Повисло тягостное молчание, Ройс почти физически ощущал тяжелый взгляд Эйми. Ему казалось, что он затылком чувствует его. Когда Эйми вновь заговорила, голос ее дрожал и в полной мере передавал неподдельное недоумение.

– Но почему?

– Твой отец мой близкий друг, он доверил мне тебя. Просил оберегать. Я не могу подорвать оказанное мне доверие, совратив тебя. Тем более что я не имею намерения сделать тебе предложение.

– Понятно.

То, с какой уязвимостью и покорностью произнесла Эйми это единственное слово, заставило Ройса обернуться и снова взглянуть на нее. От досады он с неистовой силой сжал кулаки.

– Нет, ты не понимаешь. И я, к сожалению, не имею ни малейшего представления, как тебе это объяснить. Эйми, лично к тебе это не имеет ни малейшего отношения, и я по-прежнему считаю, что когда-нибудь ты станешь кому-то самой замечательной женой. Это во мне, во мне причина, а не в тебе. Это касается меня, и моих недостатков.

Эйми молча моргала и оценивающе смотрела на него. Затем, поднявшись с царственным достоинством, запахнула халат, завязала пояс и, пройдя через всю комнату, вплотную приблизилась к Ройсу.

– О каких конкретно недостатках ты говоришь? – спросила она. Ее категоричный тон не оставлял ни единой возможности дать уклончивый ответ.

О Боже! Но как же объяснить ей?! Ройс пребывал в нерешительности. За ним значилось столько грехов, что даже начать перечислять их казалось безумием. И если у Эйми закрадется малейшая догадка о том разрушающем действии, которое он оказывал на людей, о которых он заботился, она в ужасе сбежит от него.

– Будет достаточно сказать, что я не подхожу тебе. Я не заслуживаю такой жены, как ты. И никакой жены вообще. Я не заслуживаю семьи. Не заслуживаю счастья. – Проведя рукой по волосам, он начал расхаживать взад и вперед, нервно дергая узел галстука. – Сегодня за ужином ты обвинила меня в бесчеловечности и была права больше, чем сама могла предположить. Моя личность окутана мраком, о котором ты даже не догадываешься. Я не хочу подвергать тебя его воздействию. Очень многим людям я принес несчастья. И не хочу, чтобы ты пострадала.

– Ты не можешь причинить мне вред, – заявила Эйми с непоколебимой уверенностью, которая в иных обстоятельствах, несомненно, польстила бы Ройсу.

– Да нет же, могу, – мрачно заверил он. – Раньше или позже, но так случается с каждым близким мне человеком.

– Я не верю в это.

– Сейчас не имеет значения, веришь ты или нет. Это так. Так должно быть. – Оставив ее стоять у окна, Ройс подошел к столу, открыл недопитый им графин с бренди и наполнил пустой бокал. – А теперь извини, но, думаю, тебе лучше вернуться в комнату, а я останусь тут и проверю, как быстро смогу напиться в стельку.

– Но…

– Иди, Эйми. – На полуслове попытка протеста была пресечена грубым и повелительным указанием. – И если ты знаешь, что для тебя лучше, то советую держаться на расстоянии, на приличном расстоянии от меня. – Ройс отвернулся. Он не хотел видеть боль в ее глазах, причиненную столь резким отказом.

Зажав в пальцах хрупкий бокал, он, затаив дыхание, молча ждал, пока за Эйми не закроется дверь.

Едва это произошло, он со всей силой, на какую был способен, швырнул бокал в стену. Разбившийся вдребезги хрусталь рассыпался на мелкие кусочки, выплеснув на стены содержимое бокала, которое теперь медленно стекало на пол.

Черт бы все это побрал! Выставить ее поскорее вон было единственно верным решением! Он знал это. Но почему сейчас ему так одиноко, как никогда в жизни.

Глава 14

На протяжении следующих дней Эйми делала все от нее зависящее, чтобы держаться от лорда Стоунхерста подальше. Это было несложно, тем более что он также решил избегать ее общества. На самом деле она видела его лишь мельком, не считая тех единичных случаев, когда он неожиданно присоединялся к гостям за ужином. Чаще всего он проводил время, закрывшись в библиотеке или в кабинете на втором этаже, занимаясь хозяйственными вопросами.

Эйми прекрасно понимала, что происходит. «Так оно и лучше», – рассуждала она, спускаясь к завтраку однажды утром. Насколько ей было ненавистно их отдаление, настолько же мысль остаться с Ройсом наедине приводила ее в крайнее состояние паники.

Краска стыда заливала щеки, когда Эйми вспоминала первые ощущения от прикосновений Ройса, от влажного жара его губ, ласкающих ее грудь. Она не могла забыть, как он прикасался к ней, ненасытно целовал… Он разбудил неведомую, до этого момента, чувственность Эйми, скрывавшуюся в глубине ее женского нутра.

Более того, Эйми была крайне удивлена признанием Ройса, что он страстно желает ее. Даже сейчас, вспоминая его откровенные слова, она чувствовала, как ее охватывает внутренняя дрожь. Она была ошеломлена таким открытием, не могла поверить, что слышала это на самом деле. Но отрицать очевидные доказательства возбуждения Ройса было невозможно. Нельзя было отрицать и страстного желания Эйми.

Как часто она предавалась мечтаниям, в которых Ройс смотрел на нее с пламенным вожделением. В этих мечтах он открывал свои объятия для нее и целовал с той же страстностью, что распаляла его в ту ночь. Однако вряд ли все это повторится… То, как резко Стоунхерст попрощался с ней после всего случившегося, ранило Эйми больше, чем он мог себе представить.

Что-то заставляло его думать, что их симпатия не может привести ни к чему хорошему. Также очевидно было и то, что любые уговоры и доводы Эйми не изменят убеждения Ройса. Она не понимала, что происходит, очевидно было одно – объясняться с ней он не хотел. В любом случае лишние переживания и беспокойства не принесут ей пользы, решила Эйми. Что она должна была помнить, так это то, что, постоянно твердя о своем желании, Ройс ни разу не упомянул о любви Возможно, стремительное завершение их отношений не имело ничего общего с его прошлым, и все объяснялось недостатком иных, кроме физического влечения, чувств с его стороны.

Признать это было тяжело.

Эйми отбросила все унылые размышления и вошла в тускло освещенный коридор, ведущий в столовую. Она остановилась у зеркала, дабы удостовериться, что выглядит подобающе, а заодно и утихомирить волнение. И хотя Эйми проголодалась не на шутку, она не спешила присоединиться к герцогине – Теодосия обладала необъяснимым талантом распознавать ее внутреннюю тревогу. Почувствовав напряженные отношения между своей подопечной и хозяином дома, на протяжении нескольких дней пожилая дама пыталась выяснить, что же произошло. Она нащупывала, намекала, расспрашивала, однако Эйми не хотелось объяснять что-либо.

Взгляд Эйми скользнул по развешанным вдоль обеих стен коридора портретам семьи Гренвилл. До этого пару раз она уже рассматривала их внимательно, и они ей не понравились. Угрюмые, неулыбчивые лица, смотревшие на нее из рам, по меньшей мере приводили в замешательство.

Но сейчас на одном из портретов Эйми невольно задержала взгляд. Он занимал почетное место в конце коридора и не мог не привлечь внимания. На портрете был изображён крупный мужчина, хмурый и неприветливый. Сходство со Стоунхерстом было поразительным, за исключением нескольких деталей. Например, волосы изображенного лорда были тронуты сединой, а на лице не было следов шрама.

«Должно быть, это отец Ройса», – подумала Эйми. И перевела взгляд на рядом висящие портреты – на одном из них был изображен Ройс мальчиком, на другом – его старший брат. Оба они были запечатлены на фоне природы, были одеты в охотничьи куртки и держали в руках кнутовища для верховой езды. Было видно, что они уже превращаются из мальчиков в юношей. На портрете им было лет по шестнадцать-семнадцать. Несмотря на то, что Ройс казался черствым и сдержанным, в его серых глазах сквозило юношеское простодушие, от которого не осталось и следа.

– Ах, вот ты где, моя дорогая.

Эйми ахнула от неожиданности – так близко от нее послышался голос. Она резко обернулась и увидела стоявшую возле нее Теодосию. Эйми так была поглощена изучением портретов, что не услышала приближающихся шагов пожилой дамы.

Эйми почувствовала неловкость от того, что ее застали перед портретом Ройса.

Поджав губы, герцогиня тоже принялась разглядывать портреты и, казалось, не заметила смущения Эйми.

– Их лица чересчур угрюмы, тебе не кажется? – спросила герцогиня, указывая на изображения.

Эйми вновь бросила взгляд на портрет отца Ройса и неожиданно для самой себя спросила:

– Вы знали их? Я имею в виду семью лорда Стоунхерста.

– Боюсь, не слишком хорошо. Я была знакома с его родителями: во времена моей молодости нам частенько приходилось бывать на одних и тех же светских мероприятиях. Виконтесса была приятной женщиной, только чересчур покорной, на мой взгляд. Виконт же, напротив… – Теодосия нахмурилась и с демонстративным презрением наморщила нос. – Думаю, достаточно будет сказать, что он не принадлежал к числу самых обворожительных джентльменов. Очень деспотичная личность. Таких мужчин, как он, мне еще не доводилось встречать. И насколько я знаю, характер его лишъ ухудшился после смерти жены. Она ведь умерла родами, вы, наверное, знаете.

«Бедняга Ройс», – подумала Эйми, кусая губы. Она и не знала, что виконтесса умерла, давая жизнь младшему сыну. Должно быть, Ройсу было очень тяжело в детстве без мамы, да еще и под присмотром властного отца. Эйми перевела взгляд на брата Ройса.

– А какое у вас сложилось впечатление о брате лорда Стоунхерста? – поинтересовалась Эйми, стараясь не выдать своего волнения. Ей хотелось, чтобы за этим вопросом читался лишь формальный интерес.

– Он был общительным. Совсем не то, что его отец. Он был старше Стоунхерста на год или два и должен был унаследовать титул. Думаю, они со Стоунхерстом отлично ладили, но… произошел разрыв. Говорят, причиной была невеста старшего брата.

– Невеста?

– Девушка погибла во время несчастного случая. Прискорбная ситуация и очень печальная. Кажется, она погибла в дорожном происшествии. Все это вызвало многочисленные слухи, но не думаю, что кому-то, за исключением участников трагедии, известна вся правда.