Рука Дженни стиснула ключи от «тойоты». Дженни хотелось с кем-нибудь поговорить, но она не знала, кому довериться. Родители бы оказали ей поддержку, но сошли бы с ума от беспокойства, а этого она не могла допустить. Дотти сделала бы для нее все, что могла. Миллисент тоже никогда не отказывала в помощи. Мог что-нибудь придумать и Говард. Она вспомнила о Чарли Дентоне, но пройти к нему, не повидавшись с Джеком, было нельзя, а это не входило в ее планы.

От мысли о Бреннене у нее заныло в груди. Глупо тосковать о человеке, которого едва знаешь, но она ничего не могла с собой поделать.

Прошло несколько дней, закончилась неделя, а у Дженни по-прежнему Джек не выходил из головы: она постоянно раздумывала о том, с кем он проводит время, с кем спит. Последняя мысль была мучительнее всего. Вместо того чтобы забыть Бреннена, она с каждым днем тосковала по нему все сильнее. Это было безумие, но она не могла запретить себе думать о нем.

Едва ли он хоть раз вспомнил о ней.

* * *

— Что там, Уин? — Говард недовольно оторвался от письменного стола.

— Звонит Эдуардо Фуэнтес, мистер Маккормик. Он все утро пытается связаться с вами. — Уинифрид Дэниеле была личной секретаршей Говарда уже шесть лет. Это была хрупкая привлекательная женщина с каштановыми волосами. Она была умелой, преданной и верила в босса больше, чем в своего мужа, с которым прожила четырнадцать лет. Именно это больше всего и ценил в ней Говард.

Маккормик вышел из-за стола, махнув рукой на густо устилавшие стол бумаги. Все утро он был занят на совещании, и теперь стол ломился от множества сообщений, на которые Говард не успел ответить.

— Ты говоришь, Фуэнтес? Ну что ж, соедини. — Он сел в черное кожаное кресло и нажал на красную кнопку громкоговорителя. Тем временем Уин вышла из кабинета и бесшумно закрыла за собой громадную дверь красного дерева. Панели на стенах были в тон двери, не говоря уже о письменном столе. Маккормик был горд изменениями, которые произошли здесь за последние два года.

Кроме того, он гордился тем, как идут дела. Трудности его раздражали.

— В чем дело, Эдуарде? Я думал, все идет по расписанию.

— С нашей стороны да, сеньор Маккормик. Большой груз медной проволоки из руды, добытой в Гуанахуато, ждет отправки, но капитану Маклину посулили хорошую премию, чтобы он подождал еще пару дней и взял на борт серебряные слитки. Если он согласится, мы выбьемся из графика.

— Вот ублюдок! Я говорил ему, что этот хлам нужен мне самое позднее в конце месяца. Ему хорошо известно, как это важно.

— Думаю, если вы нажмете на него, он сделает то, что обещал, но я боюсь, что меня он не послушает.

— Ладно, я займусь им. Этот сукин сын знает, что со мной шутки плохи. Пусть лучше десять раз подумает, прежде чем попытается перехитрить меня.

Ему представилось смуглое лицо улыбающегося Фуэнтеса.

— Muy bueno,[6] сеньор Маккормик. Я знал, что вы быстро решите эту проблему.

Говард нажал на кнопку, прерывая разговор, по зеркальной поверхности стола подтянул к себе пачку сообщений, лежавших рядом с бюваром из зеленой кожи, а затем стал искать в справочнике номер телефона оператора морской связи, который мог бы соединить его с рубкой капитана Маклина.

Боб Маклин перевозил из Мексики львиную долю грузов для компании «Маккормик — Остин» и греб деньги лопатой. Говард знал его еще по совместной работе в «Мерчант Марин». Это был алчный ублюдок, но он ни за что бы не решился нарушить связывавший их договор из-за случайного лишнего куска.

Один звонок, и Маклин сделает все, что от него требуется. Если, конечно, понимает свою выгоду.

Говарду была нужна эта проволока, и нужна срочно. Не позже двадцать восьмого, как они и договаривались. От этого зависели десятки контрактов; на кону стояли сотни тысяч долларов.

Маклину следовало поторопиться. И чем скорее он узнает о последствиях, к которым приведет задержка, тем лучше будет для них обоих.

* * *

Раздался звонок, и Дотти Маршалл вытерла испачканные мукой руки о плиссированный розовый передник, надетый поверх джинсов. Она прошла через холл маленькой двухэтажной квартиры и открыла дверь.

— Привет, подруга! — с улыбкой сказала она, впуская Дженни. — Надеюсь, ты голодна. Я жарю цыплят по-южному, с картофельным пюре и… — Дотти осеклась, увидев мрачное выражение лица Дженни.

Было всего половина седьмого. Дженни позвонила накануне, и они договорились встретиться и поболтать. Воспользовавшись тем, что дочь Тамми должна была репетировать в школьном драмкружке, а ей самой надо было на работу к десяти, Дотти пригласила подругу на ранний ужин.

— Я надеялась, что будет лучше, — сказала Дженни, — вчера мне полегчало. А сегодня я чувствую себя полным дерьмом.

Рыжая бровь поползла вверх. Дотти никогда не слышала от Дженни бранных слов.

— Как насчет бокала вина? Мне это всегда помогало.

— Почему бы и нет? — Дженни опустилась на диван. Он был старый, но удобный. Покрывало и чехлы на подушки цвета палых листьев Дженни помогала шить ей этой весной, и выглядели они неплохо. По крайней мере теперь диван сочетался с потертым коричневым ковриком на полу и оливково-зеленым убранством кухни.

Дотти протянула ей бокал шабли и устроилась в бежевом стеганом кресле напротив Дженни.

— Похоже, у тебя выдалась еще одна скверная ночь.

— Да, спала я плохо, но на сей раз причина вовсе не в кошмарах.

Дотти внимательно разглядывала подругу поверх бокала. Круги под глазами Дженни без слов говорили о крайнем утомлении. Однако утомлением нельзя было объяснить нервно закушенную губу и затравленный взгляд.

— О Боже, радость моя, у тебя на лбу написано, что тут не обошлось без мужика…

Дженни подняла на нее измученные глаза:

— Я тоскую по нему, Дотти! Не могу выбросить его из головы.

Дотти вздохнула:

— Есть такие мужчины, радость моя. Особенно высокие, смуглые и красивые. Поверь мне, я знаю, что говорю. Когда Джесси бросил меня, мне хотелось лечь и умереть.

Казалось, это подействовало.

— Ну, ты все-таки не умерла. Сумела забыть его. И Тамми вырастила сама.

Дотти пригубила бокал.

— Дженни, я раскрою тебе один маленький секрет. Никогда я его не забывала. И похоже, никогда не забуду. — Никогда не унывающая Дотти улыбнулась, но сейчас это стоило ей немалых сил. — Радуйся, что легко отделалась.

Дженни промолчала и откинулась на спинку дивана. Светло-русые пряди рассыпались по ее плечам. Дотти заметила, что волосы отросли и сделали Дженни еще женственнее. Она была славная девушка, добрая и с сочувствием относилась к людям. Несправедливо, что на нее свалилось столько горя… Дотти наклонилась и похлопала подругу по руке.

— Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

— Что же?

— Дай слово, что забудешь Джека Бреннена и найдешь себе достойного человека.

Дженни уныло улыбнулась. Джек-то и был самым достойным. Может, слишком непоседливым и чересчур беспокойным. У них не было ничего общего, но человек он был хороший. И кажется, сам не знал этого.

— Попытаюсь, Дотти… — Но она знала, что такого мужчину, как Джек Бреннен, вряд ли удастся забыть.

* * *

В четвертый раз за воскресный вечер Джек поднимал трубку телефона-автомата в «Морском бризе». На этот раз он все же опустил в щель двадцатипятицентовую монету, с лязгом упавшую вниз, и услышал гудок.

Джек достал синюю записную книжку, выгнувшуюся по форме тела от долгого ношения в бумажнике, который он таскал в заднем кармане джинсов, и принялся листать страницы. Найдя номер квартирного телефона Дженни, он покрутил диск, услышал длинный сигнал и подумал, что ее нет дома.

Три гудка, четыре, пять… Джек крепко сдавил трубку, услышав тихий голос. Он представил себе ее милое лицо, теплые карие глаза, нежные розовые губы, и у него сжалось сердце.

— Дженни? Это Джек.

Наступила долгая, напряженная пауза.

— Джек?

Во рту пересохло. Он облизал губы.

— Я только хотел узнать, как у вас дела.

— Нормально, Джек… А как у вас?

Ничего нормального. Ему хотелось видеть ее. С того самого вечера, в который они расстались. Он не мог забыть ее.

— Кажется, тоже ничего. Послушайте, я вот что подумал… Еще рано. Наверное, вы еще не ужинали. Я подумал, может… если я приеду… мы могли бы выпить пива и закусить пиццей.

Настала еще одна пауза. У него сжалось все внутри.

— Но я думала… я думала…

— Никаких фокусов, Дженни. Я обещаю. Только пицца и кружка пива. И немножко поболтаем. Что вы об этом думаете?

Дженни ответила так тихо, что он не расслышал и крепко прижал к уху трубку:

— Извините, Дженни, тут очень шумно… Что вы сказали? — Он так стиснул трубку, что пальцы побелели.

— Я сказала: с удовольствием, Джек… — О Господи…

— Хорошо… Отлично. Я буду через десять минут.

Он повесил трубку и прижался лбом к стеклу автомата. Звонить Дженни было безумием. Настоящим сумасшествием. Он обещал себе, что позвонит Вивиан. Думал об этом всю неделю. С того самого вечера, как расстался с Дженни.

И под конец которого напился вдрызг.

Он прошел через зал к двухметровому Пикси Мэрфи, облокотившемуся о стойку бара.

— У тебя еще остались котята, которых принесла Чизи? — Маленькая серая кошечка, жившая в баре, несколько недель назад принесла котят, и Пикси пытался сбыть ее потомство с рук, приставая ко всякому, кого считал достаточно глупым, чтобы взять котенка.

Пикси крякнул:

— Ага. Одна мелочь пузатая еще сидит. Похоже, никому он не нужен.

— Я возьму его.

— Ты? А как же Феликс? Я думал, ты им сыт по горло.

— Это для друга.