— Думаю, черный. У него встроенные динамики, — пояснил я ему. — И он сочетается с рамками на стене и роялем.

Он улыбнулся.

— Правда.

— А теперь, — проговорил я, озираясь. — Будет справедливо, если ты выберешь альбом для меня.

Он огляделся вокруг и моргнул.

— Ой.

— Не то, чтоб понравилось бы мне, а то, что ты выбрал бы для себя.

Он направился в джаз — секцию, пролистал обложки, корча рожицы от некоторых, хмурясь от других, а от третьих вообще испытав отвращение. Но потом вытащил запись, прочитал список композиций и улыбнулся. Поднял, чтоб мне было видно. Он назывался «Джаз на рояле: Фанк и Фьюжн». Я, мягко говоря, был удивлен.

— Обложка словно к ужасному порнофильму семидесятых.

Он рассмеялся и быстро осмотрелся, не слышал ли кто мои слова.

— Ну, да, обложка не очень, но песни очень даже.

Он передал мне пластинку, я прочитал названия композиций и имена артистов, о которых сроду не слышал.

— Ты бы это слушал? — спросил я.

— Определенно.

— «Джаз на рояле: Фанк и Фьюжн»?

Он прыснул.

— Не критикуй, пока не услышал.

Я выдохнул, надувая щеки.

— Окей, ты начальник.

Я понес альбомы к стойке, и стоявший там парень одобрительно кивнул. А его громадный афро даже не шевельнулся.

— Превосходный выбор, — сказал он, глядя на вариант Эндрю.

— Видал? — воскликнул Эндрю, пихнув меня локтем. — Говорил же — отличный альбом.

Я закатил глаза, а потом обратился к парню за стойкой:

— И черный проигрыватель, спасибо.

Эндрю достал кошелек, но я уже передал продавцу свою карту.

— Я оплачу.

— Ты не можешь! — возразил Эндрю.

— Только что смог, — ответил я, хотя понятия не имел, зачем. Но это казалось правильным. Кассир завершил продажу, вернул мне карту, а я вручил Эндрю записи. — Можешь понести, — обратился я к нему, взяв проигрыватель.

Половину пути до моего дома он пребывал в молчании.

— Не верится, что ты это сделал, — сказал он.

— Да ничего особенного, — ответил я.

По непонятной мне причине он поморщился, а когда мы дошли до тату — салона, остановился.

— Спасибо, — сказал он, коснувшись рукой двери. — Это очень мило, и мне не хотелось показаться неблагодарным.

— Ты и не показался неблагодарным, — успокоил я его. — Больше походило на шок из — за того, что кто — то что — то для тебя сделал.

Он прикусил губу.

— Никто такого не делал.

— Мне реально нужно пообщаться с этим твоим Эли, — пошутил я. — Вопиющее безобразие.

Не произнеся больше ни слова, он толкнул дверь и придержал ее для меня. Я кивнул ему:

— Спасибо, милостивый государь. — Он закатил глаза.

— Эй, а вот и они, — крикнул Эмилио. Он стоял, склонившись над стойкой, с ручкой в руке и что — то вытворял с калькой. Он выпрямился и потянулся. — Чего это там у вас?

— Проигрыватель, — сказал я. — У Эндрю не было.

Эндрю держал пластинки так, словно они были щитом.

— Спэнсер купил его для меня.

Эмилио засмеялся, а в глазах мелькнуло любопытство, что я целенаправленно проигнорировал.

— Что ж, включайте, послушаем, — предложил он.

Я поставил проигрыватель на кофейный столик и вынул шнур.

— Я купил один альбом для Эндрю и один для себя.

— Для меня он выбрал Джеффа Бакли, — рассказал Эндрю, прилагая все возможные усилия не нервничать.

Я включил плеер.

— А Эндрю выбрал мне какой — то «Джаз на рояле: Фанк и прочее дерьмо».

Эндрю сощурился.

— Там не было слова «дерьмо».

— О, я так сказал? Имелось в виду «Джаз на рояле: Фанк и Фьюжн». Слово «дерьмо» случайно вырвалось.

Ухмыляясь, Эмилио обратился к Эндрю:

— Ему всегда удается вывернуться из подобных ситуаций, свалив все на австралийский акцент.

Я прыснул.

— Кто бы говорил. Ты весь такой учтивый, когда балаболишь по — испански сладкую чушь Даниэле.

Эмилио послал мне самодовольную ухмылочку, а Даниэла прокричала из дальней кабинки:

— И это срабатывает. Каждый раз.

Эмилио ответил ей что — то по — испански насчет вечера и всего прочего, что я решил не прослеживать. Но по тому, как Эндрю покрылся румянцем, можно было понять: он разобрал каждое слово. Он прокашлялся и вручил мне записи. Прикинув, что стоит проявить вежливость, я выбрал джаз и вытащил винил из обложки, положив на вертушку и осторожно опустив тонарм.

Зазвучало знакомое потрескивание, затем заиграло фортепианное вступление, что напомнило мне о старых фильмах времен Рэя Чарльза и забегаловках Нового Орлеана. Я был заинтригован. Потом вступил контрабас, а далее — что — то похожее на духовые инструменты.

— Эй, не так уж плохо, — сказал я.

Эндрю выглядел немного самодовольно и жутко мило, поэтому я притворился, будто крайне заинтересовался обложкой. А когда снова поднял глаза, Эндрю стоял у стойки и наблюдал, как рисует Эмилио.

Легко было забыть, что они оба художники: один покрытый татуировками и немного грубоватый, а второй чистюля из Лиги Плюща.

Я должен был догадаться, что у них найдется много общего.

Я оставил музыку играть и присоединился к ним возле стойки. Эндрю просто смотрел, пока Эмилио рисовал волны и солнце, а спустя некоторое время поднял взгляд на него.

— Очень хорошо, — сказал Эндрю.

Эмилио отмахнулся от комплимента.

— Спасибо.

— Эндрю тоже художник, — напомнил я.

Эмилио глянул на Эндрю так, словно тоже об этом позабыл.

— Круто. Что рисуешь?

— Борды с различными персонажами, — объяснил он, словно в этом не было ничего выдающегося. Он все никак не мог оторвать глаз от кальки. — Твоя техника рисования невероятная.

— Я всегда рисую от руки, — сказал Эмилио. — На бумаге легче, чем на коже, но иногда для лучшего эффекта мне приходится рисовать от руки прямо на коже.

— Господи, — прошептал Эндрю. — Я бы никогда не смог.

— Рисовать борды тоже круто, — произнес Эмилио, взял клочок кальки и пихнул ему ручку. — Покажи, что умеешь.

Эндрю посмотрел на меня, уголки губ опустились. Потом улыбнулся и занес ручку над листком. Он взмахнул ручкой всего несколько раз и, пока рисовал, забавно надувал губы, а потом отпихнул листок. Рисунок был очень простым, и в то же время можно было разобрать, что на нем. Парень плечами и головой походил на мультяшного персонажа, но у него была стильная прическа, короткая по бокам, и щетина на подбородке. А подтяжки, что были на мне в день нашего знакомства, выдали с головой.

Он нарисовал меня.

Эмилио взорвался хохотом и протянул Эндрю руку для братского пожатия.

Я злобно зыркал на них, симулируя обиду, хотя в действительности было очень здорово.

— О, смотри! Это же парень с четвертой страницы «Модного образа жизни».

Эндрю рассмеялся, придвинул листок и над маленьким пареньком нарисовал слова «Модный образ жизни», как на журнальной обложке. А ниже приписал «Спэнсер Коэн».

— Вот. Теперь ты на обложке.

Я расхохотался, а Эмилио забрал рисунок, не позволив мне его забрать.

— Отправится на нашу Стену почета. — Он пришпилил его рядом с фотографиями татуировок.

Именно тогда дверь открылась, вошли две женщины и улыбнулись Эмилио.

— Заканчиваю рисунок, — сообщил он им. — Присаживайтесь. Освобожусь через минуту.

Одна из дамочек начала покачивать головой.

— Классная музыка!

Эндрю хлопнул меня по руке.

— Говорил же.

Я рассмеялся, сказав:

— Пошли. Нам лучше не мешать Эмилио.

— Можешь остаться, если хочешь, — предложила одна из дамочек, просканировав нас с Эндрю. — Оба можете остаться.

Решив, что сейчас самое время протестировать его на людях на тему публичных проявлений привязанности, я обнял Эндрю за талию.

— Простите, леди. Нам есть, чем заняться.

Эндрю зарделся и, скорее всего, затаил дыхание, но даже не вздрогнул.

— О, — сказала она, уловив смысл. — Ужасно.

— Для меня — нет, — заявил Эндрю.

Я чуть ли зарыдал от смеха как раз, когда Даниэла появилась откуда — то из — за спины. Она посмотрела на меня со странной улыбочкой на лице, и пока мы с Эндрю собирали пластинки и плеер, я заметил, как она вопросительно глянула на Эмилио, что я решил проигнорировать. И, слава богу, никто ничего не сказал. По крайней мере, перед Эндрю. Я знал, что позже меня вздрючат.

Эндрю был удивительным человеком. Внешний вид говорил, что он должен быть порядочным американским мальчиком, хорошо воспитанным, застенчивым и даже немного занудным. Но его чувство юмора, предпочтения в кино и музыке, ум делали из него загадку. Он выдавал наименее ожидаемые комментарии и реплики, и я реально начал задумываться: Эли походу чокнутый дебил, раз ушел от него.

— Нам не туда? — спросил Эндрю, кивнув в сторону дальней части салона.

Я прошел к входной двери.

— Нет. Мы отправляемся к тебе. На автобусы сюда.

Эндрю пожал плечами, но остался стоять на месте.

— Ну, ты можешь ехать на автобусе, если хочешь, но я за рулем. Моя машина там. — Он указал на дальнюю часть салона.

Эмилио засмеялся, а я показал ему «фак» и, вздернув подбородок, прошагал мимо Эндрю.

— Тогда туда.

— Пока, мальчики, — сказала Даниэла. — Лола просила передать, что позвонит тебе завтра.

— Спасибо, — ухмыльнулся я и придержал для Эндрю открытую заднюю дверь. — Мог бы и сообщить, что водишь.

Он улыбнулся, выходя на солнышко, и двинул в сторону припаркованного на стоянке за рядком магазинов «бмв», где мы чуть раньше уже проходили.

— Когда мы шли мимо нее, ты даже не заявил типа: «Эй, вот моя тачка».