Итак, остаток ночи спать ей не придется. Это совершенно точно, потому что в противном случае она может проворонить загулявшуюся Лерку. Та вернется домой, тем самым поставив Вику в неприятное и глупое положение. Этого допускать ни в коем случае нельзя, а значит, нужно нести вахту возле окна, неусыпно наблюдая за подъездом, в который рано или поздно, но все-таки должна была войти Лера. Думать о том, что же будет в том случае, если Лера так и не появится, Вике совсем не хотелось. Черт бы ее побрал! Неужели трудно позвонить и предупредить о том, что она задерживается? Если не матери, то хотя бы ей, Вике? Неужели это так сложно?

Вика поставила на подоконник чашку с крепким кофе, щедро положила туда сгущенного молока, облизала кончиком языка сладкий краешек банки. Холодное молоко медленно и лениво поднималось вверх дымным белым столбом. Вика слегка пошевелила ложкой — границы белого дыма в тот же момент стерлись, черная жидкость покорно посветлела, превратившись в нежнейший мокко. Отпив пару глотков, Вика затянулась сигаретой — утренний ритуал был выполнен с абсолютной точностью, вплоть до количества глотков, предшествующих первой затяжке. Вот только часы показывали совсем не утреннее время…

Вика, прищурившись, напряженно всматривалась в ночную темноту, ожидая с минуты на минуту увидеть появление знакомой фигуры. Но минута шла за минутой, третья чашка кофе была на исходе, пепельница, как обычно, усеяна окурками, а Леры все не было.

— Десять минут третьего, — вслух проговорила Вика, — и что мне теперь делать?

И в этот момент она ее увидела. Вернее, их. Их было двое, и Вика сразу узнала, кто это. Лера и Кирилл шли, держась за руки, медленно, словно нехотя, приближаясь к подъезду. В самый последний момент фигуры слились в одно целое, и уже было не понятно — где Лера, а где Кирилл…

Двери лифта, привычно скрипнув, открылись на седьмом этаже. Первое, что увидела Лера, переступив порог передвижной клетки, было лицо Вики. Вика молча прижимала указательный палец к сомкнутым губам.

— Тсс, тихо. Спускайся ко мне.

Лера покорно пошла вслед за Викой, не спрашивая, не интересуясь, почему она, собственно, не может идти спать домой.

— Твоя мама мне звонила, интересовалась, где ты. Я сказала, что ты у меня, спишь, — поясняла Вика, расстилая постель в родительской спальне, — ну ложись, чего ты сидишь-то? Или, может, пойдем покурим?

Лера только покачала головой.

— Лер!

Снова в ответ — только взгляд.

— Да что с тобой? — Вика уже потеряла терпение. Она никогда в жизни не видела подругу в таком состоянии. Лерка всегда была олицетворением эмоций, ей всегда было грустно или радостно, хорошо или плохо, и это было написано у нее на лице. Едва увидев Леру из окна, Вика сразу же представила ее искрящиеся глаза, порывистое дыхание и шепот: «Вика, ты просто не представляешь…» Ничего этого не было — а судя по всему, и не намечалось. Вика растерялась, не зная даже, как себя вести. Лера, стянув через голову платье, осталась в одном белье и тут же повалилась на кровать.

— Давай спать, — тихо сказала она.

— Так что, ты даже… Ты мне даже ничего не расскажешь?

— А что рассказывать-то? — Лера приподнялась на локте. — Разве это можно рассказать… Это любовь, Вика. Я люблю его, а он любит меня. Если бы ты только знала!..

Лера побелевшими пальцами стиснула подушку и зажмурила от счастья глаза.


Утром Вика проснулась словно от внезапного внутреннего толчка. Резко вскочив, она почему-то подумала, что опоздала на работу. Но часы показывали только половину седьмого утра, а значит, вставать было еще рано. Вздохнув, Вика снова залезла под одеяло и зажмурила глаза, но через несколько минут поняла, что сон ушел бесследно. Она перевернулась на другой бок и принялась с улыбкой рассматривать спящую Леру.

Во сне она казалась совсем ребенком — не то что девятнадцати, даже шестнадцати лет не дашь. Розовые, раскрасневшиеся щеки, полуоткрытые алые губы и черная, слегка подрагивающая полоска ресниц. Волосы, как обычно, разметались по подушке — Лера всегда спала беспокойно, много переворачивалась во сне, простынка под ней была мятая, подушка часто сползала на пол. Прищурившись, Вика попыталась понять, что это за черный лоскут лежит прямо на полу, возле кровати, и тотчас же вспомнила, что это было Лерино вчерашнее платье, которое она так небрежно сбросила. Приподнявшись, она осторожно, чтобы не потревожить спящую подругу, сползла с кровати вниз и подняла с пола платье. Черный шелк заискрился — словно ожил, почувствовав прикосновение человеческих рук. Вика, бережно расправив, повесила платье на стул и решила больше не ложиться. Все равно скоро вставать.

Неслышно передвигаясь по комнате, за полтора часа она переделала все необходимое: позавтракала, накрасилась, уложила волосы, погладила брючный костюм, почистила ботинки. Недружелюбно-серое небо за окном обещало дождь. Вздохнув, Вика положила в сумку зонт. Прежде чем закрыть за собой дверь, она нацарапала на клочке бумаги несколько слов:


Я на работе, завтрак на столе. Проснешься — позвони. Соскучилась, и вообще — мне же все-таки интересно. Целую, я.


В тот день Лера ей не позвонила. Не позвонила и вечером, и на следующий день. Вика, стойко выдержав первые сутки молчания, на вторые взбунтовалась. Она позвонила Лере с работы, в пять минут девятого — в это время Лера просто обязана была быть дома и спать. Но Леры дома не было. Или, возможно, она и была дома, просто не слышала телефонного звонка, потому что спала слишком крепко. Каждый гудок в телефонной трубке заставлял Вику все ближе и ближе сдвигать брови. После пятнадцатого гудка она, отчаявшись наконец, нажала на рычаг и раздраженно швырнула трубку на аппарат. Амалия Николаевна, еще один менеджер — по работе с персоналом, — бросила в ее сторону осуждающий взгляд. Конечно же, она права — нехорошо так обращаться с казенной техникой, которая к тому же не может быть виновата в том, что в Викиной жизни возникли проблемы.

Хотя какие, собственно, проблемы? Выйдя в коридор, Вика привычно затянулась уже третьей за утро сигаретой и задала себе этот вопрос. Кажется, в ее жизни нет никаких проблем. А то, что подружка пропала на двое суток — так это ведь еще не значит, что мир перевернулся! Подумаешь, потеря! Тем более — Вика прекрасно это понимала — Лерка исчезла не навсегда. Просто сейчас в ее жизни столько эмоций, столько впечатлений, и Кирилл заслонил собой все то, что было до него и кроме него. В том числе и Вику. Так что с того?

Вика уже давно заметила одну Лерину особенность — она жить не могла без Вики, просто дышать без нее не могла именно в те моменты, когда в ее, Леркиной, жизни, было не все гладко. И Вика уже привыкла быть не просто ее подругой — она привыкла быть для Леры отдушиной. Все Леркины проблемы — настоящие и придуманные, маленькие и большие — они всегда решали вместе. Возможно, они решали бы вместе и Викины проблемы, если бы… Если бы они у нее были. Но Вика жила спокойно, размеренно, никогда ни на что не жалуясь и очень редко расстраиваясь по пустякам. Лера была совсем другой — это был настоящий вулкан чувств и эмоций, и ее не могло оставить равнодушной абсолютно ничего. Вика иногда просто поражалась ее «переживательным» способностям.

— Глупая сентиментальная дура, — пробормотала Вика и смяла окурок в жестяной банке, заменяющей арендаторам помещения пепельницу. Ну и черт бы с ней! В конце концов, в жизни так много интересного, кроме Леры. «Позитивное мышление влечет за собой положительные действия, которые позволяют осуществить задуманное! Уверенность в себе и бодрое настроение способны превратить любую неудачу в успех, принести ощущение счастья на смену отчаяния…» — Вика почти что дословно, как заклинание, воспроизвела в мыслях фразу из учебника, огляделась по сторонам и, убедившись в том, что находится в полном одиночестве, помпезно закончила вслух:

— …и даже помочь выздоровлению, если вы захворали!


Этот вечер Вика провела не совсем так, как привыкла проводить долгие пасмурные осенние вечера. Вернувшись с работы домой, она прислушалась — наверху стояла полнейшая тишина. Звонить Лере она не стала. Переодевшись и наскоро перекусив, она подошла к зеркалу и принялась задумчиво рассматривать свое лицо.

Ровная матовая кожа, едва заметно стянутая в мелкую сеточку возле глаз — печальное последствие пагубной привычки щурить глаза. Губы полные, совсем не очерченные — Вика не могла пользоваться помадой, предварительно не нарисовав контурную линию. И родинка совсем как у Бриджит Нильсен, над верхней губой с правой стороны. Маленькая, круглая, темно-коричневая. Волосы длинные, пушистые… Какого черта она сидит дома?!

Из шкафа прямо на пол в ту же секунду был выгружен весь, или практически весь, Викин гардероб. В одежде Вика была прагматиком — впрочем, наверное, как и в жизни. А потому в шкафу висели по преимуществу брюки, водолазки, хлопчатобумажные рубашки и пара джинсов. Никаких оборок, никаких шелков — абсолютный минимум одежды, которую нужно гладить или часто стирать. Единственное платье, сшитое из прозрачного блестящего темно-зеленого шифона с шелковым чехлом внутри, предназначалось для особо торжественных случаев. Пару юбок Вика приобрела только в этом году, когда устроилась на работу и решила, что постоянно находиться в офисе в брюках не слишком эстетично. И даже дома Вика одевалась не совсем так, как подавляющее большинство женщин, — в ее шкафу никогда в жизни не появилось ни одного халата. Летом она комфортно чувствовала себя в длинных футболках, вполне сходящих за домашнее платье, или в коротеньких маечках и шортах а-ля Сабрина, а в прохладное время года носила специально купленный домашний джинсовый комбинезон — предмет зависти и восторга все той же эмоциональной Леры. Вика расстегнула лямки. Молния, лениво повинуясь движению руки, поползла вниз. Тяжелая джинсовая ткань упала, Вика «вышла» из штанин, стянула водолазку и застыла в нерешительности. Что же ей надеть? Но для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо предварительно решить, куда ей пойти.