– Не стесняйся.

Я собрала все свое мужество и открыла первый ящик. Там лежали фирменные блокноты «Бофорт» и карандаши к ним. Я все это вынула, сложила наверх и ощупала дно. Постучала по нему, но звук не был полым.

– Глядя на тебя, можно подумать, что ты это проделывала уже много раз. Может, есть что-то, о чем я не знаю? – послышался вопрос Джеймса с той стороны стола, где он разбирал маленький шкафчик.

– Насмотрелась в кино, – ответила я и потрясла ящик. Ничего не обнаружилось, и я стала складывать в него вещи, следя за тем, чтобы все лежало как раньше. Потом выдвинула второй ящик.

– Не знаю, то ли мне бояться, то ли испытывать жгучий интерес.

Я усмехнулась и достала папку из второго ящика. Пролистала ее, но не нашла ничего, что выглядело бы подозрительно, не говоря уже о том, чтобы к чему-то мог подойти ключик.

Так мы просмотрели весь письменный стол. Под конец даже отодвинули его, чтобы удостовериться, не спрятано ли что-то сзади, но без успеха. Потом подошли к ночному шкафчику. Здесь у нас совсем пропала охота шутить ради того, чтобы сбросить напряжение. Я сама себе казалась подлой, роясь в кремах миссис Бофорт, ее украшениях и книгах английских классиков. Нашла я и старый журнал, на обложке которого было фото Корделии Бофорт. Даже удивилась тому, что она хранила его в ночном столике, но я и сама, может быть, поступила бы так же.

– Здесь тоже ничего. И под кроватью, – приглушенно сказал Джеймс. Он встал, рубашка его изрядно помялась.

– И здесь ничего. Теперь платяной шкаф? – спросила я.

– Да.

Когда он открыл гардеробную родителей, у меня перехватило дух. Перед нами предстала огромная комната.

Справа и слева находились штанги, на которых развесили отглаженные костюмы и блузки, пиджаки и рубашки; и полки, на которых стояли бесчисленные пары обуви. Левая сторона, должно быть, принадлежала миссис Бофорт, и я прямо-таки вспотела, когда увидела ее вещи. Одновременно я подумала о том, что сестра отдала бы правую руку за то, чтобы оказаться на моем месте. Гардеробные – это слабость Эмбер. Я тут же устыдилась этой мысли и вытеснила ее из головы, чтобы сосредоточиться на нашей задаче.

Джеймс походил по гардеробной, слегка касаясь костюмов мамы.

– Все это еще пахнет ею, – сипло пробормотал он.

Я подошла к нему сзади и тронула его за плечо:

– Если хочешь, можем прекратить. Только скажи.

Он отрицательно помотал головой:

– Нет.

Я кивнула и приступила к первому стеллажу. Начала осторожно перебирать отдельные майки, чтобы посмотреть, не спрятано ли что-то между ними. К сожалению, ничего. Джеймс взял на себя верхние отсеки, до которых я не дотягивалась, и полки с обувью, однако и там ничего не нашлось.

– Здесь тоже? – спросила я, указывая на белый комод в глубине комнаты. Джеймс кивнул, и я нажала на кнопку, выдвигающую ящик.

И опять я перестала дышать. Я буквально ослепла от драгоценностей. Все сверкало и переливалось – броши, цепочки, серьги.

– Вау, – не сдержалась я.

Джеймс подошел ко мне и присел рядом на корточки.

– Я узнаю многие из этих вещей. Могу даже припомнить поводы, по которым она их надевала. Это странно?

Я отрицательно помотала головой:

– Ничуть.

Мы разглядывали обитые черным бархатом ящички и вынимали их, чтобы посмотреть, не скрыто ли что-то под ними. В самом нижнем ящике были заколки для волос и всякие экстравагантные штучки. Некоторые из них оказались мне знакомы: я видела их на Лидии, когда она сидела на уроках впереди меня.

– А почему здесь только половина отсека? – вдруг спросил Джеймс.

Я была слишком занята, разглядывая блестящего паука и теряясь в догадках, куда можно его носить, и не очень-то обратила на вопрос внимание. В следующее мгновение Джеймс подался вперед и вытянул выдвижной ящик до упора. Потом сунул руку в пространство между нижним ящиком и задней стенкой комода. Глаза его расширились.

– Кажется, здесь что-то есть, – сказал он и нагнулся ниже. Я услышала легкий шорох, когда Джеймс захватил невидимый предмет.

Я замерла, когда он его извлек. И наморщила лоб.

– Что это? – тихо спросила я.

Джеймс был удивлен точно так же. Этим предметом оказалась небольшая коробочка. Вся облепленная мелким бисером и поделочными камешками всевозможных цветов. Шкатулка была такой яркой и кричащей, что совершенно не подходила к другим вещам в шкафу Корделии Бофорт.

– Похоже на шкатулку с украшениями. Но… не думаю, что это мамина вещь. Больно уж она странная.

Я кивнула. Камешки наклеены криво, будто над ними потрудился маленький ребенок.

– Может, вы смастерили это в детском саду? – предположила я.

Он отрицательно помотал головой:

– Если бы и так, отец бы это выбросил.

– Джеймс, – вдруг пришло мне к голову. – Переверни ее.

Он подчинился и замер. В шкатулке виднелась маленькая замочная скважина.

– Ключ у тебя? – спросила я, но Джеймс уже сам доставал его из кармана брюк.

Я думаю, мы оба перестали дышать, когда он вставил ключ – и повернул его.

Мы переглянулись, и Джеймс открыл крышку ящичка. Я нагнулась над ним.

На темно-синем бархате лежал конверт. Джеймс достал его и отставил шкатулку на пол рядом с собой, чтобы вскрыть.

Я пристально наблюдала за Джеймсом, пока он читал. Он не выказал никакого волнения. Я старалась терпеливо ждать и не трястись от беспокойства.

Прошло две минуты, прежде чем Джеймс поднял глаза от письма.

– Ну? – прошептала я.

– Надо немедленно позвонить Офелии. – Он поднял письмо вверх: – Это завещание матери.

29

Лидия

…также завещаю моей младшей сестре Офелии свою долю в компании «Бофорт». В случае моей смерти она должна взять на себя роль креативного директора и председателя совета директоров, пока мои дети не закончат обучение.

Пока Офелия читала послание мамы вслух, я закрыла рот рукой. Тетя потерла глаза, будто не могла поверить в то, что было написано в завещании.

– Это еще не все, – сказала Офелия и передала завещание мне. Свободной рукой я вцепилась в ногу Грэхема. Он сидел рядом в зимнем саду, приобняв меня за плечо. Он коротко сжал его, когда я дрожащими пальцами взяла письмо мамы. Я пробежала глазами завещание до места, на котором остановилась Офелия. Увидев свое имя, я подняла записку выше.

Настоящим я, Корделия Бофорт, назначаю моей дочери, Лидии Бофорт, и моему сыну, Джеймсу Бофорту, равные доли наследства. Надеюсь, что это поможет им поверить в себя и воплотить в жизнь все их мечты.

У меня в горле застрял ком.

– Поверить не могу, – прошептала я.

– Она любила тебя, – нежно произнес Грэхем.

Слезы подступили к моим глазам, и мамины слова стали расплываться. Я быстро вернула письмо Джеймсу, который все это время поразительно тихо сидел рядом.

– Не могу поверить, что она сохранила эту вещицу, – тихо сказала Офелия и провела пальцами по украшенной шкатулке. – Я подарила ей эту шкатулку на тринадцатый день рождения.

Я тяжело сглотнула.

– Если она так тщательно спрятала завещание, это значит… – начала я осевшим голосом.

– …что другое завещание подделано, – закончил предложение Джеймс. – То, в котором папа указан единственным наследником компании.

– Завещание Корделии хранилось у семейного адвоката, – вставила Офелия. – Я присутствовала, когда Клайв Аллен зачитывал его. Оно было подлинным.

– Но это завещание заверено не Клайвом Алленом, – вдруг заметил Грэхем и указал на листок в моей руке. – А Фергусом Райтом.

Мы с Джеймсом переглянулись.

– Он был нашим адвокатом, – медленно произнес брат. – И наших бабушки и дедушки. Он умер несколько лет назад. После чего родители наняли Аллена. – Он издал растерянный смешок: – Я не могу поверить…

– Во что? – спросила я, вытирая уголки глаз.

– Перси возил папу к Аллену в ночь после маминой смерти. Он попросил его о помощи и конфиденциальности. Наверняка они подделали завещание.

Я задержала дыхание.

– Ты думаешь, папа знал, что мама не собирается завещать ему «Бофорт»?

Офелия поднялась с ротангового стула, на котором сидела все это время.

– По крайней мере, он догадывался.

Я бросила беспокойный взгляд на Джеймса. Он был так же подавлен этой ситуацией, как и я.

– Но… если мама все это время знала, что Офелия когда-нибудь унаследует фирму – почему не помешала папе отстранить ее от дел? – задумчиво спросил Джеймс.

– Потому что хотела меня защитить, – тихо сказала Офелия. Она отвела рыжую прядь волос за ухо и тяжело сглотнула. – Я свяжусь с моим адвокатом. Он позаботится о том, чтобы настоящее завещание вступило в силу.

Я схватила руку брата в тот же момент, когда он протянул ее ко мне. Пока Офелия разговаривала по телефону, мы вцепились друг в друга. Я думаю, мы оба поняли, что теперь нам сильнее, чем когда-либо, надо держаться вместе.

Джеймс

На Лидии был черный костюм, в котором она пугающе походила на маму. Мы все оделись сообразно случаю: Офелия в мятно-зеленом платье-футляре, а я в костюме «Бофорт».

Прошло довольно много времени, прежде чем папина ассистентка приняла нас и попросила следовать за ней. Она открыла нам дверь, и мы друг за другом вошли в кабинет. Когда я увидел отца, в груди все сжалось.

– Чему я обязан таким сюрпризом? – язвительно спросил он. И даже не потрудился встать из-за стола.

Офелия шла по кабинету со спокойствием, которого я раньше в ней не замечал. В этот момент она выглядела как человек, обладающий преимуществом. Возможно, она знала, что только так можно достучаться до отца.