— Да этот реферат дурацкий. Достала меня эта учеба. — Лера махнула рукой. — Послушай, Вика, я хотела с тобой поговорить на одну серьезную тему.

— Да? — Вика напряженно всматривалась в лицо подруги, пытаясь разгадать, что у нее на уме.

— Да не пугайся ты так, — улыбнулась Лера, — ничего страшного не случилось, и ничего особенного… Просто ты ведь должна об этом знать…

— О чем?

— Ты помнишь, когда твои родители уехали, ты оставила мне ключи от квартиры. На всякий случай, если ты вдруг забудешь, ну, или… — Лера замялась.

Вика облегченно вздохнула: много шума из ничего!

— Насколько я понимаю, ты хочешь мне признаться в том, что нарушила неприкосновенность моего жилища и осквернила брачное ложе моих родителей…

— Нет, — со смехом запротестовала Лера, энергично качая головой, — мы спим в зале!

— Слава Богу! — Вика картинно прижала руки к груди. — Меня чуть удар не хватил!

— Как я тебя все-таки люблю, — тихо и серьезно произнесла Лера и легким движением откинула прядь волос с Викиного лица.

— Ваше чувство взаимно, мадам, — тихо, одними губами, произнесла Вика, чувствуя, как все ее планы летят коту под хвост. «Сейчас?» — растерянно подумала она, но так и не смогла ответить на этот вопрос.

— Да что с тобой сегодня? Ты вся какая-то…

— Не знаю, — вздохнула Вика, — ты придешь завтра к выписке?

— Ну конечно… Господи, какая ты бледная! Ты свеклу вчера ела? — Лера смотрела, слегка нахмурившись, исподлобья.

— Конечно, ела, — без запинки ответила Вика.

Лера некоторое время помолчала, а потом, улыбнувшись, произнесла:

— Герой!

— Почему? — Вика улыбнулась в ответ, чувствуя, как спадает напряжение.

— Как ты можешь ее есть — каждый день!

— Ну а что бы ты сделала на моем месте?

— Я? — Лера задумалась. — Я не стала бы ее есть. Я бы ее просто выбросила!

— Выбросила?

— Ну да, выбросила.

— Куда?

— Куда? Не знаю… — Лера огляделась по сторонам. — Да вот, в окно, например. Или еще куда-нибудь.

Они еще долго стояли возле окна, курили и разговаривали — до тех пор, пока врач не позвал Вику в палату. Лера снова поцеловала ее в щеку и попрощалась:

— До завтра!

Вернувшись в палату, Вика подумала: оказывается, не так-то просто рассказать подруге о том, что ты целовалась с ее парнем. Да и стоит ли это делать? Секунда, какой-то безумный порыв — и больше ничего. Кирилл, наверное, и не вспоминает об этом. А если и вспомнил один раз, то наверняка пожалел. Сама же Вика, даже очень сильно постаравшись, никак не могла отыскать в себе и малейшего признака чувства к Кириллу, никакого физического желания или даже азарта — того самого глупого азарта, который чаще всего и толкает многих женщин на то, чтобы переспать с мужем или приятелем своей подруги. Ничего этого не было. А свекла… Лера ведь варила ее целых полтора часа, а может быть, два. Не стоило признаваться в том, что Кирилл ее выбросил. Не стоило расстраивать Леру.


На следующий день Вику выписали из больницы. Тот день был пасмурным и каким-то суматошным. Солнца не было, и Вику преследовало ощущение, что он так и не начался, этот день, что утро затянулось до бесконечности, а ночь не наступит. И между тем, когда она наконец опустилась, уставшая, на любимый домашний диван, часы показывали половину четвертого. С утра Вика успела пройти нудную процедуру выписки, заскочить домой, искупаться и привести себя в порядок, заехать в парикмахерскую, подровнять волосы, и на работу — просто по пути, сказать, что с завтрашнего дня она выходит. От всего этого она чувствовала просто чудовищную усталость. Лера приехала в больницу рано утром, дождалась, пока оформят все документы, посадила Вику в такси, а сама поехала в институт. Обещала позвонить в обед — но обед понятие растяжимое, у всех людей аппетит просыпается в разное время. Может, к вечеру… Впрочем, и на это Вика почему-то не особенно рассчитывала.

В почтовом ящике Вика обнаружила извещение о том, что родители прислали ей денежный перевод. Деньги были кстати, потому что в коммерческой фирме, где работала Вика, больничные листы не принимали. В принципе деньги были кстати всегда и в любом случае. Прождав Леру до половины шестого, Вика решила, что дальше тянуть не стоит, пообедала, мысленно назвав свою трапезу неопределенным словом «ленч», собралась и поехала в банк.

Сумма была очень большая, просто огромная — Вика не привыкла получать от родителей такие переводы. Тем не менее было приятно. Она тут же побежала в книжный магазин, расположенный неподалеку, и купила сборник стихов Уолта Уитмена — любимого поэта — в шикарном издании. Потом купила еще пару книг по психологии, зашла в следующий магазин. Там оставила приличную сумму, разорившись на дорогое белье и маленькую кожаную сумочку, которая приглянулась ей уже давно. Выйдя из магазина, Вика, прищурившись, с улыбкой огляделась по сторонам: что теперь? Вывеска над входом в следующий магазин гласила: «Галерея вин».

Вика снова улыбнулась. Раньше такие магазины назывались гораздо проще: «Вино-водка». Коротко, ясно, прозаично и скучно. А теперь вот — «Галерея вин». Слишком соблазнительно, чтобы пройти мимо.

Из винного магазина Вика вышла окончательно счастливой. Бутылка красного вина обошлась ей почти в половину зарплаты, и тем не менее на душе был праздник. Еще не отпив ни глотка, Вика почувствовала легкое опьянение, которое скорее всего объяснялось весьма прозаически: просто она никак не могла прийти в себя от нахлынувшего чувства долгожданной свободы — чувства, знакомого каждому, кто хоть раз побывал в больничном заточении. А тут еще эти деньги, словно с неба свалившиеся…

Обо всем этом она раздумывала, лежа на диване. Вика решила устроить себе маленький праздник, и настроение у нее действительно было отличное. Даже несмотря на то, что Лера, обещавшая появиться к обеду, так и не появилась, а телефон ее молчал. Несмотря на то, что Вика была совсем одна. Она совсем не чувствовала своего одиночества, искренне, просто и немного по-детски радуясь тому, что снова видит знакомые шторы на окнах, снова лежит на диване, а не на жесткой больничной кровати, что снова слышит любимую музыку и пьет вино из прозрачного хрустального фужера.

Посмотрев на свое отражение в зеркале, она улыбнулась и приподняла бокал. Вот и все — а что еще нужно? Вино было сказочным — немного терпким, кисло-сладким. Вика сделала первый глоток и подумала, что вино по-настоящему хорошее. И музыка — музыка тоже была сказочной.

Через некоторое время Вика услышала, как наверху открылись двери лифта, а затем хлопнула Лерина дверь, и в следующую секунду сверху раздался знакомый топот. «Лерка пришла». Она отметила этот факт достаточно равнодушно и все же по привычке зачем-то стала ждать телефонного звонка. Но вместо этого раздался звонок в дверь. Лениво приподнявшись с дивана, Вика пошла открывать, на ходу пытаясь сообразить, кто бы это мог быть. Она приникла к дверному глазку и увидела, что с той стороны топчется Кирилл.

Вика притаилась, пытаясь сдержать дыхание. Что бы это значило? Может быть, не нужно открывать дверь? Хотя, с другой стороны, нужно все-таки проще ко всему относиться. Вздохнув поглубже, она отодвинула железную задвижку и отступила в глубь прихожей.

Он нахмурился, напряженно вглядываясь в ее лицо, которое в темноте было практически неразличимо. Вика решила, что не следует играть в кошки-мышки и, повернувшись, включила свет.

— Вот ты и дома, — улыбнувшись — немного смущенно, как показалось Вике — проговорил он.

Вика отметила про себя, что они не поздоровались, но решила не заострять на этом внимания. Она стояла в прихожей и вопросительно смотрела на Кирилла.

— Я как будто под прицелом. Перестань так смотреть.

Она пожала плечами, почувствовав едва ощутимый прилив злости. Злости, раздражения — и любопытства. Интересно все-таки, зачем он пришел?

— Мы так и будем в прихожей стоять?

Вика отступила на шаг, ничего не ответив.

— Ты дала обет молчания?

— Да нет, почему же, — Вика стряхнула с себя оцепенение, — проходи, если хочешь.

— А ты — хочешь?

Она не знала, что ему ответить. Подняв глаза, она столкнулась с его глазами, но не могла выдержать и нескольких секунд.

— Ты зачем пришел? — Она ответила вопросом на вопрос.

— Я просто мимо проходил, — произнес он вполне равнодушно, — проводил Леру, спускался вниз, увидел твою дверь и вспомнил, что тебя сегодня выписали. Решил зайти на минутку, узнать, как ты…

— Я — нормально.

Вика чувствовала напряжение, а потому фразы получались короткими и сухими.

— Ты как еж, — он улыбнулся, — ощетинила свои колючки.

В ответ она снова промолчала. Ей ужасно не хотелось, чтобы он проходил в комнату, чтобы задержался даже на несколько минут. И все же она не решалась открыто сказать ему об этом, боясь обидеть. К тому же собственная ершистость казалась ей безосновательной.

В который раз за эти несколько минут она задала себе вопрос: зачем он пришел?

— Значит, нормально… — не дождавшись ее ответа, он решил ответить за нее, — ну и замечательно. Замечательно…

— Чему ты улыбаешься? — На этот раз она не смогла удержаться от вопроса.

— Это я так… Помнишь, когда мы приехали на дачу, ты два раза подряд сказала это слово. Замечательно… И глаза у тебя блестели.

— Это было сто лет назад, — возразила Вика, — ты извини, Кирилл…

— Это ты извини. — Его лицо вдруг сделалось серьезным, улыбка исчезла, не оставив о себе даже воспоминания — как будто ее и не было вовсе. — Ты извини меня. За все. И эта глупая выходка в больнице…

Вика почувствовала, как лицо заливается краской, и мысленно обозвала себя идиоткой.

— Это была просто глупая выходка. И ничего больше… Я вел себя как мальчишка. Этого больше не повторится.