— Ну что ты! Не все! — Лера поспешила ее обрадовать. — В общем, слушай. Я собиралась переписывать лекции, но только Кирилл…

Лера выдержала трагическую паузу.

— При чем здесь Кирилл, и откуда эта вселенская скорбь?

— Он заболел, у него температура — тридцать девять и три. Тридцать девять и три!

— Не глухая, — пробормотала Вика, сразу почувствовав, как ее решительность испаряется — удар был ниже пояса.

— Ангина, — продолжила Лера, — мне нужно побыть с ним. И эти чертовы лекции… Я не знаю, просто не знаю, что мне делать!

— С кем он сейчас?

— Один! Но он ждет меня.

— Ты хочешь, чтобы я занялась лекциями… — неуверенно произнесла Вика.

— Это ненадолго! — взмолилась Лера. — Я приеду, вернусь часам к одиннадцати. Просто я боюсь, что не успею, если начну писать так поздно.

— А отксерить эти лекции нельзя было?

— Нет, что ты. Михалыч, по менеджменту, я же тебе про него рассказывала, увидит отксеренные лекции, озвереет и выгонит меня из института. И потом, папочка — если он узнает, что я пропустила столько лекций… Даже подумать страшно!

— Лера, — начала было Вика, изо всех сил стараясь вернуть утраченное чувство уверенности в собственной правоте, — послушай, я, конечно, хотела бы тебе помочь, но только…

Вика представила себе осунувшееся, бледное лицо Кирилла, капли холодного пота у него на лбу, озноб, сотрясающий тело. Никаких эмоций эта картинка почему-то не вызывала. И в этот момент в сознании всплыл другой образ — Лера. Растерянная, испуганная, беспомощная, губы дрожат, а глаза смотрят в пустоту с такой надеждой…

— Я не могу, Лера. Никак не могу. У меня сегодня свидание.

— Что? Что ты сказала, Вика?

Еще не услышав вопроса, Вика поняла, что свою последнюю фразу произнесла почти шепотом, скорее не проговорила, а просто подумала, адресовав не Вике, а самой себе. В глубине души всколыхнулось чувство вины перед Лерой — Вика вспомнила влажные губы Кирилла, его глаза…

— Только постарайся не задерживаться, Лерка.

— Я… я уже бегу, уже лечу! Ты — прелесть, ты настоящий друг, Вика!

Не прошло и минуты, как Лера уже скреблась нетерпеливо в Викину дверь.

— Ты куда-то собиралась? — чмокнув Вику в щеку, Лера оглядела ее, прищурившись. — Новое белье… Ты что молчишь?

— Никуда я не собиралась. Это я так.

— А… — Неопределенный ответ вполне удовлетворил Вику. — Ну вот, смотри…

Она раскрыла тетрадь, исписанную мелким неровным почерком.

— Вот с этого места… Вот это можешь не писать, а потом вот отсюда. Мне пора!

Лера на минуту повисла на шее у подруги и, махнув рукой, скрылась в дверном проеме. Вика долго смотрела ей вслед, а потом медленно закрыла дверь, подошла к зеркалу и принялась раздеваться. Аккуратно развесив в шкафу одежду, она взяла в руки салфетку и стерла с губ бордовую помаду. «А ведь она мне совсем не идет, — мелькнуло в голове, — слишком темная, нужно что-нибудь посветлее». Облачившись в домашний наряд — футболку и джинсовый комбинезон, — Вика выкурила сигарету и со вздохом уселась за письменный стол. Открыла тетрадь с лекциями, попыталась разобрать почерк. Через некоторое время она поняла, что совсем не вдумывается в смысл фраз, которые читает. Какое-то странное, смутно знакомое давящее чувство мешало сосредоточиться. Чувство вины и чувство утраты. Она не могла понять, отчего все это. Как будто бы ничего не случилось — ну подумаешь, не пошла на свидание с человеком, который, если уж быть до конца честной, не слишком-то сильно ей нравился. Можно сказать, вообще не нравился. Только как же теперь быть с тем самым планом ликвидации собственного одиночества, который вчера ее так окрылил? Отложить — только и всего. Собственно, не случилось ничего из ряда вон выходящего.

Ее раздумья прервал телефонный звонок. Она сняла трубку и услышала голос Ленки Неверовой, сразу же почувствовав, как засосало под ложечкой.

— Ты еще не вышла? — осведомилась Ленка, слегка удивившись.

— Вышла. Просто у меня очень длинный и кудрявый шнур, — хмуро отшутилась Вика, — совсем как у тебя.

— В чем дело?

— Дело в том… Ты извини, Ленка, но я не смогу сегодня.

— Что-то случилось? — Теперь в ее голосе сквозила неподдельная тревога. Неверова просто представить себе не могла, какая причина побудила Вику отказаться от свидания с Денисом. По крайней мере мир уж точно должен был перевернуться.

— Да так, ничего особенного… Долго объяснять, — с неохотой ответила Вика.

— Ну, я не тороплюсь. Давай рассказывай.

— Да нечего рассказывать. Просто нужно помочь подружке переписать лекции, вот и все.

— Помочь подружке переписать лекции?! Ты в своем уме?

Вика молчала. Разговор был ей неприятен, и она пожалела, что не отключила телефон — а ведь собиралась это сделать, чтобы звонки не отвлекали ее от лекций.

— Это, наверное, та самая подружка — твоя… Лера, или как там ее? Та самая, из-за которой ты в прошлый раз не пришла ко мне на день рождения?

Вика вздохнула. Действительно, пару месяцев назад она пообещала прийти на вечеринку к Неверовой, но Лера уговорила ее остаться дома.

— Та самая, — продолжила Неверова, — из-за которой…

Вика молчала. Ей просто хотелось заткнуть уши. Каждое слово — как пощечина, а Неверова все продолжала свой список жертв, принесенных Викой ради Леры. «Господи, как хорошо, что ты так мало меня знаешь — всего полтора года. Иначе, наверное, весь этот кошмар просто не закончился бы… — подумала она и зажмурила глаза. — Почему мне так больно?» Вика чувствовала почти физическую боль.

— …ты просто тень, — монолог Неверовой приближался к своему триумфальному окончанию, — ты жалкая тень своей подруги. Тебя просто нет, Вика. Что ж, желаю тебе приятно провести время. Переписывая лекции…

Неверова, так и не дождавшись от Вики ни слова, победоносно завершила свою речь и повесила трубку. «Бред, — подумала Вика, — это просто бред. Она больная, она помешана на мужиках и не понимает, как можно… Ерунда. И совсем не стоит принимать все это близко к сердцу». Она очнулась через какое-то время, поняв, что вот уже несколько минут стоит посреди комнаты с телефонной трубкой в руках — абсолютно без движения, как застывшая каменная статуя. Короткие гудки в трубке уже давно оборвались — теперь там было гробовое молчание. Телефонный эфир, отчаявшийся быть востребованным, просто умер. Вика опустила трубку и выдернула шнур из розетки. «Вот так-то лучше, — подумала она, — на чем мы остановились?»

Ровно в половине двенадцатого прилетела Лера — запыхавшаяся, уставшая, с красными пятнами на лице — и уселась за стол вместе с Викой. Они легли спать в третьем часу, закончив наконец нудный менеджмент.


Осень, такая пахучая, живая, яркая, в тот год умерла как-то резко, без предупреждения — просто однажды Вика проснулась уже зимой. Огромные липкие хлопья падали с неба, на лету переворачивались, опускались на землю, на ветки деревьев — и не таяли, как это обычно бывает в первые дни зимы. Снег шел всю ночь, и к обеду уже все вокруг было покрыто белым ковром. Яркие темно-бордовые и желтые листья, еще висящие на деревьях, облетели и скрылись под снегом, а те из них, что остались, выдержали натиск морозного ветра, — сникли, пропитались влажностью и поблекли, стали однотонно-серыми. Солнце померкло, утратило свой яркий оранжевый цвет, превратившись в подобие желтка от яйца инкубаторской курицы, и стало совсем далеким. Теперь оно было редким гостем в Викиной комнате — по утрам Вика просыпалась раньше его, днем было не до солнца, а вечером она не могла проститься с солнцем, потому что все окна в квартире были расположены на восточной стороне.

— Ненавижу. Если бы ты только знала, Лерка, как я ненавижу зиму! Три месяца не жизни, а ожидания жизни. Как медведь в берлоге — притаишься и ждешь, когда солнце снова станет ярким. Это же несправедливо — целых три месяца в году человек вынужден просто вычеркнуть из своей жизни! — Вика обиженным голосом делилась с Лерой своими мыслями.

— Возможно, ты права, — соглашалась Лера, — но у зимы все-таки есть одно преимущество.

— Можно лепить снежную бабу? — с сомнением в голосе предположила Вика, вспомнив, с каким радостным нетерпением в детстве она всегда ждала появления снега.

— Я не об этом, — улыбнулась Лера, — просто после зимы, когда наступает весна, ты испытываешь такие чувства, которые не смог бы испытать, если бы не было зимы, если бы не было этого самого ожидания… Я, наверное, не совсем понятно объяснила.

— Нет, все понятно. В общем-то ты права. Не зря, наверное, весной все люди сходят с ума.

Вика и Лера сидели возле окна за столом на кухне и поглощали обед, который Вика приготовила на скорую руку. Некоторое время обе молчали, вглядываясь в хаотичное движение снежных хлопьев за окном.

— Черт, — Лера внезапно выругалась и досадливо отшвырнула надкусанную котлету, — я больше не могу! Почему все пахнет рыбой? Меня тошнит от этого запаха!

Она подняла глаза, столкнулась с Викиным взглядом.

— Рыбой? Я не чувствую…

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, пораженные одной и той же мыслью, и наконец Вика, едва шевеля губами, задала Лере традиционный вопрос, который обычно задают всем женщинам врачи-гинекологи:

— Когда у тебя были последние месячные?

Как оказалось, это бедствие случилось с Лерой почти два месяца назад.

— И ты не задумывалась?

Лера ее не слушала — она сидела и смотрела в одну точку, полностью поглощенная только своими мыслями. Вика следила за выражением ее лица и видела, как недоумение сменяется настоящим страхом, потом лицо озаряется надеждой и снова застывает неподвижной, ничего не выражающей гипсовой маской.

— А если он не захочет… — Она подняла глаза, и Вика увидела в них такое отчаяние, что ей стало страшно. Она вскочила с табуретки и прижала Леру к себе.