Данте дышит хрипло, часто. Объемная грудь, украшенная бесподобными тату, бурно вздымается. Он смотрит на меня грозно и опасно. Голоден. Даже немного страшно. Будто собирается наброситься, растерзать на куски. Данте хватает мою руку. Я чуть взвизгиваю, когда он властно бросает её на эрегированный ствол и осипшим голосом приказывает:

— Сожми мой член! Крепче сожми!

Я молниеносно сжимаю, обжигаясь. Он еще больше увеличивается в размере. Я в шоке. Какой же он твёрдый. С бархатной кожей. Немного влажный от собственной смазки.

— Работай рукой! Начинай давай!

Я дёргаюсь. Быстро начинаю водить ладонью по могучей королевской потенции, растирая по всему его основанию тёплую смазку

— Живей, резче!

— Какая нежная и сладкая ручка!

С короткой паузой громовым эхом вылетают его грубые приказы. Я натираю мощный ствол все сильней и быстрей, пока его обладатель вовсю хозяйничает в моих глубинах пальцами. Мы дрочим друг другу, мои щеки горят в пожаре смущения, но я ничего не могу с этим поделать. Как наркотик. Невозможно остановиться. Я полная дура. Я превратилась в первобытное зверьё! И плевать, что за стенкой нас может услышать Аннета или, что хуже, крёстный отец всея мафии — Мирон Шахин.

Боже, как хорошо! И гадко одновременно оттого, что я проиграла. Приняла роль его вещи, испытав при этом безумное удовольствие.

Мужчина стонет, сжимает челюсти, продолжая врезаться в меня пальцами, в то время как я порхаю рукой над его мощью. Твёрдый. Обжигающий. Он на пике. Грубеет в моих руках, я кожей чувствую каждую набухшую вену, каждую напряжённую мышцу. Данте тянет меня на себя, крепко обнимает, выдувая горячие выдохи из ноздрей прямо мне в ухо. Я лопаюсь. Разлетаюсь на атомы. Его хриплые стоны подстегивают меня кончить прямо сейчас.

Да. Мы кончаем. Одновременно. Меткие выстрелы белой жидкости обрушиваются на мои трясущиеся коленки. Мощный залп радужного фейерверка окутывает всё моё тело безжалостной лавиной наслаждения с такой силой, что я не чувствую ни рук, ни ног. Полный паралич. Я сама не замечаю, с какой силой вгрызаюсь зубами в плечо бандита, сдерживая сумасшедший вопль. Плевать, что я укусила его, возможно, до крови. Это месть. За его метку на моём плече. Рубец так и не сошёл.

Закатывая глаза, я падаю без сил. Данте подхватывает меня на руки и несет в постель. Укладывает на мягкие подушки, нависает сверху, смотрит на меня крайне внимательно, гладит по лицу дрожащей ладонью и одновременно убирает с румяных щёк мокрые пряди волос, которые бережно заправляет за ухо. Он сам весь дрожит. Конвульсии хлещут током по огромному накачанному телу, Данте периодически вздрагивает, будто наступает пяткой на иглу, но довольство на лице мужчины демонстрирует мне абсолютную сытость, а на донышке чёрных зрачков парит запредельное удовлетворение.

Отдышавшись, я возвращаюсь в реальность. Разум включается, просыпается совесть. Меня швыряет обратно с радужных облаков на землю. И отвращение поднимается по пищеводу, и слёзы напирают на потяжелевшие веки. Во рту сухость. Губы горят, пульсируют и саднят от того, как это бешеное зверьё их беспощадно терзало своей напористой пастью, едва не сожрало.

— Всё, получил своё? Теперь уйдёшь? — задыхаясь, мямлю я, чуть приподняв ресницы.

Данте молчит. Склонив голову набок, он внимательно меня изучает. Рассматривает. Всю. Голую, испачканную его спермой. С набухшими покрасневшими сосками и пульсирующей в агонии киской. Хочется прикрыться, спрятаться от синеглазого дьявола под одеяло и разрыдаться там. Ведь я понимаю, тупо осознаю, что он меня поимел. И я никто ему. Пустышка, развлекушка. Его ведь невеста за стенкой заждалась, поди. Ряженая фифа, породистый экземпляр. Лучше для такого властителя жизни и не сыщешь.

Глаза тонут в слезах. Я пытаюсь их прогнать, часто моргаю, чтобы скрыть свою слабость, но Данте будто читает мои мысли. Я дергаю простынь на себя, мечтая скрыть наготу, но он хватает другой её край и в ответ дергает на себя. А после я не верю своим глазам! Он раздевается. Снимает с себя всю одежду и забирается рядом со мной на кровать. Тянет меня на себя, настойчиво и решительно, укладывает на свою твёрдую и надёжную грудь. Я сопротивляюсь, но были бы силы. Пытаюсь, по крайней мере. Всё, что могу — это гаденько буркнуть:

— Что ты делаешь со мной, что? Данте! А как же твоя невеста? Её грей в постели… Ненавижу тебя!

— М-м-м, крошка ревнует? Я рад, что у тебя ко мне есть чувства. Если бы я знал это раньше, то после той ночи… ни за что бы не отдал тебя тому соплежую Славе обратно. А теперь спи.

— К черту всё, Данте! Я… — он пальцами впивается в мои скулы и резко и глубоко глушит мои недовольства терпким, обжигающим поцелуем. Я понимаю: бороться бессмысленно. Я таю в его цепях. И напрочь забываю обо всем на свете, когда его язык дерзко врывается в мой рот и кружит там, как ураган в десять баллов.

Обмякнув, я раскисаю. Проваливаюсь в пучину сладкого небытия. Мне хорошо рядом с ним. Мне удивительно сладко. В мыслях сплошная розовая вата.

Но долго ли это продлится? Я не хочу быть его вещью. Не хочу втаптывать в грязь собственную гордость. Он скоро женится. Я этого не вынесу. Я лучше умру, чем увижу его в объятиях другой.

Бежать. Это единственный выход решить проблему.

Глава 14

Прошло несколько недель. У меня все как обычно, но вот Данте я стала видеть реже — пропадает по работе, наверное, воротит свои тёмные делишки. Ко мне в комнату сейчас он приходит достаточно редко. Думаю, причина в том, что семья Начатурян перебралась в дом семьи Шахиных. Они заняты тем, что день ото дня планируют свадебную церемонию. Я не могу принять этот факт. Усилием воли выталкиваю из своих мыслей. Мне больно. Больно осознавать, что Данте скоро станет принадлежать другой. А я? Я влюбилась в него против воли, особенно после того вечера, когда этот озверевший зверь довел меня до двух оргазмов, еще и проспал со мной в обнимку практически до самого рассвета. Вцепился в меня намертво. Я даже пошевелиться не могла, через раз дышала. Он… Он меня крепко-накрепко держал. Иногда гладил мой живот, пробуждая на коже бешеные вихри мурашек, отчего малыш в утробе приятно ворочался. Чувствовал присутствие отца… Больно! Слёзы разъедают глаза. Что же будет дальше? Я ничего не могу поделать со своими проклятыми чувствами. Я будто живу в аду. Пытаюсь им противостоять, борюсь сама с собой. Бесполезно.

На следующий день после второго скрининга Мирон потребовал, чтобы я спустилась в его кабинет. Общение с мафиози для меня было равносильно пытке. Когда он вызывает меня к себе на ковёр, я представляю себя бесправным узником, которого, избивая по затылку шлепками, ведут на забой. Я боюсь, что однажды сумасшедший монстр вынесет мне кровавый приговор. Что он без суда и следствия, без разговоров с Данте просто возьмёт тот свой жуткий пистолет и расстреляет меня прямо посреди своего кабинета. И нет никаких проблем. Зачем усложнять себе жизнь?

— Кого ждешь? — грозно чавкает он, хмурясь как филин, глядя на мой живот, который я так отчаянно обнимаю руками, будто прячу, пытаясь защитить своё самое драгоценное от мерзкого чмыря.

— М-мальчик, — заикаясь, мямлю я.

«Не смотреть в глаза, помни! — напоминает внутренний голос. — Мафиози этого не любит».

— Славно, — интонация на один тон становится мягче.

Я расслабленно выдыхаю.

— Это хорошая новость. Я уже заждался внуков. Ни один из моих сыновей так и не осчастливил меня отпрыском. Да и дочь такая же. Но ей еще рано. Её замужество намечается через два года.

Рокси! Бедная. Неужели старый хряк и её тоже списал как вещь? Подарил выгодно очередному своему другу-партнёру. Он в край ненормальный!

— Ступай. Ждём результаты анализов.

Результаты пришли спустя пять дней с момента нашего разговора. Я нервничала. Не спала двое суток. Потому что понимала: если вдруг я ошиблась, если Данте ошибся, когда приволок меня сюда, то сегодня я встретила свой последний рассвет в жизни. К счастью, всё обошлось. Тест показал положительный результат. Отец моего ребёнка — Данте Шахин.

* * *

Время летит со скоростью старта космической ракеты. Я с грустью осознаю, что вот-вот окажусь на пороге третьего триместра. Последнего. Чем ближе день родов, тем холоднее становится на душе. Мой животик значительно вырос. Движения малыша я начинаю ощущать более чётко, уже сильнее. Я поправилась. Округлилась. Меня больше не воротит от запахов пищи. Разве что воротит только от места, в котором я живу, и его других обитателей.

На меня практически никто не обращает внимания. Кроме прислуги и сестры Данте. Да и я стараюсь лишний раз не мозолить глаза хозяевам поместья.

Рокси — моя отдушина. Она единственная, с кем я хоть немного могу пообщаться по душам.

Греясь на тёплом солнышке, я неторопливо прогуливаюсь в саду, наслаждаясь пением птиц и ароматом растущих здесь цветов. Территория поместья нереально огромная. Я прячусь среди густых тенистых деревьях и благоухающих кустарниках, растворяясь в одиночестве. Здесь я хоть немного чувствую себя в безопасности и не испытываю дискомфорта, когда вдруг сталкиваюсь с Аннетой, Адалиной или Лейсан. Они вынуждают меня это делать. Находиться в их компании — та ещё пытка. Спасибо хоть Данте за то, что разрешил мне хоть иногда покидать комнату. Разрешил лишь потому, что ребенку нужен кислород, а мне — пешие прогулки. Уж что говорить про напыщенных вельмож — Мирона и Вильмонта. Кстати, не так давно эти бандитские морды уехали из города. Точнее из страны. Как я поняла, они отправились на охоту — убивать беззащитных зверушек, сдирать с них кожу и мастерить из них свои уродливые трофеи, которые после будут втридорога впаривать богатым миллиардерам.

— Привет, скучаешь? — из-за высокого размашистого дуба появляется знакомая фигура. Рокси. Девочка-солнце. Она хорошеет с каждым днём. Взрослеет и цветёт, как вот эти изумительные розы, которые растут вдоль высоченного забора — моей западни.