— Привет, дорогой. Как ты тут жил без меня? — Стоя посреди холла их элегантного загородного дома, Линда Мелвилл по французской моде поцеловала супруга в обе щеки и затем, коротко и прохладно — в губы. — Ты выглядишь уставшим. Много работал?

Хэмиш привлек ее к себе и поцеловал более крепко. Он знал, что в супружеской жизни, в отличие от сторонних отношений, никогда не лишне демонстративно проявить свои чувства.

— Бросила меня здесь одного, дрянная девчонка! Мне было так холодно и одиноко.

Линда засмеялась и высвободилась из его объятий, пригладив блестящие прямые темные волосы. Ее миловидное личико сердечком расплылось в сладкой, как глазированный пряник, улыбке.

— О Господи, дорогой мой, меня не было всего лишь три дня. Не набрасывайся на меня, как пещерный человек!

Хэмиш постарался скрыть, что, получив отказ, испытал только облегчение. Ему нравилось изображать страстного мужа, но иногда достаточно было и внешних проявлений — особенно после такой ночи, как вчера.

— Как Париж? — поинтересовался он, сбрасывая с плеч пальто.

Подхватив его, Линда направилась в гардеробную, на ходу отвечая:

— О, коллекция просто волшебная! Ты должен взглянуть на бисерные лифы Диора — их просто хочется проглотить!

— Довольно дорогостоящая закуска, я полагаю, — буркнул Хэмиш. — Сколько ты купила?

— Всего лишь два. Я должна немедленно показать тебе.

Линда подошла к нему. На ней была светлая кашемировая туника и обтягивающие брюки, — и выглядела она так, будто только что сошла с подиума. Несмотря на то, что прошло уже больше десяти лет с тех пор, как она закончила карьеру профессиональной модели, Линда все еще была очень фотогенична, и ее необычные, цвета жженого сахара глаза часто мерцали на страницах модных журналов — правда, теперь уже в колонках светской хроники.

— А что, эти лифы прикреплены к чему-нибудь земному, вроде юбки? — осведомился Хэмиш, взяв в руки свой кожаный чемоданчик и делая несколько шагов по направлению к своему кабинету.

Линда остановилась у подножия лестницы. Когда Мелвиллы приобрели Лаверокбанк, обширное поместье времен короля Георга, обнаружилось, что старинная дубовая лестница изъедена древесным жучком, поэтому ее пришлось заменить новой, сделанной из бледно-розового ясеня, материала, редкого для Шотландии, но очень подходящего к общей атмосфере этого дома с его лепными потолками и старомодными каминами.

— Юбка есть, но очень прозрачная и воздушная. Романтический стиль. Тебе понравится. — Она сделала нетерпеливый жест в сторону чемоданчика. — Только не задерживайся, дорогой, хорошо? Сегодня мы обедаем с Мак-Эвансами.

— Я только на минуту. Будь добра, наполни мне ванну.

Хэмиш был доволен предстоящей встречей с крупным промышленником и его женой. Несмотря на плебейское происхождение, Линда обладала природным талантом поддерживать знакомство с нужными людьми, что Хэмиш умело использовал. За время своего замужества Линда довела эту способность до уровня искусства.

Запершись у себя в кабинете, Хэмиш достал из портфеля длинную плоскую коробочку, обтянутую серым бархатом. К коробочке прилагался чек на бланке известнейшей в Эдинбурге ювелирной фирмы, в который от руки было вписано: «Один браслет в виде змеи. Платина с бриллиантами. Восемь тысяч пятьсот фунтов стерлингов». Хэмиш подошел к вмонтированному в стену телевизору и нажал на спрятанный под ним выключатель. Телевизор отъехал в сторону, открыв дверцу маленького потайного сейфа.

Поскольку наверху в гардеробной у Линды был свой собственный сейф, Хэмиш полагал, что она не знает о существовании этого. Но даже если она и была осведомлена о нем, то уж наверняка не знала кодовой комбинации цифр: его вес в килограммах, размер воротничка, длина его возбужденного пениса в дюймах — 77.15.08. Личные ассоциации кода льстили его самолюбию. Хэмиш выбился в люди своими силами, он был настоящим «человеком, который сам себя сделал», поэтому даже комбинация его сейфа была ориентирована на него. Он нажал нужные кнопки, дверца открылась, и коробочка заняла свое место среди других вещей.


Вард-Стрит в лондонском Сохо — улица актеров, сценаристов и киношников, заполненная суетящимися людьми, которые считают себя гениями и с утра до вечера бегают между офисами, студиями и захудалыми театриками, таская за собой в ярких портфелях или модных сумочках все необходимое для их ремесла: звуко- и видеозаписи, папки с фотографиями, коробочки с гримом, усыпанные блестками клочки сетки, призванные прикрывать наиболее интимные места во время исполнения стриптиза. Это перекресток судеб, средоточие шоу-бизнеса, это место, где музыка встречается с фильмом, деньги — с продюсером, где запускают на орбиты будущих звезд или ставят крест на последних надеждах. Только там продюсеры кинофильмов сталкиваются с акулами видеопроката, а диск-жокеи запанибрата разговаривают с менеджерами звукозаписывающих фирм, и все это в атмосфере, насыщенной запахами сигарного дыма, кокаина и несбыточных надежд.

В офисе, расположенном на первом этаже здания, где когда-то был стриптиз-клуб, не выдержавший конкуренции с порновидео, за столом сидел симпатичный мужчина в обычном деловом костюме в возрасте между тридцатью и сорока, с квадратным подбородком и четкими чертами лица, на котором сейчас царило выражение непреклонности, и короткими, слегка вьющимися светло-каштановыми волосами. По другую, предназначенную для посетителей, сторону стола сидели двое — мужчина и женщина, выглядевшие, каждый по-своему, весьма своеобразно, но сразу можно было сказать, что оба они принадлежат к артистическому миру, раскованны и чужды условностей. Женщина, стройная брюнетка с прямыми, расчесанными на прямой пробор длинными волосами и серьезным лицом, в очках как у Джона Леннона, была в оливково-зеленом брючном костюме. Мужчина был трагически красив: стройная фигура в черной кожаной куртке, выцветшей льняной рубашке без воротника и белых джинсах, с гривой взлохмаченных каштановых кудрей, прямым носом и прекрасно очерченными губами.

— Но мы не можем так этого оставить, — протестовала брюнетка, хмуро глядя на разбросанные по столу бумаги. — Мы очень тщательно все просчитали!

— На фильм не хватает еще как минимум миллион долларов, Изабель, — тоном, свидетельствующим о том, что он уже устал повторяться, ответил мужчина в деловом костюме. — Ваша смета занижена, вы даже не предусмотрели достаточно средств для выплаты гонорара актерам. Даже если Джил Манро согласится на то, что он называет мелочью, его агент заверил меня, что все равно он потребует как минимум миллион сверх своих пяти процентов от прибыли. Исполнителям второстепенных ролей надо платить хотя бы полагающийся по закону минимум, а это две сотни фунтов в день в течение по крайней мере десяти недель. Эту же сумму вы должны умножить на четыре для основных ролей. Что касается главных героев, то, как бы ни были молоды актеры, звездные роли требуют звездных гонораров. Итого мы имеем три миллиона, плюс еще три миллиона для съемочной группы. Таким образом, мы уже подошли к цифре семь миллионов, а ведь не рассматривали еще смету на костюмы и реквизит, которая тоже занижена, не говоря уже о расходах на обслуживание, налогах и ваших собственных предварительных расходах. Я расписал все это по пунктам и утверждаю, что десяти миллионов просто не хватит. Мы не можем подписать с вами контракт на производство фильма на основании этой сметы.

— Но, Роб, парни из «Минервы» были от нее в восторге, — запротестовал второй мужчина, с симпатией поглядывая на брюнетку. — Неделю назад Изабель была в Голливуде, и они все одобрили. Они даже утвердили Изабель исполнительным продюсером.

— Вот что, Андро, никто не может быть официально утвержден ни на какую должность, пока не подписан контракт, — с оттенком нетерпеливого раздражения в голосе напомнил Роб. — Послушай, я знаю, что вы с Изабель несколько месяцев работали над этим проектом и вам чертовски неприятно это слышать, но я вынужден сказать, что никто не согласится начать работать с вами, если не будет уверен, что его труд будет оплачен вне зависимости от того, завершатся съемки фильма или нет.

— Но если такая крупная компания, как «Минерва», уверена, что наш проект жизнеспособен, — взорвалась Изабель, — кто ты такой, черт возьми, чтобы утверждать, что это не так?

Роб устало пожал плечами и подпер подбородок кулаком.

— Валяй дальше, Изабель. Ты же знаешь, что это моя работа. Может быть, ваши партнеры из «Минервы» и ловкачи управляться с долларами, но они ничего не смыслят в фунтах и пенсах и в том, как делать фильмы в Англии. В этом они полагаются на нас. И я не работал бы на самую известную и уважаемую в Лондоне компанию по производству фильмов, если бы, черт возьми, не разбирался в своем деле. Я не могу подписать контракт на основании этих цифр, пусть хоть все голливудские воротилы будут от них в восторге.

— А без контракта, без ваших денег мы не можем снимать фильм, — огрызнулась Изабель, угрюмо глядя на Андро. — Спасибо за одолжение. Так что, дорогой, распрощайся с надеждой стать новым Хью Грантом.

— Я не обязан делать Андро никаких одолжений, — возразил Роб. — И я точно так же расстроен тем, что произошло, как и вы. Если хотите, можете обратиться к кому-нибудь другому, но я гарантирую, что результат будет тот же. Однако дело вовсе не безнадежно. Все, что вам нужно, — еще один миллион. Может быть, вам удастся найти какого-нибудь влюбленного в кино богатого филантропа? Кино сейчас в моде, так что не сдавайтесь.

Изабель встала и, сдернув с носа очки, сердито звякнула ими о футляр. Несмотря на угрюмость, она оставалась весьма привлекательной женщиной с умными карими глазами, изящным греческим носом и полными, чувственными губами. Даже унылый зеленый костюм не мог скрыть ее красоты и значительности. Собрав бумаги, она сложила их в папку и спрятала в черный чемоданчик, который до этого стоял у ее ног.