В его голосе не слышалось ни страха, ни даже опаски. Некоторое любопытство, пожалуй. Никакой более сильной эмоции. Можно подумать, он всю жизнь вынимал из петли самоубийц. Впрочем, кто его знает.

– Скажу, на улице нашел, – ответил Дугин. – И пускай сами у него выясняют, если им надо. А я ото всего отопрусь. И вам советую. На меня ты, Марин, не рассчитывай, в свидетели не пойду. Никого не видал, ничего не слыхал, и все на том.

– Глупости вы говорите, Василий Пименович, – сказала Марина. – Вместе его отведем.

– Вот женщины! – хмыкнул Дугин. – Находят же подарочки на свою голову. Ну, как хочешь тогда. Я свою позицию тебе разъяснил.

Он и Стрелец вытащили Толю из машины и довели до входа в больницу. Марина шла сзади и смотрела, как Толя вяло перебирает ногами, повиснув у них на руках. Она чувствовала себя все хуже и жалела уже, что не согласилась с предложением Дугина. Но как можно было с ним согласиться?

Марина думала, что врач приемного отделения, пожилая женщина усталого вида, всполошится, узнав, что произошло. Но та не выказала ни малейшего удивления.

– Пьяный? – Она потянула носом воздух. – Или в белой горячке? Сколько дней без алкоголя?

– Он трезвый, – ответила Марина. – Но белая горячка, да, не исключена.

– В белой горячке всегда и вешаются, – сказала врач. – Наркоманы, те из окон шагают, а алкоголики в петлю лезут. У нас тут домов многоэтажных нету, и алкоголиков пока все-таки больше, чем наркоманов.

Дугин потихоньку вышел из приемного покоя. Стрелец тоже. Толя лежал на кушетке, покрытой синей аптечной клеенкой. Он дышал, и глаза его были открыты, но в них стояла полная безучастность, как будто происходящее не имеет к нему никакого отношения.

– Паспорт, полис страховой есть у него? – спросила врач.

– Не знаю, – ответила Марина. – Думаю, с собой нет.

– И как прикажете его госпитализировать?

– Не знаю, – повторила она.

«Не хочу я этого знать! – хотелось ей закричать. – Почему я вообще должна это знать?!»

Стрелец вернулся.

– Давайте в карманах у него посмотрим, – сказал он. – В пиджаке может быть.

Паспорт действительно нашелся в кармане пиджака.

– Уже хорошо, – сказала врач. – Хоть не бомж. С теми беда.

– Разрешите, я присяду? – проговорила Марина.

– Вам самой-то помощь не нужна? – участливо спросила врач. – Бледная вы что-то. Может, давление измерить?

– Нет, спасибо. Перенервничала просто.

Под замечания врача о том, какие настали нервные времена, и вопросы, когда была совершена попытка суицида и почему, прошли следующие десять минут.

– Вы бы его осмотрели, – сказала наконец Марина, видя, как неспешно заполняется больничная карта.

– Да я уж и так все вижу, – вздохнула врач. – Ну, осмотрю, конечно. Положим его, ладно. И в полицию сообщим, – предупредила она. – Мы обязаны.

– Марина, может быть, вы на улице немного подождете? – сказал Стрелец.

Марина посмотрела на него. Ей показалось, что она его где-то видела. Типичное дежавю – как будто был уже в ее жизни и этот приемный покой с выкрашенными зеленой масляной краской стенами, и огромная оранжевая луна над пустой дорогой, и стонущий Толя, и вот этот человек с силуэтом Стрельца… Зачем все это, что все это вообще, что происходит с ее жизнью?..

Мысли путались у нее в голове.

– Да, я на улице побуду, – сказала она, с трудом поднимаясь со стула.

Дугинская машина с распахнутыми дверцами стояла у входа. Он курил, сидя на водительском месте.

– Я думала, вы уехали, – сказала Марина, подходя.

– И уехал бы, – кивнул он. – Да товарищ попросил подождать.

– Какой товарищ?

– Этот, что дружка твоего с дерева снял. Не знаю, как зовут.

– Я тоже не знаю, – зачем-то сказала она и села на заднее сиденье.

У нее не было сил даже на то, чтобы говорить.

Стрелец вышел через пять минут.

– Поехали, – сказал он, садясь впереди.

Дугина не пришлось просить дважды. Он рванул с места так, что Марина почувствовала себя во взлетающем самолете.

– Но как же мы уезжаем? Что вы сказали врачу? – спросила она у Стрельца.

– Василий Пименович дал дельный совет. Я им воспользовался.

– А полиция? Врач же сказала, что обязана сообщить!

– Сообщит, что его доставили в больницу случайные прохожие.

– Но с какой стати ей… – начало было Марина.

– Я ее убедил, что лучше будет сообщить так. – Он обернулся и, всмотревшись в Маринино лицо, спросил: – Или вы думаете, он сам расскажет, как было дело?

– Думаю, он… Наверное, расскажет, – проговорила она. И добавила с уверенностью: – Наверняка расскажет.

– В любом случае это будет не сейчас. Говорить он сейчас не может. Так что будем действовать по ситуации.

Марина почувствовала, что силы окончательно выдуваются из нее, как воздух из шарика. За всю дорогу до Известий она не произнесла ни слова. Просто не могла.

– Смотри, если что, меня даже не вспоминай, – повторил Дугин, останавливаясь на аллее перед пятой дачей. – Никого не видел, ничего не слышал.

– Да, я поняла.

Марина вышла из машины, и Дугин тут же уехал. Издалека было видно, как светится веранда, и что дверь в дом приоткрыта, видно было тоже. Ее охватил страх. Разум напоминал, что дверь она сама же и открыла, когда выходила с грибными очистками, а потом просто не до того было, чтобы запирать дачу. И что Толя уже не может здесь находиться, разум говорил тоже. Но разум не защищал ее сейчас, как защищал всегда. Она понимала, что ее страх иррационален, но ничего не могла с ним поделать.

– Проводить вас в дом? – спросил Стрелец.

Оказывается, он тоже вышел из машины.

– Нет, спасибо… Да!

Неожиданно для себя она почти выкрикнула это. Они свернули с аллеи и направились к дому. Марина вдруг поняла, что идти ей трудно, потому что болит и тянет живот. Все сильнее тянет. Она только теперь вспомнила о своей беременности. Опрометчивость собственного поведения ужаснула ее.

– Вам плохо? – спросил Стрелец.

Наверное, она приостановилась или даже согнулась, может, потому он и спросил. Ей действительно становилось плохо, и так быстро, что она уже не замечала своих движений.

– Я, видимо, зря из больницы уехала… – пробормотала Марина. – Мне в самом деле плохо. Я заболеваю, кажется.

Она постаралась говорить так, чтобы голос не дрожал, и это почти получилось.

Но, вероятно, Стрелец все-таки расслышал ту звуковую единицу, которая укладывалась в «почти».

– В больницу можно и вернуться, – сказал он.

– Да, пожалуйста… Пожалуйста, сходите к Дугину. Он в конторе, в конце аллеи, увидите, там окошко светится. Скажите, что я его очень прошу. Он отвезет, не откажет.

Дугин был последним, кого можно было заподозрить в душевной широте, но к Марининому отцу он испытывал большое почтение, как испытывал его к каждому, кто сумел приобрести влияние на сколько-нибудь обширный участок жизни, и влияние это было подтверждено, то есть выражалось в деньгах.

– Я сам могу вас отвезти. Подождите пять минут, я схожу за машиной, – сказал Стрелец.

– Спасибо… – проговорила она.

Он ушел. Марина доковыляла до дома, с трудом поднялась на крыльцо, взяла свою сумку, выключила свет. Ей было уже так плохо, что даже страх исчез. Что бояться иррациональностей, когда стоишь в темноте одна, тебя скручивает болью и ты понимаешь, что вот-вот случится необратимое?

Она заперла дачу и медленно, шаг за шагом, вернулась на аллею. Как раз к той минуте, когда березы осветились автомобильными фарами.

Она почему-то решила, что Стрелец пошел за машиной к Дугину. Но он приехал на другой, не очень большой, а марку она не разобрала, потому что не до того ей было.

Марина села на заднее сиденье. Вернее, не села, а легла, поджав колени почти под подбородок.

– Какой врач вам нужен? – спросил Стрелец, когда выехали на шоссе.

– Гинеколог, – ответила она.

– Вы уверены, что он там есть? В ночь с субботы на воскресенье?

– Должен быть.

Она совсем не была в этом уверена.

– Кто это должен? И кому?

Марина расслышала, что он сердится. Она смотрела снизу и сбоку, ей были видны только его руки на руле и контур его лица отчасти. Странно, что он показался ей похожим именно на Стрельца, а не на другое какое-нибудь созвездие. Впрочем, не на Большую же Медведицу ему быть похожим. Подумав так, она улыбнулась.

Лежа она не могла разобрать, где они находятся, но когда в машине стало совсем темно, то поняла, что въехали в первый из двух коротких кирпичных туннелей. Через Карабаново проходила ветка железной дороги, под ней они и были проложены лет сто назад. Мама говорила, что эти туннели – шедевр промышленной архитектуры начала двадцатого века. Тогда же была построена из узких темно-вишневых кирпичей карабановская фабрика, и такой же, как туннели, суровой красоты она была.

– Вы не туда едете! – воскликнула Марина. – Мы проехали больницу.

– Мы едем в Москву, – сказал он.

– Как в Москву?

Она опешила.

– Вы же сами сказали, не уверены, что вам здесь окажут помощь.

Ничего такого она как будто бы не говорила… Но так оно и есть, конечно.

– Но в Москву далеко же!

Марина так растерялась, что произнесла это жалобным тоном. Который совсем не был ей свойствен вообще-то.

– Ночью быстро доедем, – ответил он, поняв, что она имеет в виду не столько «далеко», сколько «долго».

Некоторое время ехали молча. Марине показалось, что боль в животе немного утихла. Во всяком случае, исчезло тянущее ощущение, уже хорошо. Она приободрилась.

Стрелец первым нарушил молчание.

– Меня зовут Андрей, – сказал он.

– Марина. – Она с опозданием вспомнила, что он уже знает ее имя. – Спасибо, что помогли мне.

– Что у вас за история с этим самоубийцей? – неожиданно спросил он.

А до сих пор производил впечатление сдержанного и воспитанного человека!