Лёка Лактысева - Спасти невесту

— Не надо играть в благородство, женщина! Всё, что ты делаешь, ты делаешь ради своей выгоды. Не Мирабель ты защищала, а свои интересы. Ты повинна в болезни девушки, ты повинна в её страданиях!

На губах Элеоноры заиграла циничная ухмылка:

— А ты думал, я так просто отступлюсь от тебя, граф? Ты был обещан мне с самого моего рождения! И я, наивная, ждала, когда же ты повзрослеешь настолько, чтобы решиться вступить в брак. Но ты не торопился, Остин! Когда мой отец, а затем и мать погибли, я осталась одна и без средств. Ты, друг моих детских лет, не пришёл мне на помощь! Ты крутил роман с маркизой, надеясь вместе с женой заполучить богатство и титул! Теперь я хочу получить твоё богатство и титул!

— Так, значит, ты оклеветала меня, опорочила в глазах Мирабели моё честное имя. Если бы ты была мужчиной, Элеонора, я вызвал бы тебя на дуэль и убил бы безо всякого сожаления. — С этими словами граф поднялся и, не попрощавшись, вышел из комнаты.

Страшные в своей разрушительной силе, самые горькие чувства распирали грудь Остина Трампла. Ему казалось, что он задыхается в паутине лжи и предательства. Страх потерять возлюбленную, уже единожды пережитый молодым человеком, сейчас ощущался им вдвойне болезненно. Страх быть отвергнутым той, без кого не мыслил он уже своей жизни, способен был свести с ума. Гнев и боль привели душу его в невероятное смятение. Что мог сделать он? Что предпринять? Как бороться с той бурей эмоций, что захлестнула всё его существо?

Ведомый чем-то помимо разума, не совсем понимая, что делает, граф оседлал своего коня, вывел его из стойла и помчался, не разбирая дороги, прочь от приюта, прочь от заходящего солнца, прочь от людей… Встречный ветер трепал полы его сюртука, выбивал слёзы из его глаз. Боль, душившая его, заполнявшая его сердце, исторглась из горла графа вместе с криком. Что же кричал он, один, затерявшийся в вересковых пустошах? Чьё имя жгло огнём его разум?

«Мирабель! Мирабель!!!» — сквозь слёзы и ветер взывал он.

Нет, чуда не произошло. Никакой волшебный ветер и никакое чудесное эхо не донесли этот крик до стен, за которыми была сокрыта от графа его возлюбленная. Быть может, чуда не произошло потому, что никто и не ждал его? Одурманенная вероломными словами госпожи Девернье и лекарствами доктора Деркера, Мирабель не могла услышать графа: их мысли не звучали в унисон, их сердца не бились в едином ритме, а душа юной воспитанницы приюта не стремилась к единению с его душой. Остин кричал в пустоту.

* * *

Несколько часов бешеной скачки немного остудили графа. Он вернулся к действительности и понял, что едва не загнал своего вороного. Остановившись, Трампл спрыгнул на землю, обтёр пену со взмыленных боков коня и повёл его в поводу. Местность, в которой он оказался, была графу незнакома. Окидывая взглядом непривычные очертания холмов, Остин понял, что заблудился. Повернувшись лицом к заходящему солнцу, он медленно побрёл вперёд, стараясь обнаружить признаки человеческого жилья.

Солнце уже скрылось, давая знать о себе лишь лиловым сиянием на крае небосклона, когда далеко впереди, наконец, показалась небольшая деревушка. Ещё час ходьбы — и граф оказался на её окраине. Почти во всех домах уже спали, и лишь в одном окошке мерцал неясный свет. Приблизившись, Остин рассмотрел ветхую от древности лачугу — ибо домом назвать это строение было невозможно.

Привязав вороного, Трампл постучался у дверей. Двери отворились сами — от прикосновения руки графа. «Входите, Ваша светлость», — услышал он дребезжащий старческий голос. В горнице, чистой и благоухающей ароматами сушёных трав, его встретила такая же древняя, как и её домишко, старуха.

— Откуда Вы знаете, кто я? — ступая через порог, спросил удивлённый Остин.

— Есть вопросы, молодой человек, — проскрипела старуха, — ответы на которые лучше никогда не узнать. Сегодня ты уже убедился в этом. Вон там, в углу, ведро с родниковой водой. Ты можешь умыться и напоить своего коня. А я пока состряпаю ужин своему знатному гостю.

— Не знаю, кто Вы, добрая женщина, но всё равно благодарю Вас.

— Погоди благодарить, сынок. Я ворожея. Но местный люд кличет меня ведьмой. Я знаю, что ты заблудился, и дам тебе приют на ночь. Иди же, и напои бедное животное.

Остин, набрав воды, вышел во двор. Пока он умывался и рассёдлывал вороного, старуха приготовила ужин.

— Садись, отужинай, твоё сиятельство. Не бойся, я-то не отравлю. Не по мне это — жизни губить, хоть звериные, хоть человеческие. То, что случилось с тобой сегодня — это ещё не беда. Помиришься ты со своей возлюбленной, завоюешь её сердце, как же иначе? — тут старая ведьма рассмеялась хриплым каркающим смехом. — Что ж ты думаешь, не вижу, что ли? Ты мужчина знатный и благородный, сердце у тебя чистое и мысли светлые. Ты уж, было, совсем очаровал свою голубку, да вмешалась другая женщина. Берегись её, граф! Много в ней зла, слишком много! И всё кругом она этим злом отравляет. Любимая твоя простит тебя — мягкая она и отходчивая. Только нависла над ней опасность, и от тебя, сынок, зависит: спасёшь ты её или нет.

Кряхтя, старуха поднялась и скрылась в тёмном углу. У Остина нарастало чувство, что всё происходящее — лишь сон, бред его воспалённого разума. Трампл даже ущипнул себя за руку, но видение не рассеялось. Повозившись, старуха вернулась к огню.

— Вот, возьми, — протянула она ему склянку с притёртой крышечкой, наполненную тёмной жидкостью. — Носи её всегда с собой. Придёт время — сам узнаешь, как ею воспользоваться. Помни, граф, что я тебе сказала.

Снова поднявшись, ворожея прошла к широкой лавке и стала стелить постель.

— Прости, твоё сиятельство, пуховых перин у меня нет, так что будешь спать, как простой крестьянин. Ложись, а я приберу со стола.

Остину казалось, что он никогда не уснёт в этой старой скрипучей лачуге под неясное бормотание старой женщины. Но стоило ему прилечь, как сон сморил его, окутав туманом забытья.

Очнулся Трампл под утро, свежий и отдохнувший. Он сам удивился ясности своего сознания и остроте восприятий. Казалось, мир зазвучал новыми, доселе неслыханными нотами и заиграл ранее не виданными красками.

— Что, выспался? — раздался от дверей знакомый каркающий смех. Ох, и силён же ты спать, сынок. Однако вставай, пора тебе ехать. Дядюшка твой скоро людей в поля погонит — тебя искать.

От этих слов Остин вскочил, словно ужаленный.

— Бедный старик! Я ведь не предупредил его! Хорош же племянничек, так пожилого человека волновать.

— Ты давай, граф, садись, молока выпей. Разговоры мы с тобой вчера разговаривали, а сегодня недосуг мне.

— Не знаю, чем отблагодарить тебя, добрая женщина. Вот разве что… — не задумываясь, Остин снял перстень со своего пальца и протянул старухе.

— Дорогую вещь отдаёшь, граф. Не пожалеешь потом?

— Скорее пожалею, если отвечу чёрной неблагодарностью на Вашу заботу.

— Что ж, достойный ответ. А теперь езжай, сынок. Тут уж недалеко.

Ворожея указала Трамплу направление и объяснила, где и куда поворачивать.

Виконт фон Эссекс, весь вечер напрасно прождавший Остина, направился в его покои. Не обнаружив там никого, виконт вышел во двор, где старый привратник и доложил ему, что «его светлость изволили взять коня и умчаться, словно за ними гнались все черти преисподней». Антуан не на шутку встревожился. Всю ночь провёл он без сна в покоях племянника. Поутру, отчаявшись, старик отправил на поиски всех мужчин, работавших в школе, и даже внука привратника, который помогал на конюшне.

Избавленная, наконец, от успокаивающих микстур доктора, Мирабель встретила это утро в полном сознании. Услышав шум во дворе, она обратилась к Эмили, сидевшей у окна:

— Что там случилось, что за шум?

— Не знаю, Мирабель. Похоже, господин попечитель чем-то сильно расстроен. Хочешь, я сбегаю, узнаю, что случилось?

— Да, Эмили. Ты можешь идти. Только бегать не надо: это не пристало юной леди, — ласково пожурила она малышку. — Было бы здорово, если бы ты прихватила для меня на кухне чашку молока и ломтик хлеба.

— Конечно, Мирабель! — и девочка умчалась.

Через несколько минут она вернулась, нагруженная подносом, на котором стояли миска с ячменной кашей, чашка кофе, кувшинчик со сливками и плошка с мёдом. На отдельной тарелочке лежала свежая, ещё горячая булочка с малиной.

— Зачем так много, Эмили? — воскликнула Мирабель.

— Доктор Деркер приказал, чтобы Вас хорошо кормили, мисс Макнот. — Малышка, как заворожённая, смотрела на булку с малиной. Мирабель усмехнулась, заметив это.

— Я всё равно не съем так много. Мне нужна помощница. Давай-ка, крошка, съешь эту булочку, а господину доктору мы ничего не скажем! — предложила она.

Ребёнка долго уговаривать не пришлось. Усевшись в кресло, девочка принялась жевать сдобу и делиться добытыми новостями.

— Ты представляешь, Мирабель! Говорят, господин граф пропал!

— Как это — пропал? — не поверила мисс Макнот.

— Ха, вот так вот! Сел вчера на своего вороного и умчался неведомо куда. До сих пор не вернулся. Господин попечитель всех мужчин на розыски отправил, — от удовольствия Эмили болтала ножками.

— Странные существа эти мужчины. Совершают поступки, которым нет никаких разумных объяснений, а потом пытаются исправить содеянное — не менее нелепыми способами, — задумчиво проговорила девушка.

— Скажи, Мирабель, ты не любишь господина графа? — посерьёзневшим голоском спросила девочка.

— Почему ты так решила, детка? — искренне удивилась Мирабель. — Господин Трампл — уважаемый и щедрый человек. Он очень много делает для нас, для нашей школы. Как я могу не любить его?