– Я тебя в толпе сразу взглядом выцепил.

Он говорит только со мной, не обращая внимания на Андрея. Это выбивает из колеи. Бог весть, что теперь подумает Черенков.

– Привет. А мы вот тут… гуляем. Это Саша, это Андрей.

Знакомлю мужчин друг с другом, они словно бы нехотя жмут друг другу руки. Вроде так заведено, значит нужно, на деле же – на фиг это никому не сдалось.

– Знакомый твой? – уточняет Черенков.

– Да, немного друг друга знаем.

Я стою между ними как грёбаный буфер. По крайней мере, чувствую себя именно так. А вообще странно, Верниковская, что именно эти мысли приходят тебе в голову. Может, причина в том, что за всю свою жизнь ты так и не научилась общаться с мужчинами? Да и не было мужчин – имелся лишь тот, кто сейчас уже не рядом.

– Хочешь на подъёмнике подняться? – спрашивает у меня Дарьялов. Поворачиваю голову в его сторону.

– На… подъёмнике? Это высоко?

– Почти восемьдесят метров. Не испугаешься?

Он практически бросает мне вызов, но не успеваю ответить, как Дарьялов добавляет:

– Я буду рядом.

Эта фраза понуждает меня снова почувствовать, будто мне восемнадцать. И я совсем не могу понять, хорошо это, или плохо.

– Не испугаюсь.

Размышляю долю секунды, прежде чем повернуться к Андрею.

– А ты? С нами?

Возможно, это некрасиво. Вот так найти себе развлечение и решить, что буду в нём участвовать. Но разве я кому-то что-то должна? Да и делаю ли что-то запретное? Однозначно – нет. Запретного сейчас для меня в принципе не существует.

– Нет уж! – вскидывает ладони Черенков. – Ты же знаешь, боюсь высоты.

Конечно, ни черта я не знаю. Мы были не настолько близки, чтобы он мне рассказывал о своих фобиях. Но просто киваю и иду с Сашей туда, куда он ведёт меня через толпу.

– Вообще-то, я тоже не фанат высоты, – нервно хихикаю, следуя за Дарьяловым.

– Я же сказал – буду рядом, – он оборачивается и подмигивает мне, а когда добираемся до огромной машины, командует: – Михалыч, давай-ка нас наверх.

Шаг в металлическую «люльку» – как подписание собственного приговора. Теперь мне отсюда только два пути – или не испугаться, или же начать слёзно молить о том, чтобы нас вернули с небес на землю. И от того, какой драйв появляется в душе, знаю – молить не стану даже в том случае, если буду помирать от страха.

Когда вся конструкция приходит в движение, и мы начинаем подниматься наверх – инстинктивно вцепляюсь руками в металлический поручень.

– Восемьдесят метров – это же много? – шепчу хрипло, а сама смотрю на то, как люди превращаются в маленькие точки.

Никогда не боялась каруселей, но там, блин, страховка имеется. Сейчас же лишь крепко стиснутые на железе пальцы являются хоть каким-то гарантом того, что мне есть, за что держаться.

– Ну… парочка десятиэтажек, – слышится рядом спокойный уверенный голос.

Я не успеваю обернуться, когда по обеим сторонам от меня появляются руки Саши. Он просто берётся за поручень возле моих ладоней, и я оказываюсь в надёжном коконе. Чувствую спиной близость Дарьялова. Он не прижимается ко мне, просто стоит в паре сантиметров, и я ощущаю уверенность. И его – и свою. Потому что сейчас не боюсь. Знаю – что не упаду.

– Ну как тебе? – тихо спрашивает Саша, когда мы застываем в одной точке.

– Офигенно! – заверяю его, чуть полуобернувшись. – Даже завидую немного, что ты это можешь ощу…

Я не договариваю. Знаю, что сморозила глупость. Завидовать тут вовсе нечему, учитывая прошлое Дарьялова.

Соня, какого чёрта ты вообще это ляпнула?

– Могу ощущать, – откликается Саша.

И вдруг отстраняется и отходит. Однако тут же становится рядом, небрежно опирается на поручень, в который я так и продолжаю впиваться руками.

– Если за очками своими когда-нибудь заеду, не прогонишь? – хмыкает он.

Оператор подъёмника вовсю делает вид, что его здесь нет.

– Не прогоню. С чего бы? – уточняю, впиваясь взглядом в лицо Саши. Сама не знаю, что хочу на нём увидеть, но цепко смотрю на Дарьялова.

– С того, что всякое бывает, – пожимает плечами Саша и вдруг командует: – Михалыч, давай вниз.

Тот самый «Михалыч», похоже, только рад возможности закончить наше внезапное рандеву.

Подъёмник опускается, я снова хватаюсь за перила, а Дарьялов стоит рядом и смотрит на меня. И может от взгляда этого раньше бы бежать хотела, но не сейчас. Просто вскидываю подбородок, гляжу в ответ, а сама уже знаю, что увидеть хочу. Интерес в глазах Дарьялова, даже зная, что именно его может и не быть.

– Заеду за очками, – тихо говорит Саша, когда мы оказываемся внизу. Мои ноги касаются земли, а я ведь совсем не это чувствую. Хочется снова туда, наверх. Где чувствовала себя в безопасности.

– Заезжай, – отвечаю едва слышно, и когда пауза, возникшая между нами, становится гнетущей, попросту ухожу.

К Андрею, который уже меня заждался и успел трижды набрать мой номер. Но отчего-то на душе муторно и странно.

И лишь один вопрос в голове:

А что, если Саша не заедет?

– Сонь, не зависай, ну!

До меня доносится голос Вики, а я не сразу понимаю, чего от меня хотят. И не осознаю, где нахожусь.

– Что? – трясу головой, в которой мысли какие угодно, но только не о работе.

– Зависаешь ты, говорю, – хмыкает Виктория.

Да уж, иначе и не скажешь. Зависаю.

– Клиенты, что ли, были? – уточняю хрипло.

– Ну ты скажешь, Верниковская! Если бы были, я бы тебя встряхнула в тот же момент.

С этим не поспоришь. И вообще моя реакция сейчас явственно даёт понять, как делать не нужно. Например, застывать в своих мыслях, когда нахожусь на работе. Или вообще допускать хотя бы мысль о том, что могу пренебречь своими прямыми обязанностями.

– Тяжёлые времена у меня, Вик, – говорю, растирая глаза ладонями.

– Это я поняла, – вздыхает напарница. – Может, торта поедим?

Виктория выуживает из-под стола контейнер с какими-то шоколадными лакомствами, на которые смотрю с сомнением. Но всё же киваю.

– Заварю нам чаю, – произношу решительно, после чего поднимаюсь с рабочего места и отправляюсь готовить чай, уже зная, что принесённое Викой угощение будет носить привкус пластика.

– Верниковскиииий, что ты здесь делаешь?

Эти слова удаётся произнести одним выдохом, когда замечаю бывшего мужа, сидящего на скамейке возле моего дома.

– Приехал поговорить.

Он поднимается навстречу, а у меня снова желание спрятаться, или сбежать. В общем, сделать всё возможное, чтобы только сейчас не окунаться в это всё по самую макушку.

– Да мы уже обо всём поговорили! Разве ты этого не понял?

Я пытаюсь пройти к двери в подъезд, но Верниковский перехватывает меня и разворачивает лицом к себе.

– Не поговорили. И не понял. Не пойму, как можно десять лет брака перечеркнуть, Соня! И как забыть можно об этих годах.

Я уже готова высказать ему всё, что думаю на этот счёт, когда Даня кладёт мне пальцы на рот.

– Да, я знаю! Знаю, Сонь, что я дерьмо. Что тебя обманывал всё это время. Но мы же с тобой душа в душу жили все годы!

Я высвобождаюсь и отступаю. Слышать всё это… ужасно. Верниковский и вправду считает, что мы жили душа в душу? Хотя, нет. Вопрос неверный. Он считает, что именно так и было правильно? Что я, наивная дурочка, не знающая, что меня всё это время обманывали, сейчас готова проглотить и не подавиться мыслью о том, как нам было хорошо с Даней всё это время?

– Не жили, Верниковский. Не жили. Ты меня в дерьмо втаптывал все эти годы. А я хавала всё это и довольная бежала тебе ужин готовить.

Опять иду к подъезду, а Даня меня за руку хватает.

– Ты нового мужика себе завела?

Этот вопрос такой неожиданный, что бьёт под дых. Хочется выкрикнуть, что имею право завести себе хоть роту мужиков, но стою и смотрю на Верниковского. Глазами хлопаю, как самая распоследняя идиотка, а у самой в голове понимание – вот и всё, Сонь.

Вот и всё, что волнует твоего бывшего недомужа. Не завела ли ты себе нового мужика. Не ошибки его, не раскаяние в том, что сотворил. А то, не завела ли ты себе того, кто будет ложиться между твоих ног вместо него.

– А тебе какое дело?

Выпрастываю руку и отхожу к двери. Теперь бы просто открыть её быстро и оказаться за металлической преградой.

– Ты моя жена – забыла? – горько-надломленно спрашивает Даня.

– А ты муж мой был. Десять лет как. Но теперь всё позади.

– Нет, Сонь. Не позади. Мне бы хоть шанс от тебя, чтобы я понимал, что всё не напрасно.

– Шанс, Верниковский?

Я даже в ручку двери перестаю вцепляться, за которую держусь, как за спасательный круг. К Дане подхожу и в лицо его смотрю. Сама не знаю, что хочу видеть. Вроде как десять лет вместе прожили, но я даже не представляю, какие эмоции увижу на лице мужа. И какие хочу увидеть. Да и хочу ли?

– Шанс у тебя был бы, если бы ты мне сразу всё рассказал. Приехал бы с утра и как на духу выдал, что ты какую-то девку на трассе поимел. В ноги бы кинулся, или что там заведено? Тогда бы, может, шанс у тебя и имелся бы. А сейчас всё. Разводимся.

Я снова за ручку чёртовой двери берусь и вдруг слышу:

– Я развод тебе не дам. Время себе буду выторговывать.

Он так и говорит – выторговывать. Как будто мы с ним на рынке. Впрочем, разве не понимает, что рано или поздно всё окончится так, как нужно мне? Хоть месяц пройдёт, хоть десять лет. Я не останусь женой этого человека – и точка.

– Выторговывай, Верниковский, – хмыкаю, открыв дверь. – Ты же у нас торгаш знатный. И чувства готов продать, и время, на тебя потраченное.

– Сонь! – выдыхает Даня, а я его уже не слушаю.

Скрываюсь за дверью, мчусь к лифту, жму на кнопку с таким усилием, что удивлена, как ещё не вдавила её под самое основание.

А меня уже колотит. Выторговать он время готов, ну надо же! Теперь бы просто в квартире своей запереться и суметь морально быть готовой к тому, что мне ждёт. А это, судя по всему, совсем не то, что можно в принципе воспринять нормально.