Каких же сил ему стоит отбрасывать в сторону слабость, любой проблеск тревоги? Зачем он так себя ведет? Даже сейчас?

– Ты куда?

Если бы не вчерашняя ночь, я бы никогда не обратила на это внимания. Всего лишь мимоходом заданный вопрос, но в нем проскальзывает затаенное волнение.

– Просто выйду ненадолго.

– Захвати булочки по дороге.

Несмотря ни на что, так легко ответить на его улыбку.

– Ладно, но тогда это займет чуть больше времени. И мне надо будет еще сбегать наверх за купальником.

Нилл расслабляет сложенные на груди руки и, уперев локти в диван, садится.

– Хочешь вернуться сегодня назад в Каслданнс?

Он спрашивает на полном серьезе, в голосе не остается ни капли юмора.

– Нет. А ты хочешь?

– Нет. – Он явно подыскивает слова. – Вчера ночью я многое тебе рассказал…

– И я тебе за это благодарна, – перебиваю я.

– …И жалею об этом, – одновременно договаривает он.

Мы слегка озадаченно таращимся друг на друга.

– И почему же ты об этом жалеешь? – наконец интересуюсь я.

– Ну, – колеблется Нилл, – похоже, у тебя самой проблем хватает.

Первый импульс – все отрицать, но я сопротивляюсь. Нилл и без того в курсе, что я кое-что пережила. Оспаривать это оскорбительно прежде всего по отношению к человеку, который обладает таким даром наблюдательности… И, как подсказывает мне разум, после смерти Кары дар этот отточен до совершенства.

– Хорошо, что теперь я об этом знаю, – говорю. – Раньше я считала, что ты и твоя девушка… что вы расстались или вообще не…

На этот раз уже Нилл меня перебивает:

– Думаешь, я позволил бы чему-то происходить между нами, одновременно встречаясь с другой?

Недвусмысленные колкие нотки в его тоне вызывают желание напасть в ответ.

– А какой еще вывод я, прости, должна была сделать? Ты ведь ни разу не упоминал при мне про Эмми, а предпочел неожиданно вывалить это на меня!

– Если бы знал, насколько неожиданно это для тебя будет, я бы предупредил. – Так же быстро, как я завелась, Нилл успокаивается. – Кстати, после твоей первой реакции на Эмми я решил, что ты не любишь детей. Но это же не так, верно?

– Нет, – коротко отвечаю я, а в душе молниеносно срабатывает сигнал тревоги.

Не сейчас. Не на эту тему. Сейчас речь об Эмми и Нилле, а не обо мне и тем более не о Фэй.

– Почему?..

Нилл замолкает, цепляя глазами что-то за моей спиной. И оборачиваться не нужно, чтобы понять, что мы больше не одни в комнате.

Эмми босиком, с Нобсом в руках, и я не могу описать выражение лица, с которым она на нас смотрит.

– Привет. – Взгляд ее мечется от меня к Ниллу и обратно. Ожидая, что сейчас девочка мне ответит – пусть и через Нобса, ради бога, – я опускаюсь на корточки, однако Эмми молчит.

– Кушать хочешь, Эмми? Приготовить завтрак? – спрашиваю я.

Она кивает – одно быстрое движение головой, а потом снова уходит по лестнице наверх, в спальню. Я с беспокойством провожаю ее глазами.

– Это нехорошо, – вырывается у меня.

Нилл поднимается и встает позади.

– Ей страшно, – тихо произносит он.

– Видимо, она боится, что я отниму у нее и тебя тоже.

Малышка скучает по маме, а теперь появляется какая-то чужая женщина, которая целует ее папу…

– Скорее уж наоборот, – вздыхает Нилл.

Когда я поворачиваюсь к нему, лицо у него почти – но лишь почти – ничего не выражает. На этот раз я без раздумий тянусь к его ладони. Он берет меня за руку и сжимает в ответ. Однако выражение, которое я замечаю в его глазах, воскрешает в памяти сказанные им прошлой ночью слова: «Я хотел бы быть частью ее жизни. Понимаешь?»

* * *

Совместный завтрак проходит в молчании. Эмми целую вечность мучает один-единственный кусочек хлеба с малиновым желе, а мы с ее папой вскоре бросаем попытки разговорить девочку. На вопросы вроде «Вкусный джем?», «Будешь еще чай?», «Чем хочешь сегодня заняться?» она реагирует кивком или покачиванием головы или равнодушно дергает плечами. Что бы ни творилось у нее в мыслях, ни меня, ни Нилла она туда не пускает.

День идет своим чередом. Когда Нилл предлагает прогуляться к пляжу и поискать ракушки, малышка просто надевает обувь и куртку. Теперь ее не интересуют овцы, она не бежит впереди нас, а дойдя до полоски песка, безучастно водит носком ботинка среди камней.

– Смотри-ка, Эмми, – стараюсь я удивить ее нежно-розовой ракушкой. – Хочешь взять себе?

Эмми кивает, и мое сердце от радости начинает биться чуть быстрее, пока девочка равнодушно не сует маленькую раковину в карман куртки.

Депрессивная атмосфера сопровождает нас и на обратном пути к маяку, витает у нас над головами весь день, а после ужина Эмми отказывается от моей идеи почитать ей одну из книжек, которые Нилл привез с собой.

– Можем посмотреть, что есть на полках в гостиной, Эмми, – вновь пробую растормошить девочку. – Там стоит много путеводителей по разным странам, и я уверена, отыщется что-нибудь с красивыми картинками, как думаешь?

Эмми пожимает плечами и скручивает Нобсу уши. Затем слезает со стула.

– Нобс хочет спать.

Дождавшись моего слабого кивка, она топает к ведущей вниз лестнице.

Солнце еще не закатилось за горизонт, и его лучи погружают кухню в желто-золотистый свет.

Нилл глубоко вздыхает и смотрит в окно на плавно изогнутую, покрытую скалами спину Кэйраха.

– Почти как в самые первые недели.

Вчера Эмми едва не засмеялась над овечкой, вела себя так естественно, так расслабленно… а сегодня? Ниллу даже нет надобности рассказывать, как протекали их первые дни с Эмми – разница и без того очевидна.

Машинально беру телефон, чтобы проверить, нет ли новостей от Пиппы, но подсознательно я все еще с Эмми. Новых сообщений нет.

Нилл наблюдает, как я кладу смартфон обратно на стол.

– Еще слишком рано? – спрашивает он.

– Прости?

– Обычно ты проверяешь мобильник только после работы.

Верно. В большинстве случаев пока спускаюсь к пляжу, но иногда, если не хватает терпения или у меня не задался день, то сразу на выходе из паба.

– Сестра звонит по вечерам… если вообще звонит.

– Вот оно что.

Подозреваю, Нилл вспоминает тот день, когда я ни свет ни заря подняла его с дивана. Откровенно говоря, с тех самых пор я постоянно боюсь падения зависшей гильотины – следующего инцидента с отцом. И отвлечься получается только в моменты, когда мысли крутятся вокруг Эмми.

Вокруг Эмми или Нилла.

Рассеянно двигаю телефон пальцем по столу еще на пару сантиметров. Если Пиппа сегодня так и не объявится, то я сама позвоню ей завтра утром.

Имей Эмми сестру, она не была бы лишь наедине с собой и, возможно, это не ранило бы ее так сильно. Как часто по вечерам Пиппа забиралась ко мне в постель, или я ложилась к ней, и, прижавшись друг к другу, мы засыпали…

Я резко выпрямляюсь. Нилл, который до сих пор сидел, глядя в окно, удивленно смотрит на меня.

– Что такое?

– Я… у меня появилась одна идея, но не уверена, что хорошая.

– Что за идея?

– Эмми. Ей очень одиноко. Она целыми днями повсюду таскает за собой Нобса, не ходит в садик, у нее нет никого, кроме тебя, а с недавнего времени и меня, а мы… ничего не делаем.

– И что же мы должны сделать?

Все внимание Нилла сосредоточено на мне. Он отвернулся от окна и словно ожидает только моего приказа, команды, хоть чего-нибудь, чтобы начать действовать, чтобы что-то делать.

– Не знаю, хорошая ли это мысль, но когда я в прошлый раз ложилась к Эмми, то подумала, что сразу встану, если она от меня отшатнется, но этого не произошло. А если мы сейчас просто… я имею в виду, мы оба… – Собственная идея вдруг кажется мне бессмысленной. Бесчувственной. Это полностью выбьет ее из колеи, скорее всего, это чересчур, и так мы пересечем границы, которые она провела.

– Хочешь сказать, нам обоим нужно сейчас просто пойти туда… и лечь к ней?

Вспоминаю себя обнимающей сестренку, буквально чувствую, как волосы Пиппы щекочут мою шею.

– Можем попробовать. Думаю, мы поймем, если ей будет неприятно.

Надеюсь.

– В первую ночь я пытался. Тогда она поднялась со словами, что Нобс хочет пить. Или он просился в туалет, я уже не помню.

– Могло быть слишком рано. Не знаю. Но если тогда она встала, то, наверное, снова поступит так же. Нам не нужно ничего делать, ничего говорить, просто быть рядом.

Раздается скрип, когда Нилл отодвигается назад вместе со стулом.

– Хорошо. Давай попробуем.

* * *

В спальне еще светло, хотя свет стал заметно мягче. Эмми не сняла ни штаны, ни носки, ни футболку и лежит полностью одетая, свернувшись калачиком посередине кровати и уткнувшись личиком в плюшевый живот Нобса.

– Эмми? – шепчу я. – Ты спишь?

По единственному шевелению головой я понимаю, что меня слышали.

Нилл подходит к изножью кровати, а я присаживаюсь сбоку на матрас.

– Мы подумали… мы просто немного побудем с тобой, хорошо? Если тебе покажется, что это глупо, сразу уйдем.

Ноль реакции.

Я аккуратно ложусь на левую, а Нилл на правую половину кровати. Несколько секунд ерзаем, при этом Эмми между нами качает, как на слабых волнах, и наконец находим удобное положение. Лицо Нилла оказывается напротив моего. Пару мгновений мы просто смотрим друг на друга. Эмми не издает ни звука. В какой-то момент Нилл улыбается, и я тоже отваживаюсь на улыбку.

Мы не разговариваем. Не делаем попыток погладить малышку. Просто лежим: Нилл справа, я слева, а Эмми – в центре. И когда спустя целую вечность дыхание девочки становится глубже, она расслабляется и во сне убирает лицо от игрушки, мы с ее папой все еще не спим.

Слишком темно, чтобы различить что-то помимо силуэтов, тем не менее я не сомневаюсь, что Нилл не заснул. Ощущаю движение на другом конце постели, потом с той стороны доносится шорох подушки, и протягиваю руку ему навстречу. Наши пальцы переплетаются, и я закрываю глаза.