по радиоприемнику – создавала самый романтический антураж. И все-таки ей не удалось восстановить волшебство тех первых дней, того времени, когда от нее не требовалось сексуальных упражнений. Порой она чувствовала, что Кен где-то блуждал мыслями и невпопад отвечал ей, занятый своими проблемами, все еще неуверенно чувствуя себя в отцовских башмаках. Но чаще всего она обвиняла себя за то, что не способна возбудить его.

Как-то утром, после их двухмесячного юбилея, Ливи сообщила Кену, что она должна слетать на день в Нью-Йорк.

– Я вернусь к ужину, – торопливо добавила она, – так что ты не успеешь без меня соскучиться.

– Уже затосковала по дому, Ливи-лув? – поддразнил ее Кен.

– Никогда! – яростно ответила она. – Ты мой дом, Кен, ты моя семья. Мне просто нужно… сделать кое-какие специальные покупки.

Приехав в город, она прежде всего направилась в церковь, где договорилась о встрече с отцом Мак-Брайдом.

– Как может жена знать, – спросила она его, – любит ли она мужа… во всех отношениях?

Священник казался удивленным.

– Ведь мы уже говорили об этом перед твоей свадьбой, дорогая Ливи. Или ты забыла?

– Я помню, – торопливо сказала она. – Я должна любить своего мужа, как… как Христос любит церковь, всем сердцем и душой. Однако, отец… – Она запнулась.

– Да, дитя мое? – поторопил он ее.

– Чувства, – выпалила она. – Я хочу знать про чувства, отец. Не в моей душе, а… – Она прижала руки к груди, а затем позволила им скользнуть вниз. – Там… Как я могу отдать это моему мужу?

Отец Мак-Брайд понимающе кивнул, и Ливи почувствовала облегчение, которое через миг исчезло после его слов.

– Некоторым чувствам, – сказал он, – нельзя доверять. Особенно чувству похоти. Чему ты можешь доверять, Оливия, так это церкви. Повинуйся своему супругу, давай ему утешение и поддержку, будь ему верной. Это главное в христианском браке. И это активная любовь, пойми, а не пассивная. Следуй тому, чему тебя учит церковь, и тебе все скоро станет ясно.

Однако когда она уходила с аудиенции у священника, смущение Ливи возросло еще больше, чем до этого.

Перелистав желтые страницы телефонного справочника, она условилась о встрече с доктором Эмили Саундерс. Пожалуй, ей будет легче говорить с незнакомым человеком, рассудила она.

Но когда она явилась на прием к гинекологу, приятной, пожилой женщине, то почувствовала себя косноязычной и бестолковой. Агонизируя от смущения, она пыталась объяснить, что ей больно заниматься любовью с мужем, что это не проходит у нее после того, первого раза. Она пробормотала ужасное слово фригидность – и стала ждать ответа, затаив дыхание.

Доктор Саундерс осторожно обследовала ее, делая частые остановки, чтобы заверить ее, что все у нее так, как и должно быть. Когда Ливи оделась, доктор присела рядом с ней.

– Я не могу сказать определенно, – сказала она, – но проблема может заключаться в вашем муже, а не в вас. Возможно, он слишком быстро входит в вас. Вы не просили его не спешить?

Ливи страшно смутилась, ее розовое лицо покрылось красными пятнами.

– Нет, – сказала она, – дело не в Кене. Он очень терпеливый. Это моя вина. Я виновата. – Запинаясь, она объяснила, как ее тело горело от желания, когда они только что познакомились, и как она запретила тогда себе это, в агонии самоотречения.

– Тогда вы не фригидная, Ливи, – сказала с улыбкой доктор Саундерс. – То, что вы ощущали прежде, вы сможете почувствовать снова. – Она заметила беспокойство на лице юной пациентки, ее напрягшееся тело. – Возможно, – сказала она, – ваша проблема связана со страхом. Видимо, вы боитесь забеременеть?

– Нет! Я хочу забеременеть как можно скорей. Кен тоже этого хочет, доктор Саундерс.

– А может, вы стараетесь слишком упорно, Ливи, – предположила она. – Вы можете желать беременности больше, чем сексуального удовольствия. Возможно, вам просто нужно расслабиться, и тогда природа возьмет свое.

Разочарование Ливи было очевидным.

– Ну, а вы можете что-нибудь сделать? Дать мне какое-нибудь лекарство? – спросила она, зажав свою сумочку так крепко, что костяшки пальцев побелели.

Доктор Саундерс поиграла своим блокнотом для рецептов, затем отложила его в сторону.

– Вы абсолютно здоровая молодая женщина, – мягко сказала она. – Просто вы должны дать себе разрешение наслаждаться физической стороной вашего брака.

– Я хочу этого, правда хочу, – удивленно ответила Ливи. Ведь она так хотела всегда Кена…

– У меня идея, – сказала доктор Саундерс. – Прежде чем отправиться в постель, попробуйте выпить стакан-другой белого вина или, быть может, коктейля. Небольшое количество алкоголя поможет вам расслабиться… ослабить ваши запреты.

Наконец-то, подумала Ливи, вскочив со своего места, наконец-то она получила конкретный ответ на свои проблемы.

– Спасибо вам, доктор, – сказала она, – большое спасибо.

Она заплатила секретарю в приемной наличными, не желая, чтобы кто-то узнал про ее визит, и стрелой выскочила от врача, стремясь успеть на ближайший самолет до дома.


Она явилась домой вовремя, чтобы начать готовить ужин, искупаться, одеться и встретить Кена у дверей в семь часов. На кухне она выпила стакан вермута, затем еще один, пока лежала в ванне. Бутылка хорошего красного «Бордо», уже початая, стояла на обеденном столе.

– Эй, – рассмеялся Кен, когда она выбежала, чтобы встретить его, и замучила его объятиями и поцелуями, – если я буду встречать такой прием каждый раз, когда ты будешь отправляться за покупками, тогда никаких денег не жалко.

– Я не встретила ничего, что хотела купить, – пробормотала Ливи, уткнувшись в грудь мужу. – Я… я просто скучала без тебя, вот и все.

– Еще лучше.

К тому времени, когда бутылка опустела, а ужин закончился – увенчавшийся слоеным шоколадным тортом, который она начинила четвертью бутылки рома, – Ливи могла лишь шататься, когда поднялась со стула. Кен, который выпил лишь пару стаканов, исполнил свой долг кавалера и оттащил ее наверх. Глядя на нее, лежащую у него на руках, он поцеловал ее в нос.