Юлька смотрит на меня с пониманием, но спрашивает совсем не о том, что излило бы елей на моё представление о Дарьялове.

– А ты его как человека хорошо знаешь?

Подруга задаёт тот вопрос, что тревожит и меня в первую очередь. Знаю ли я хоть что-то о Саше, что могло бы свидетельствовать о нём как-то иначе, чем сейчас? Я ведь могу лишь пару фраз о нём сказать – ничего больше.

– Не знаю вообще никак. Но разве у нас нет времени, чтобы это исправить? – задаю резонный вопрос.

Прежде чем ответить, Юлька молчит. После чего вздыхает и говорит:

– Есть время, конечно, Соф. И вероятностей ошибиться у тебя – в избытке.

Я сжимаю пальцами переносицу, мотаю головой.

– Ну спасибо, Юль…

– Я не о том, – тут же откликается подруга. – Просто живи сейчас так, как чувствуешь. Пошли на хрен всё и всех. Кроме себя. Не бойся ошибиться снова. Ведь знаешь же, что теперь цена ошибки не настолько фатальна…

Эти слова во мне оседают… в душе самой. На подкорке мозга.

Юля права – я не могу сделать всё идеально. Уже не смогла. Но и бояться того, что меня ждёт впереди – глупо.

Это значит, что я стану делать всё, чтобы выжить. Хоть попытки и будут пропитаны эмоциями, не всегда позитивными. Но иначе никак.

Иначе я просто задохнусь.

Оказывается, подать на развод у нас не так-то и сложно. Особенно, когда тот, с кем прожил треть своей жизни, прибыл с тобой, и тоже готов пойти на расставание с тем, что раньше было вашим браком.

Не знаю, что вдруг начинает заполнять моё нутро, когда подписываем с Верниковским нужные документы. Смотрю на мужа исподтишка, а у самой внутри всё переворачивается. Как же так случилось? Совсем недавно мы были друг для друга всем, а теперь готовы просто поставить подписи на равнодушной ко всему бумаге и разойтись. И ведь в этом всём виновата вовсе не я… Не я, чёрт бы всё побрал!

Верниковский замирает на несколько мгновений перед тем, как расписаться там, где ему велят, и я жадно смотрю на него. Он похудел, осунулся. На нём лица нет. Таким не видела его ни разу. И сейчас так нужно сказать себе: «Соня, нет… Нет, Соня! Не смей вваливаться во всё это. О себе подумай. Ты ведь у себя одна.»

Нам дают месяц. Кажется, так много. На деле – нестерпимо мало. Я ведь тридцать дней назад себя считала счастливой женой, не так ли?

– Соф… – хрипло шепчет Даня, когда выходим за стены ЗАГСа.

– А? – откликаюсь в том же тоне.

Выпотрошена сейчас, будто из меня нутро вынули и на потеху всем выставили.

– Давай посидим где-нибудь, – просит Верниковский.

– Отметить наш развод хочешь? – кривлю в невесёлой улыбке губы.

Сбежать бы мне, да сил сейчас нет. И не стало в тот самый момент, когда Даня меня попросил спасти его сына. В этом состоянии и нахожусь. И сколько в нём пребывать буду – знает лишь Господь бог.

– Не хочу. И не развод это. Разошлись на время. Так себе это и уясни.

Он слова эти произносит, а у меня внутри – усталость. Но и обговорить всё не помешает.

– Давай посидим где-нибудь, – соглашаюсь с Верниковским. И он выдыхает с облегчением.

Впрочем я со своей стороны облегчения не чувствую от слова «совсем».

– Я буду американо, – делаю заказ, когда устраиваемся за столиком ближайшего к ЗАГСу кафе.

Даня смотрит на меня с сомнением, но быстро переводит взгляд на официанта и кивает.

– Мне то же самое.

Нас оставляют наедине в небольшом закутке . Кладу руки на столик и чуть подаюсь к мужу. Бывшему. Ведь мы уже подали заявление на развод.

– Верниковский, если тебе просто не с кем провести время, так и скажи, – говорю эти слова, игнорируя тот факт, что они могут задеть Даниила.

– Нет. Я позвал тебя просто поговорить, – отвечает он уверенно.

– Хм… – Откидываюсь на спинку стула. – И о чём же мы будем вести беседы?

Верниковский впивается в моё лицо взглядом. Это так… выбивает из колеи, что я не знаю, как реагировать на подобное проявление эмоций со стороны бывшего мужа.

– О нас? – вскидывает бровь Даня.

– О нас? Нас ведь уже нет.

– Мы есть, Соня. И я готов тебе это доказать.

Опять то, что по сути облечено лишь в слова. Верниковский хочет. Верниковский готов. Верниковский – может.

Вот только во всём этом есть в первую очередь ещё и я.

– Скажи мне… Почему ты детей от меня не хотел? – задаю я вопрос, и Даня вдруг отшатывается, будто я взяла в руки кувалду и со всей дури приложила его прямо по лбу.

– Я же сказал… – шепчет он, – если ты хочешь, у нас с тобой будут дети.

Эта фраза заставляет меня запрокинуть голову и расхохотаться. Боже, неужели он и вправду считает, что вся проблема в том, что я недостаточно сильно хотела завести от него пару карапузов?

– У нас с тобой не будет детей, Верниковский, – качаю головой, а губы у самой так и расползаются в усмешке. – Ни тебе они не нужны, ни мне.

Говорю это, а сама чувствую – взгляд Дани леденеет.

– И давно ты за нас решать можешь? – спрашивает он.

Это настолько дестабилизирует, что у меня брови взлетают к волосам.

– С тех пор, как, по моему мнению, наших детей могла родить тебе только я? – спрашиваю удивлённо. И добавляю тут же: – А хотя, детей тебе ведь уже… родили.

Верниковский снова отстраняется. Даже на стуле поворачивается и закрывает лицо ладонями.

Но я не виновата в такой реакции. Просто сказала то, что является нашим настоящим. То, в чём мы оба барахтаемся совсем не по моей вине.

– Ты пойми, Дань… всё сейчас так, как и должно быть. Ты – с сыном своим. А у меня – своя жизнь.

Говорю эти слова тихо и даже как-то обречённо. И очень рассчитываю на то, что Верниковский думает точно так же. У нас ведь теперь и вправду разные реальности. У каждого – своя.

И я уже готова подняться из-за столика и уйти, когда жёсткие пальцы мужа смыкаются на моём предплечье.

– Значит, теперь у тебя другой… И как? Он тебя имеет? Так же хорошо, как я имел?

Он выдыхает эти слова со злостью, от которой внутри меня лишь безнадёга. Такая осязаемая, испепеляющая все те призрачные шансы на дальнейшую жизнь с мужем, которых и без того почти не было.

– А не твоё это дело, Верниковский, – шепчу из последних сил, выпрастывая руку из захвата Дани.

Он отпускает меня. Выглядит растерянным, и когда направляюсь к выходу из кафе, бросается следом за мной.

Мне даже видеть этого не нужно. Я чувствую это где-то глубоко внутри.

Разворачиваюсь лицом к Дане, вскидываю ладонь, давая понять, что всё бесполезно. И он застывает. Замирает, будто попал в какую-то вязкую субстанцию, в которой я сама барахтаюсь с того момента, когда узнала всю нелицеприятную правду.

Теперь в ней нас двое.

Теперь это хоть немного справедливо…

– Юлиииич, кажется, царица нарезалась, – хихикаю я, отставляя опустошенный бокал.

– Нарезалась и ладно, – пожимает плечами подруга, ловко поправляя хрусталь, когда я водружаю его на край стола.

– Да ну… меня Руфи домой не пустит. И будет, между прочим, права! – вскидываю я вверх указательный палец.

– Ладно, – хихикает следом за мной Юлька. – Доставлю тебя домой в целости и сохранности.

Мы занимаемся тем, что обмываем мой скорый развод. Вроде бы повод тот ещё, но мне хочется набраться. Чем я и занимаюсь, стоит мне переступить порог квартиры подруги.

– Уже? Доставь, а? Мне послезавтра на работу, – тяну я, растирая лицо ладонями и пытаясь прийти в себя.

– Так это послезавтра, – резонно отвечает Юлька.

Впрочем, поступает как настоящий друг. Убирает стакан, кладёт в раковину. Поднимает меня из-за стола и ведёт в сторону прихожей.

– Ты меня только до квартиры проводи, ладно? – спрашиваю, надевая кроссовки.

– До постели провожу, Морозова, – заверяет подруга, и я ей полностью доверяю в этом вопросе.

Когда выходим из такси, которое остаётся ждать Юльку, я заметно трезвею. Зря, наверное, позволила себе лишнего. Хотя, имею ведь на это полное право.

– Если что не так было, прости, – шепчу подруге, стоит нам приблизиться к моему подъезду.

И не успевает она ответить, как ночную мглу разрезает голос Верниковского:

– Сонь… ну слава богу!

Перевожу взгляд на бывшего мужа, а у самой сердце начинает колотиться, как сумасшедшее. Напрочь не ждала этой встречи, да и не хотела её вовсе.

– Ты что здесь делаешь? – выдыхаю я, глядя на Даню.

– Звонил тебе не раз. Ты трубку не брала, вот я и приехал.

Вроде бы разумное объяснение, вот только оно совсем не соотносится с тем, во что мы попали по вине Верниковского.

Я могу вообще не подходить к телефону, когда он звонит. Могу пропасть со всех радаров. Улететь на Юпитер, отправиться в кругосветку. Я могу всё! И это совсем не повод приезжать ко мне домой.

– Подняться с тобой? – уточняет Юля, хмуря брови.

– Не надо. Справлюсь, – устало отвечаю подруге. – Поезжай домой.

Она смотрит на меня с сомнением, но всё же кивает и идёт к такси. Я же остаюсь с бывшим мужем наедине.

Мы стоим друг напротив друга. Взгляд Верниковского прожигает насквозь. Мой – опущен вниз, как будто нет ничего важнее, чем рассмотреть узор из трещинок на асфальте.

– Я могу не брать трубку сколько угодно. Это не повод бросать всё и ехать ко мне, – говорю приглушённо и иду к двери в подъезд.

Даня оказывается рядом во мгновение ока, хотя, сейчас это последнее, чего хочу. Наше общение, пусть и такое вынужденное, ещё слишком остро отзывается в душе болезненными отголосками. Не знаю, чувствует ли то же самое Верниковский, но я – ощущаю только то, что приносит страдания.

– Просто Марк… – начинает Даня и тут же осекается.

Всего два слова, а они режут меня без ножа. Вроде уже должна была заверить себя, что муж не просто не со мной, но существует в другой реальности, да не могу.

– Что Марк? – уточняю глухо, открывая дверь в подъезд.

– Он сказал, что мне к тебе нужно ехать…