— Знаю, я властный. Но я не хочу быть таким. Из — за тебя я забываю себя цензурить.

Стоя под потоком воды, я открыл рот, чтоб хоть что — то сказать, но он еще не закончил.

— С Эли мне приходилось следить за своей речью и поступками. Мне не хотелось его отпугнуть. Я никогда не высказывал свое мнение. Я никогда не настаивал на своем и не приказывал ему в спальне, как делаю с тобой. — Он тяжело сглотнул и из — за водяных брызг заморгал. — Но рядом с тобой я могу быть собой. Я действительно властный. Я люблю, чтоб все делалось определенным образом. Я перфекционист. Но я не идеален. Ты видишь меня настоящего. Это и есть я.

Сказать, что меня ошеломил всплеск его эмоций, значит, не сказать ничего.

Ошеломил, пригвоздил к полу и удивил. И лишил дара речи. Я притянул его к себе, потом прижал к плиткам и поцеловал с той же честностью, какую продемонстрировал он. Нет, в тот момент слов я подобрать не мог, но надеялся, что он все равно меня понял.

Когда я наконец — то отстранился, мы оба дышали с трудом. И я прошептал ему в губы:

— Никогда себя не цензурь. Ничего не меняй. — Я смотрел ему в глаза, и окруженный паром и рваным дыханием он не отводил от меня взгляда. — Ты идеален.

Он покачал головой.

— Нет.

— Для меня. Ты идеален для меня.

Наконец — то он улыбнулся, коснулся рукой моего подбородка и погладил по бороде.

— Не задерживайся. Я положу попкорн в микроволновку.


Он вышел из душевой, быстро вытерся и обернул вокруг талии полотенце. А потом ускользнул из ванной. Я улыбнулся, намылил тело и волосы, а потом вспомнил…

Попкорн. Микроволновка.

«Дерьмо!».

Попкорн, что имелся у меня, нельзя было готовить в микроволновке. Он был каким — то органическим и изысканным и должен был готовиться на плите. «Черт, черт, черт!». Я выключил воду, схватил полотенце, вылетел из ванной и, пытаясь обернуть полотенце вокруг бедер, помчался на кухню. Волосы все еще были в шампуне.

— Эндрю!

Он стоял в обернутом вокруг талии полотенце и держал в руке упаковку попкорна, а дверца микроволновки была открыта. Я его напугал.

— Что?

— Не в микроволновку, — выдохнул я и, закрыв дверцу, приложил руку к сердцу. — Попкорн готовится на плите. В сковороде. И, наверно, не вся пачка, если только мы не планируем кормить голодающих.

Он посмотрел на упаковку так, будто она его оскорбила.

— А я — то думаю, почему она не похожа на те, что покупает мама.

Я рассмеялся.

— А прочитать инструкцию на упаковке желания не возникло?

— Нет. Просто решил… — Уголки его губ опустились. — Говорил же, что не готовлю.

Ты толкаешь речи о моей идеальности, а я чуть не убил нас попкорном.

Я забрал у него попкорн и по — быстрому чмокнул в губы.

— Ты по — прежнему идеален. — Но потом в глаз попал шампунь, и я зажмурился. — О, черт, черт. Мой глаз!

Теперь смеялся он и, взяв за руку, повел меня в ванную.

— Не открывай глаза, — сказал он.

До меня донесся звук включившейся воды, и я почувствовал, как он снял с меня полотенце, а потом взял за руку и осторожно провел под душ.

Я сунул голову прямо под воду. Поток стекал по моему лицу и глазам, а я смывал шампунь с волос. Спустя минуту я вытерся, натянул штаны и обнаружил одетого Эндрю на диване. Босые ступни были закинуты на кофейный столик. Там же стояли две бутылки воды и миска с чипсами.

— Достал их из шкафа. Решил, что они безопаснее попкорна.

Я приподнял его подбородок и поцеловал, а потом плюхнулся на диван, почти завалившись на него как на подушку, и обнял себя его рукой.

— Какой фильм мы смотрим?

— «Бешеные псы». Классический Тарантино. Подойдет?

Я довольно и счастливо вздохнул.

— Как я и говорил. Идеально.

Глава 3

Самое дерьмовое — мне нужно было работать, но Эндрю сказал, что подбросит меня до дома клиента. Я старался не задумываться о том, насколько странным ему должно было казаться отвозить своего бойфренда на работу, где мне предстоит изображать чужого парня. Я предложил вызвать такси, но Эндрю хотел меня заверить в своем нормальном ко всему отношении. Я завязал галстук — бабочку, набросил пиджак и вышел к ожидавшему меня Эндрю.

Он уставился на меня. Глаза расширились. Рот распахнулся.

— Ох.

Я опустил взгляд на смокинг.

— Нормально выгляжу?

Он откашлялся.

— Э — э, да. — Он покачал головой. — Господи.

— Ужин официальный и торжественный, — сморщив нос, произнес я. — И костюм скрывает мои “рукава”. Питер предпочел бы, чтоб я не показывал татуировки.

Эндрю нахмурился.

— Это он так сказал?

Я пытался сдержать улыбку.

— Я спросил. Одна из составляющих моей работы — выглядеть должным образом.

Питер немного старше и всегда озвучивал свое отвращение к татуировкам, поэтому его бывший поймет, что что — то не так, если я их продемонстрирую.

— Питер немного чудной.

— Но не самый чудной, — признал я. — Ему всего лишь нравятся мужчины вдвое моложе его самого. Ничего плохого. Он вроде бы хотел остепениться, но его бывший не был готов.

Эндрю задумчиво кивнул.

— Думаешь, они сойдутся? Его бывшего зовут Дункан, да?

— Ага. Дункан Дулиттл. Понятия не имею, сойдутся они или нет. Дункана трудно разгадать.

Эндрю улыбнулся. Я немного ввел его в курс дела, поэтому он дал мне рекомендации.

— Почти не сомневаюсь: вряд ли уйма ветеринаров носит фамилию Дулиттл.

Может, тебе украсть собаку и отвезти к нему в клинику? Так было бы увлекательнее, чем высиживать официальный ужин.

Я усмехнулся.

— А еще незаконно. И нет, Питер работает с лучшим другом Дункана. Так они и познакомились. Друг по работе будет на этом ужине. Он увидит меня с Питером и, несомненно, расскажет Дункану. Потом мы с Питером возьмем его кота, а не украденную собаку, поедем к ветеринару, и сказочный доктор Дункан Дулиттл сможет определиться, ревнует он или нет.

— Сказочный доктор Дункан Дулиттл?

— Да. Аллитерация о внешности всегда звучит потрясающе в творческом изложении.

Эндрю расхохотался.

— Было ужасно.

— Тогда почему ты смеялся?

Он все еще улыбался.

— Пытался быть вежливым.

Я закатил глаза.


— Нет. Ты определенно считаешь меня замечательным.

Он не ответил. Но и улыбаться не прекратил.

— В смокинге ты выглядишь отлично, — еще раз меня осмотрев, проговорил он. — Нам стоит выбраться в какое — нибудь роскошное заведение, чтоб ты и для меня надел такой прикид.

Я поднял его руку и поцеловал костяшки.

— В любое время. Может, в джаз — бар?

Он застенчиво улыбнулся.

— Ты потанцевал бы со мной?

— Ты говорил, что не танцуешь.

— Я не танцую в ночных клубах и барах.

— Но в модном заведении в смокинге станцуешь?

— Да.

— Тогда да. На переполненном элегантно одетыми гетеро — парами танцполе в лучшем джаз — баре ЛА? Черт, да. А ты, — я его чмокнул, — будешь самым щеголеватым из всех.

— Самым щеголеватым? — Он рассмеялся. — Это мужской эквивалент Золушки?

— Мне казалось, Джеймса Бонда, но без разницы.

Он хмыкнул и радостно вздохнул.

— Ну, мне все равно кажется, что ты выглядишь отлично…

— Щеголевато.

Он фыркнул.

— Окей. Мне все равно кажется, что в костюме ты выглядишь щеголевато. И я солгал бы, сказав, что не ревную.

Я прислонился лбом к его лбу.

— Если это имеет значение, я предпочел бы остаться с тобой.

От улыбки его серо — голубые глаза вспыхнули.

— Знаю.

Я зажал его подбородок между большим и указательным пальцами.

— Так какие у тебя планы на вечер? Ты серьезно собираешься вниз к Эмилио?

— Ты будешь безумно завидовать?

— Да. И особо не радуйся. Мог бы хоть постараться выглядеть раздосадовано.

Эндрю рассмеялся.

— Вообще — то, я собираюсь навестить родителей.

— О, как дела у Янни? — Янни был студентом актерского факультета, за чьи поиски мне платил последний клиент, оказавшийся очаровательным козлом, который избивал Янни и называл это любовью. Я забрал Янни к себе домой, понятия не имея, что еще с ним делать, а Эндрю сказал, что знает место, где Янни примут с распростертыми объятиями, и где он будет в безопасности. Так сложилось, что этим местом оказался дом его родителей. Планировалось подыскать Янни собственную квартиру, но неделю спустя он все еще жил там. Пару дней Эндрю о нем не упоминал. — Уже нашли ему жилье?

— Нет. Уверен, существует куча надежных жилищ, но честно говоря, думаю, маме нравится, что он живет с ними. Еще один актер в доме, и она в раю. Наверно, в гостиной она сдвигает всю мебель в сторонку и заставляет бедного паренька разыгрывать импровизационные сцены из последнего актерского курса. — Эндрю любовно улыбнулся. — Раньше она так делала со мной и Сарой.

— Не хотелось стать актером?

Он ужаснулся.

— Боже, нет. Потому — то я и играл на рояле, а Сара занималась балетом. Стоять на сцене перед критически настроенной аудиторией — мой наихудший кошмар. Я даже фортепианные концерты никогда не давал. — Он содрогнулся.

— Наихудший кошмар? Типа самый — самый?

— До ужаса. А чего ты боишься больше всего?

— Сгореть заживо. Что звучит глупо. Мы же не говорим “утонуть заживо” или

“зарезать заживо”. Так что тут скорее ты горишь до тех пор, пока не умрешь.

— Смерть через сожжение.

— Да! Смерть через сожжение.

Эндрю медленно кивнул и нахмурил лоб.