– Да уж что сделала, то и сделала, – сухо ответила Наталья Ивановна. – Тебя не касается.


…Как хорошо помнила Наталья Ивановна тот страшный день…

Аннушка вернулась поздно, истерзанная душой и телом, заплаканная, с распухшими глазами… и, конечно же, не смогла утаить случившееся. Все рассказала свекрови. Наталья Ивановна выслушала ее молча, помогла умыться, привести себя в порядок, напоила горячим чаем с малиной, уложила в постель… а потом холодно, спокойно взяла в чулане самый тяжелый топор, колун, и пошла к рыжему Витьке.

Все она помнила по сей день, каждый свой шаг. Она не спешила, пробиралась задами огородов, прячась в тени, но все же ничего не боясь.

И до сих пор жалела она, что немного промахнулась, что не убила насильника с одного удара… а второй раз у нее рука не поднялась. Не смогла добить упавшего гада, не смогла еще раз опустить топор ему на спину. Да и ладно, все равно неплохо получилось. Колун угодил точнехонько в поясницу, навсегда лишив мерзавца мужской силы. И ноги у него тоже навсегда отнялись.

Наталья Ивановна долго еще ждала, что за ней придут, арестуют, отправят в тюрьму… но, видно, Витька не решился сказать, кто его так приложил колуном. Да и то, если бы сказал – самому было бы хуже.

А Наталья Ивановна после того уехала в лесную деревню. И когда сын привез крошечную Марину и пожаловался, что боится оставлять ее в городе, потому что времена у него сейчас трудные, твердо заявила, что девочка будет жить здесь, в лесу. И объяснила сыну:

– Если ты с бандитами поссорился, так здесь нам безопаснее. Они ведь могут узнать, откуда ты родом, да и наехать в совхоз. Так?

Сергей согласился.

И вот теперь она вернулась в Завойское. И первым делом расспросила Нину, кто жив из старых знакомых, а кто нет… Конечно, ее-то интересовал только один человек. И интересовал потому, что задумала Наталья Ивановна докончить то, что начала много лет назад. Вот только Нина сказала, что у рыжего Витьки дочь – дурочка, сама даже обед сварить не умеет… Посмотреть надо, решила Наталья Ивановна. Если и в самом деле девка совсем беспомощная… ну, черт с ним, с уродом. Пускай существует.


– А тот человек… он жив? – спросила Марина.

– Такие сволочи дольше всех живут. Ладно, хватит о плохом. Расскажи-ка лучше, что делать собираешься? Сергей… ну, я думаю, он сгоряча так поступил, после опомнится, но тебе-то ведь все равно пора по-своему жизнь устраивать. Чем заняться хочешь?

– Не знаю пока, – грустно ответила Марина.

Ей не хотелось говорить на эту тему. Тем более что она была слишком взбудоражена рассказом бабушки. Кто бы мог подумать… Бабушка каким-то образом расправилась с мерзавцем! Но конечно, ни за что не признается, как именно. Ничего, Марина может и сама узнать. Это проще простого. Раз тот человек до сих пор живет здесь, в Завойском, она завтра же постарается его найти. Он должен быть ярко-рыжим. Таких немного.

Черт побери, она имеет право посмотреть на человека, который был ее настоящим отцом!

– Ты это зря задумала, – сказала вдруг Наталья Ивановна.

– Что? – испуганно вскинула голову Марина.

– Не надо тебе его искать.

– Ты что, мысли читать умеешь? – удивилась Марина.

– Твои мысли прочесть нетрудно, – усмехнулась бабушка. – У тебя все на лбу написано.

Марина улыбнулась и провела ладонью по собственному лбу, как будто желая стереть написанные там тайные замыслы.

– Что, уж и одним глазком глянуть на него нельзя, что ли? – спросила она.

– Не надо, внученька. Поверь, ни к чему это.

– Ну…

Обе они прекрасно понимали, что упрямая Марина все равно поступит по-своему. Но сделали вид, что разговор окончен раз и навсегда.


– Что-то непохоже, чтобы тут кто-то обитал, – прозвучал в наушниках Сергея Пафнутьевича озадаченный голос пилота.

– Но вон там следы колес, если я не ошибаюсь, – возразил господин Дикулов, внимательно смотревший вниз.

– Похоже на то, – согласился пилот. – И все равно странно эта деревня выглядит. Как неживая.

Деревня действительно выглядела совсем мертвой. Ни одна из печных труб не сочилась дымом, вообще никаких следов жизни не было – ни единой собаки во дворах, ни курицы, ни тем более человека. Но при этом широкое пространство, некогда бывшее центральной улицей, выглядело словно перепаханным огромными колесами, и следы этих колес вели к дальнему дому – к дому Натальи Ивановны.

Однако ни к одному из колодцев во всей деревне тропинок протоптано не было…

Вертолет опустился прямо посреди улицы, и ветром, поднятым лопастями его винта, разнесло в стороны мокрую пожухлую листву, какой-то давным-давно брошенный сор, сдуло сгнившую тряпку, висевшую на ближнем плетне, и едва не повалило сам плетень.

Сергей Пафнутьевич аккуратно ступил на землю – и тут же охнул, потому что его ботинок наполовину утонул в грязи. Господин Дикулов подумал, что надо было надеть охотничьи сапоги, да кто же знал, что тут такое творится под ногами…

Медсестра спрыгнула следом за ним и спросила:

– Который дом? Может быть, я сама сбегаю, разузнаю?

– Нет, тут рядом, вон та изба, видишь? Справа последняя.

– Там на двери какой-то листок висит, – сказала остроглазая девушка.

Сергей Пафнутьевич прищурился, всматриваясь.

– Да, в самом деле… А и правда, сбегай-ка.

Медсестричка припустила вдоль покосившихся плетней, разбрызгивая воду из луж, а Сергей Пафнутьевич сердито подумал, что с этим глобальным потеплением настоящей зимы, пожалуй, и не дождешься. Десятое декабря, а вокруг воды по щиколотку! Чтобы по снегу побродить, придется снова в Альпы отправляться, как в прошлом году.

– Ну что? – нетерпеливо крикнул он, когда девушка, сняв с двери старого домика листок, повернула обратно.

– Уехала она!

Уехала? Куда, как?..

Но когда Сергей Пафнутьевич, взяв записку, написанную явно материнской рукой, прочитал ее, ему стало не по себе. «Степаныч! Меня внучка в Завойское забрала, дом купила. Я теперь там буду жить. Заезжай в гости. Рядом с Ниной Стасовой. Наталья».

Внучка? Какая еще внучка? Нет у нее никакой внучки, есть внук от младшего сына, да только он здесь ни разу в жизни не бывал!

Черт побери, что же затеяла Марина? Что еще придумала проклятая девка?..

– Ну что, летим назад? – спросил пилот, выглядывая из кабины.

– Подожди, я туда все-таки зайду, – сказал господин Дикулов. – Да и записку надо на место повесить, она ведь кому-то адресована.

Какому-то Степанычу. Кто он таков, этот Степаныч, почему навещал старуху? Надо будет спросить у матери.

…Нет, этот дом был ему незнаком. И никаких воспоминаний не вызвал. Дикулов родился и вырос в совхозе, а не в лесной деревне. Но тут родился и провел всю жизнь его дед, и мать вернулась сюда, отправив сыновей в большой город… и здесь, именно здесь до шести лет жила Маринка. Как она здесь жила?

Внутри было темно, сыро, холодно. На столе, сколоченном из толстых, гладко оструганных досок, стояла керосиновая лампа – то ли забытая, то ли нарочно оставленная на случай появления загадочного Степаныча. Возле печки лежала горка дров. Да, оставили нарочно, подумал Дикулов, чтобы можно было и обогреться, и без света не сидеть…

Он заглянул в крошечную комнатку, явно служившую спальней, потом через заднюю дверь вышел в огород. Черная земля аккуратных грядок выглядела так, словно только вчера чьи-то заботливые руки рыхлили ее, выпалывали сорняки, удобряли… Сергей Пафнутьевич покачал головой. Матери ведь уже за семьдесят, как же она тут справлялась? Может, помогал кто? Но кто? Степаныч?

Обогнув дом, господин Дикулов направился к вертолету, не замечая уже луж под ногами. Как же так получилось, что он столько лет не видел мать? Да просто не замечал бега времени, все казалось, что совсем недавно уехал он из совхоза, все собирался навестить старушку, ну, может быть, не этим летом, так уж следующим обязательно…

– Давай в Завойское, – распорядился он, вернувшись к вертолету. – Знаешь, где это?

– Найдем, – пожал плечами пилот. – Для чего-то же карты существуют. Впрочем, я лучше спрошу сначала.

Он некоторое время вел переговоры по рации – на странном языке, половина слов которого была совершенно непонятна Сергею Пафнутьевичу, потом достал из-под сиденья карту, разложил на коленях, всмотрелся.

– Меньше часа лету, – сообщил он наконец пассажиру. – Что, погнали?

– Да, – кивнул господин Дикулов.


Вертолет важно опустился на окраине поселка, прямо на дорогу, бежавшую между черными голыми полями. Сверху Сергей Пафнутьевич увидел знакомую ему товарную станцию, элеватор, длинные низкие строения – коровники… Да, тут все выглядело почти как прежде. Только теперь крыши на домах поселка сверкали свежей краской либо новенькой черепицей, да дорогу укрыл асфальт, да еще появилось в центре двухэтажное здание, которого не было прежде.

– Ну а теперь что? – поинтересовался пилот, завершив посадку.

– Теперь я тут останусь на некоторое время, – сказал господин Дикулов. – На день, может, на два.

– И когда же мне за вами являться?

– Я позвоню вашему руководству, сообщу. Давайте мою сумку.

Медсестра всполошилась:

– Погодите-ка! Вы что же, собираетесь вот так взять и остаться здесь, в черт знает какой глуши? А вы уверены, что тут есть хотя бы медпункт?

– Не знаю. Но ты можешь тоже здесь остаться, если так беспокоишься, – с усмешкой сказал господин Дикулов.

– Меня с вами отпустили на сутки… – растерялась медсестра. – Я не знаю, как быть.

– Очень просто. Твоему начальству тоже позвонить можно, так?

Сергей Пафнутьевич взялся за сотовый телефон, однако оказалось, что «Мегафон» до этих краев пока что не добрался. Связи не было. Но поскольку в поселке была почта, то и обычный телефон тоже должен был присутствовать.