Уверенными ритмичными рывками она терла деревянной щеткой для ногтей руки, от локтя до кончиков пальцев, снова и снова. Спокойно и неторопливо, но безжалостно. Она медленно поворачивала руки так, чтобы мыльная пена попадала и на внутреннюю сторону предплечий, сначала одного, потом другого. Затем снова возвращалась к первому. Сильные, решительные взмахи. Лида не могла заставить себя оторвать взгляд от этих рук. Женщина пользовалась лавандовым мылом, запах которого стоял в уборной и от которого вода в раковине покрылась пузырчатой пеной. Это было не советское мыло. Жирное хозяйственное мыло пузырьков почти не давало. Скорее всего, это было французское мыло, из магазина для советской партийной элиты, располагавшегося неподалеку, за углом. На поверхности пузырьков поблескивали крошечные алые точки. Кожа женщины казалась истертой до крови.

Не отрываясь от своего занятия, женщина произнесла:

— У тебя все в порядке?

Голос был совершенно спокойным и невозмутимым. Вопрос застал Лиду врасплох.

— Да, — ответила она.

— Ты долго там просидела.

— Правда?

— Ты плакала?

— Нет.

Женщина погрузила в мыльную воду в раковине руку до плеча и то ли от облегчения, то ли от боли громко вздохнула. После этого она бросила взгляд на Лиду, и та, наконец, увидела ее глаза. Они оказались темно-карими, совсем не такими, как у матери. Кожа у незнакомой женщины была совсем бледной, как у человека, который всю жизнь проводит в четырех стенах, не выходя на улицу.

— Нечего пялиться, — грубовато бросила женщина.

Лида моргнула и снова опустила глаза на раковину перед собой.

— Каждый сам находит себе занятие по душе, — сказала она, поплотнее запахивая пальто на груди. В уборной было довольно холодно. — Чтобы как-то чувствовать себя лучше, я имею в виду.

— Например, закрывается в туалетных кабинках.

— Я не про это.

— И чем же, — женщина снова с любопытством посмотрела на Лиду, — занимается такая молоденькая девушка, чтобы чувствовать себя лучше?

— Я ворую, — вырвалось у Лиды.

Она смутилась. Наверное, так подействовал на нее столь ранний час.

Одна тонкая темная бровь женщины взметнулась вверх.

— Зачем?

Лида пожала плечами. Она не могла забрать свои слова обратно, было слишком поздно.

— Обычная история. Мы с матерью были бедняками, и нам нужны были деньги.

— А сейчас?

Лида снова пожала плечами. Из-за этого движения, как говорил ее брат, она казалась легкомысленной. Был ли он прав? Неужели она и в самом деле казалась такой?.. Девушка задумалась и рассматривала аккуратные красные тапочки стоявшей рядом женщины.

— Вошло в привычку? — спросила брюнетка.

— Да, наверное, что-то вроде того.

Лида подняла глаза и заметила устремленный на нее через зеркало изучающий взгляд. Незнакомка, заметив ее гладкие белые руки, машинально посмотрела на свои, покрасневшие. В зеркальном отражении мелькнула и какая-то нерешительность, затаившаяся в темных глазах, как будто где-то там, в глубине, зияла трещина. Лида улыбнулась. В такое раннее утро обычные правила поведения были не совсем уместны. Женщина улыбнулась в ответ, вынула из воды руку и махнула в сторону окна, где на подоконнике стояла красивая кожаная сумка.

— Если это тебя радует, можешь у меня что-нибудь украсть, — предложила она.

— Не искушайте меня, — усмехнулась Лида.

Женщина засмеялась и взялась за сияющее непорочной белизной полотенце, висевшее у нее на плече. Но, как видно, она потянула слишком сильно, потому что полотенце соскользнуло с плеча и упало на пол. Лида увидела, как болезненно исказились брови на бледном лице.

— Ничего страшного! — поспешила она успокоить женщину, наклоняясь, чтобы поднять полотенце. — Пол чистый, его недавно вымыли.

— Я знаю. Это я его вымыла. Я все здесь вымыла.

Лида заговорила тем успокаивающим тоном, каким разговаривала со своим ручным кроликом, когда тот чего-то пугался:

— Не волнуйтесь, ничего страшного ведь не произошло. Можете вытереться другой стороной, той, которая не прикасалась к полу.

— Нет!

— Тогда вон, на стене, висит гостиничное полотенце.

— Нет! Я даже прикасаться не хочу к этой… вещи! — Последнее слово она произнесла так, будто полотенце на стене было покрыто отвратительной слизью.

— У вас есть другое?

Женщина громко вздохнула, кивнула и указала на сумку. Лида тут же подошла к окну, открыла сумку, извлекла из ее глубин бумажный пакет и заглянула в него. Внутри оказалось такое же белоснежное полотенце. Не прикасаясь к ткани, девушка протянула пакет женщине, но держалась от нее на расстоянии вытянутой руки. Лида догадывалась, что, подойди она ближе, возникла бы неловкость, которую почувствовали бы они обе.

— Спасибо.

Мелкими промокательными движениями брюнетка стала осторожно вытирать мокрые руки. Присмотревшись, Лида заметила на ее коже тонкие царапинки.

— Вам нужно их смазать кремом, — посоветовала она.

— У меня есть перчатки.

Женщина подошла к сумке и осторожно, указательным и большим пальцами, извлекла из нее пару длинных белых хлопковых перчаток. Сунув в них руки, женщина облегченно вздохнула.

— Лучше? — поинтересовалась Лида.

— Намного.

— Хорошо. Тогда я пойду. — Она направилась к двери.

— До свидания, и… спасибо. — Лида уже открыла дверь, когда женщина негромко добавила: — Тебя как зовут?

— Лидия. А вас?

— Антонина.

— Вам хорошо бы выспаться.

Голова женщины медленно качнулась из стороны в сторону.

— Нет. Мне некогда спать. Понимаешь… — Она замолчала, подбирая слова, и на какой-то миг в уборной повисла неловкая тишина. Потом женщина пробормотала: — Мой муж — начальник лагеря, поэтому… — Ей снова не хватило слов.

Неуверенно нахмурившись, она уставилась на свои белоснежные перчатки.

Тишину нарушил шепот Лиды:

— Лагеря? Вы имеете в виду исправительно-трудовой лагерь в Тровицке?

— Да.

Лида не удержалась и поежилась. Не говоря больше ни слова, она быстро вышла из уборной. Но, когда дверь закрылась, девушка снова услышала скрежет маленьких зубов у себя в голове.

2

В тот вечер ничего не изменилось: лабиринт коридоров в гостинице, люди, жалующиеся на холодную зиму, хотя на самом деле им хотелось пожаловаться на отсутствие порядка на железной дороге. Все ждали один и тот же поезд, который все не приходил. У Лиды болели ноги из-за того, что ей приходилось целыми днями стоять на промерзлой платформе, но она гнала прочь мысли об этом. Необходимо было сосредоточиться.

В столовой, расположенной в глубине гостиницы, стояла невыносимая вонь. Здесь смердело, как в верблюжьем загоне, — сегодня привезли навоз для топки. В этом большом грязном помещении было слишком много распаленных водкой и жадностью глаз. Затаив дыхание, Лида наблюдала за происходящим. Жадность чувствовалась в самом воздухе, она, точно живое существо, переползала с одного человека на другого, вливалась в их рты, ноздри, проникала в пустые желудки и огрубевшие легкие. Она должна была точно выбрать время. Секунда в секунду, иначе рука Льва Попкова не выдержит и сломается.

Деньги переходили из рук в руки. Мужчины перекрикивались через весь зал, и к потолку поднимались спиральки сигаретного дыма, из-за чего воздух был серым и густым, как мех кролика. В одном углу позабытая хозяином собака рвалась с массивной цепи, заходясь лаем. Ее костлявая грудная клетка, казалось, готова была лопнуть от неистового возбуждения.

Все взоры были устремлены на стол посреди зала, на котором шла борьба. Стулья давно были грубо отброшены. Каждый старался пробиться сквозь толпу поближе к борющимся, чтобы получше рассмотреть капли пота и вздувшиеся вены, походившие на змей под кожей. За столом друг напротив друга сидели двое мужчин. Двое крепких мужчин. Мужчин, которые выглядели так, будто забавы ради могли завалить медведя. Лица с густыми бородами были искажены от неимоверного усилия. Засаленная черная повязка на глазу одного из них соскользнула набок, приоткрыв пустую изуродованную глазницу, затянутую синей, как спелая слива, кожей. Их могучие правые руки были сцеплены.

Мысль о том, чтобы бороться, пришла в голову Льву Попкову. Поначалу Лиде эта затея ужасно не понравилась, хотя каким-то странным образом одновременно и привлекала ее. Отвращение и влечение, ненависть и любовь. Лида поежилась. Граница между ними не толще волоска.

— Да ты что, из своего казацкого ума выжил? — ответила она Льву, когда тот, проглотив полстакана водки, впервые заговорил об этом.

— Нет.

— А что, если ты проиграешь? У нас ведь совсем мало денег осталось, каждый рубль на счету.

— Ха! — Попков тряхнул огромной косматой головой. — Смотри, маленькая Лида!

Он подтянул вверх рукав грязной рубашки, схватил ладонь девушки своей лапой и прижал к мощному бицепсу. Мышца не походила на человеческую плоть. Она скорее напоминала полено для печи. Лиде приходилось видеть, как одним ударом этой руки он превращал человеческое лицо в кровавое месиво.

— Попков, — прошептала она, — ты дьявол.

— Я знаю. — В черной бороде сверкнули белые зубы, и казак и девушка рассмеялись.

Лида бросила быстрый взгляд на галерею над головами борющихся. Она тянулась вдоль двух стен зала и вела в коридор, в который выходили двери обувных коробок, которые в гостинице принято было называть спальными номерами. Там, наверху, маячила высокая фигура. Склонив голову, человек внимательно наблюдал за происходившей внизу борьбой, положив руки на перила так, будто не хотел прикасаться к их поверхности.