Поняв, что Торкуату будет молчать, Гонсала вернулась домой и сразу прошла в кабинет мужа. Выдвинула верхний ящик его письменного стола и достала оттуда все содержимое. И так ящик за ящиком. Она потрошила папки, доставая лист за листом, счет за счетом, письмо за письмом.

— Тебе не помочь? — Антониу стоял в дверях, и устало смотрел на жену.

— Спасибо! Но теперь я обойдусь без твоей помощи. Как-нибудь сама справлюсь. Наконец я узнала твое слабое место. Ты вор! Ты обокрал Григориу Монтана, ты обокрал Отавиу, ты обокрал его дочерей…

— Гонсала, ты сошла с ума. Я вызову врача…

— Вызывай кого хочешь, но прежде ты объяснишь мне, каким таким странным образом все состояние Монтана вдруг перешло к тебе? Ведь ты был всего лишь скромным служащим в конторе крестного.

— Что ты знаешь? Я значил для него больше, чем родной сын… Если бы не я, не моя помощь, то Отавиу и девочки сейчас бы ходили с протянутыми руками. Это я сохранил для них и деньги, на которые они хоть как-то могут существовать, и дом, где они живут.

— Но и себя ты не забыл, Антониу. Основной капитал Григориу, земли, газета — все оказалось в твоих руках. Да ты просто обокрал и Григориу, и Отавиу, и девочек. — Гонсала подошла совсем близко к Антониу и гневно бросила ему в лицо: — Ты разорил их, Антониу, вот в чем секрет твоего успеха. Ты врал и обманывал не только меня, скрывая любовную связь с Евой. Ты обманывал всех, прикидываясь честным и порядочным человеком. Но овечья шкура спала с твоих плеч. По крайней мере, для меня. Теперь я узнала твое истинное лицо. И ты за все ответишь, ты должен ответить за все!

Ей было все равно, что говорил Антониу, по его глазам она поняла, что попала в точку.

— Тебе надо обратиться к психиатру. Ты больна, тяжело больна… — Антониу попытался подойти к ней и остановить ее.

Она с силой оттолкнула его.

— Ты законченный мерзавец, подонок. Но я догадывалась об этом давно. А вот Отавиу, девочки, они же боготворят тебя, беспокоятся о тебе, переживают, что жена сердится на тебя, такого доброго и отзывчивого… Мне жалко их, очень жалко. Это больно — узнавать о близких людях ужасную правду. Но они узнают ее, я клянусь тебе, Антониу. Они должны знать правду, и я разоблачу тебя. Все, что я знаю о Григориу, об украденных деньгах, о Еве, узнают и они.

Лицо Антониу вдруг стало холодным и безжалостным. Гонсала замолкла, и до нее донеслись слова Сан-Марино:

— Кстати о Еве. Тебе не мешает знать, что она была потрясающей, великолепной женщиной, сказочной любовницей. Ее невозможно забыть. Она — настоящая женщина, в отличие от тебя, истеричка.

— Запомни, это я сделала тебя таким, каким тебя знают все, — холеным, изысканным господином. Ты не забыл, каким ты был до встречи со мной? Провинциальным замухрышкой, простаком — ни ступить, ни молвить не умел… И мне безразличны твои признания, мне плевать, с кем тебе было хорошо, а с кем — нет. Я знаю твою истинную цену. И когда ее узнают все — ты лопнешь. И я сделаю все, чтобы уничтожить тебя…

Он замахнулся на нее, она с усмешкой чуть отступила назад.

— Бить меня? Отлично придумал! Браво, Антониу! Бей, но помни, ты — погибший человек. Я найду способ отомстить тебе за себя, за Отавиу, девочек, за всех, кому ты поломал жизни. Ты подлец, подлец, Антенну! Запомни мои слова!


Глава 4


Это было еще не так давно: Шику входил в редакцию, и сердца его незамужних коллег сразу же начинали биться в учащенном ритме. Он воспринимался сеньоритами как жених номер один, поскольку они считали его самым красивым и самым талантливым из всех сотрудников «Коррейу Кариока». Между девушками установилось негласное соперничество. Каждой хотелось добиться особого расположения Шику. А он был ровен и дружелюбен со всеми, что лишь добавляло ему загадочности и притягательности.

Но те времена безвозвратно ушли. Теперь для женской половины редакции Шику был отрезанный ломоть. Даже Ана Паула, у которой, по общему мнению, имелись некоторые

шансы завоевать сердце Шику, вынуждена была смириться с крушением надежд. Поплакала тайком в подушку, погоревала, посетовала на судьбу. Но упрекнуть Шику ей было не в чем: он не обманывал ее, не клялся в любви, не обещал златые горы. Да и Жулия Монтана не виновата в том, что Шику полюбил ее, а не Ану Паулу. «Значит, не судьба!» — признала, в конце концов, Ана Паула и по совету подруг стала более внимательно смотреть по сторонам, надеясь разглядеть своего суженого среди окружавших ее мужчин.

Первым, кого она увидела, оглядевшись, был Арналду. Он много раз предлагал ей весело провести время где-нибудь в ресторане или в ночном клубе, но всегда получал решительный отказ. Это вызывало недоумение Зезе, которая прямо говорила подруге:

— По-моему, ты ведешь себя глупо. Разве можно пренебрегать такими поклонниками, как этот красавчик Сан-Марино. Он молод, богат, у него прекрасное будущее. Конечно, по сравнению с Шику он… мелковат. Шику — личность! Но тебе пора забыть о нем, как это сделала я. Мне ведь он тоже нравился.

— Да как ты вообще можешь сравнивать Шику с Арналду? С этим пустым, избалованным повесой! — сердилась Ана Паула. — Он же не пропускает ни одной юбки!

Шику в этом отношении тоже не ангел. Однако ж вот влюбился! Почему этого не может произойти с Арналду? Если бы он обратил внимание на меня…

— Обратит, можешь не сомневаться! — заверила ее Ана Паула. — Причем очень скоро. Иначе он не может.

Она как в воду глядела: Арналду надоело обхаживать неприступную Ану Паулу, и переключился на более сговорчивую Зезе.

— Ты даже представить не можешь, как я благодарна тебе за то, что ты отвергла Арналду! — сказала Ане Пауле счастливая Зезе. — Он потрясающий любовник! Я на седьмом небе!

— Смотри не слишком увлекайся, это может плохо кончиться, —  предостерегла ее Ана Паула. — Арналду меняет подружек как перчатки.

—  Я знаю. Но не хочу об этом думать. Главное, что сейчас я счастлива, чего и тебе желаю.

— Нет уж, такого счастья мне не надо! — покачала головой Ана Паула. — Я хочу, чтобы все было по-настоящему, всерьез, на всю жизнь.

— Кто ж этого не хочет! — пожала плечами Зезе. — Только где ее найдешь — такую любовь? Все мужчины — бабники от природы.

— Ну, не все…

— Ты имеешь в виду Шику и Раула? Так они сами не раз говорили, что следуют «золотому правилу»: не заводить романов на работе. А за пределами редакции можно все.

— Раул, между прочим, изменил своему правилу, — смущенно произнесла Ана Паула. — Вчера он пригласил меня на ужин, и мы провели с ним прекрасный вечер.

— Да? Вот это сюрприз! — изумленно воскликнула Зезе. — Ну, рассказывай, что между вами было. Он в тебя влюбился?

— Об этом пока рано говорить. Нам просто было хорошо вдвоем. Я привыкла видеть в Рауле весельчака и балагура, а он оказался человеком глубоким… Вот ведь как бывает! Я словно прозрела.

— Неужто ты влюбилась в Раула? — всплеснула руками Зезе.

— Не знаю. Ничего не знаю! Но если Раул снова пригласит меня куда-нибудь, то я не стану отказываться.

— А он не говорил с тобой о следующем свидании?

— Нет. Сказал: «До завтра!» То есть до встречи в редакции.

— Ну что ж, еще не вечер. Подождем окончания рабочего дня, — рассудила Зезе. — Я тоже надеюсь, что Арналду захочется провести со мной и сегодняшнюю ночь.

К вечеру, однако, выяснилось, что надежды Зезе и Аны Паулы были напрасными. Арналду покинул редакцию, даже не взглянув на Зезе, а к Раулу внезапно приехала мать из Сан-Паулу, и он тоже поспешил домой.

Дона Иеда всегда приезжала к сыну без предупреждения, и всякий раз заставала у него новую девицу. Это ей, разумеется, не нравилось, она сразу же принималась отчитывать Раула:

— Тебе надо срочно жениться! Иначе ты вгонишь меня в гроб с этой бесконечной вереницей шлюх. Я не могу их больше видеть!

— А ты сообщай о приезде заранее, вот и не будешь их видеть, — вяло огрызался он, прекрасно понимая, что мать никогда не откажется от своей излюбленной манеры наносить внезапные визиты сыновьям.

— Не смей дерзить матери! — возмущалась дона Иеда. — Я буду приезжать к тебе, когда захочу. Имею право! И так будет до тех пор, пока ты не женишься.

— Ой, не смеши меня! — отвечал на это Раул. — Мои старшие братья давно женились, однако ты не отказываешь себе в удовольствии застигнуть врасплох невесток.

— Я просто не люблю создавать им лишние хлопоты. Не хочу, чтобы они специально готовились к моему приезду

выдраивали квартиру, закупали деликатесы, принаряжались.

— Ну да, как раз это я и имел в виду, — язвительно усмехнулся Раул. — Ты же всегда едешь к ним с инспекторской проверкой, а не в гости.

— Ты несправедлив ко мне, Руй! Думаешь, легко матери жить вдали от своих детей?

Раул с детства привык к тому, что мать пугала имена сыновей, поэтому и не поправлял ее. Сыновей у доны Иеды было пятеро, и всем она дала имена, по ее мнению, звучные, то есть начинавшиеся с буквы «Р»: Ренан, Рикардо, Руй, Робсон, Раул. А если учесть, что и мужа доны Иеды звали Ронагхдо, то рокочущей «звучности» в их доме всегда было хоть отбавляй. Таким образом, материнские амбиции доны Иеды были полностью удовлетворены, однако сама она частенько пугалась в этих однотипных мужских именах,

— Но все мои братья живут в Сан-Паулу, ты можешь навещать их хоть каждый день, что ты, в общем, и делаешь, —  напомнил ей Раул.

— Как бы не так! Вы все стали такими деловыми — ни у кого нет времени, чтобы повидаться с матерью. Поэтому я и езжу к вам без приглашения. Не станете же вы меня выгонять из дома!

— Ну что ты, мама! Я всегда тебе рад.

— Я знаю, ты хороший мальчик. Вот если бы ты еще и женился…