Эмма Скотт - Среди тысячи слов

– Что с тобой произошло?

– Куда ты ушла?

– Мы ужасно беспокоились.

– Я здесь. Все в порядке, – ответила я и взглянула на Джастина. – Прости, что ушла. У меня… была паническая атака, и я выбежала подышать свежим воздухом…

– У тебя панические атаки? – с дивана спросила мама. – С каких пор у тебя панические атаки?

«С прошлого лета…»

– Не знаю, это просто… произошло. Я выбежала наружу и упала. Дверь спортзала была закрыта снаружи, а я выглядела так, застеснялась и поэтому решила пойти домой. У меня не было с собой телефона, иначе я бы позвонила тебе, – в голову пришла мысль. – Где мой телефон?

– У Джастина, – сказал папа, – вместе с твоей сумочкой.

Он поднял мой телефон, и кровь отхлынула от моего лица. Внезапно я почувствовала себя нагой, как на фотках, отосланных Ксавьеру. Моя собственность, мысли и содержание снова вне моего контроля. Сегодня вечером папа рыскал в моем телефоне, я была в этом уверена. Мне не разрешалось иметь секретный пароль от родителей – одно из условий с тех пор, как прошлым летом я стала «неконтролируемой».

В уме я быстро пробежалась по всем сообщениям в переписке с Энджи. Не могла вспомнить, писали ли мы об Айзеке.

– Отдай, – я потянулась за телефоном, но папа поднял его.

– Сначала скажи, где ты была. С Айзеком Пирсом?

– Он плохой человек, – сказал Джастин.

Я сердито взглянула на него.

– Заткнись.

Он поднял руки.

– Я прожил здесь дольше твоего, Уиллоу. Я просто пытаюсь оберегать тебя. Я жутко волновался.

– Я была не с Айзеком, – ответила я, – Сказала же, я пошла пешком домой. Три километра, а я босая. Посчитайте.

– Зачем тебе идти пешком? – спросила мама. – В таком виде? Ты позоришь нас.

– Реджина, – сказал папа.

– Это правда. Она похожа на проститутку, – слово прозвучало нечетко, и я поняла, что мама уже принялась за вторую бутылку вина. – Что подумают соседи?

– Отдай мне телефон, – попросила я папу. – Мне нужно написать Энджи, что со мной все в порядке.

– Я отвез их домой, – сказал Джастин. – Они тоже волновались.

– Уверен, что так, – заметил папа и отдал мне телефон.

Я отошла и опустилась на складное мягкое кресло, быстро просматривая сообщения. Я знала, что каждое из них прочитал и мой отец. Может, и Джастин.

– Она изменилась с прошлого лета, – услышала я слова папы. – С ней трудно справиться.

Руки тряслись, пока я листала сообщения с именем Айзека. Я нашла «помоги!», посланное Энджи насчет встречи с Айзеком в субботу, и я быстро удалила всю переписку.

«Он его не видел, иначе я бы уже была мертва».

– Не за что извиняться, – говорил Джастин папе. Они разговаривали на пониженных тонах. Раз или два я услышала имя Айзека, произнесенное Джастином, и мне захотелось кричать.

«Вот благородные Лаэрт и Полоний, обсуждают, что делать с их бедной хрупкой Офелией. Решают, что для нее лучше всего, так как с лета она недееспособна».

Мама наблюдала, как зритель, и попивала вино.

Я написала сообщение Энджи.

Со мной все в порядке. Я дома. Перезвоню позже. Обещаю.

Она ответила мгновенно.

Слава богу. Куда ты исчезла? Я хотела написать тебе, но знала, что твой телефон у Джастина. – Пауза. – Это ты? Скажи мне что-нибудь, что знала бы только Уиллоу.

Я улыбнулась сквозь слезы.

Энджи МакКензи – лучший в мире друг.

Это все знают. Давай еще раз.

Пальцы запорхали над клавиатурой.

В молле ты сказала мне, что я похожа на Рапунцель больше, чем на Белль.

И я была права. Позвони мне, когда тебя выпустят из башни.

Позвоню. Люблю тебя.

Тоже тебя люблю.

– Джастин уходит, – громко сказал папа. – Учитывая, какой катастрофой обернулась эта ночь, не могла бы ты проводить нашего гостя до двери и пожелать спокойной ночи? Поблагодарить за заботу?

Я поднялась на ноги и послушно пошла с Джастином к парадному входу. Папа остался стоять в прихожей, скрестив руки и наблюдая за нами, словно тренер, сомневающийся в способностях своего звездного атлета.

Джастин благодушно улыбнулся мне.

– Ты в порядке?

Я чуть не вздрогнула. Те же слова из уст Айзека значили намного больше. Айзек спросил меня, потому что ему было не все равно. Джастин спросил меня из-за своих собственных чувств.

– Я действительно волновался за тебя. Мы все волновались. Я отвез твоих друзей и попытался найти тебя.

Я не так долго отсутствовала, чтобы это оказалось правдой, но я слишком устала и вымоталась, чтобы спорить.

– Мне жаль, – ответила я.

Он улыбнулся.

– Прощаю, – он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, но я отодвинулась.

– Ладно, – заметил он, и его улыбка стала напряженной. – Тогда доброй ночи. – Он глянул через плечо и помахал моему отцу. – Доброй ночи, сэр.

Меня чуть не вырвало.

– Доброй ночи, Джастин. И спасибо тебе.

– Не за что.

Я постаралась как можно быстрее закрыть дверь.

Отец стоял, скрестив руки, и теперь был похож на сердитого тренера, чей атлет провалил последний большой матч.

– Ты так с ним обращаешься? Он потратил столько денег на лимузин для…

– Не нужно было, – ответила я, глядя на свои босые ноги. – Я говорила ему, что не надо. Говорила, что мы будет только друзьями.

– Почему? Что с ним не так? У меня были такие надежды на сегодняшний вечер. Впервые с лета ты вела себя как обычно. Да, я ожидал увидеть таких твоих друзей, но это все равно прогресс, ведь у тебя их не было. Но с Джастином ты поступила так же, как с Ксавьером…

Я резко повернулась и уставилась на него.

– Что я сделала?

– Ксавьер тоже хороший молодой человек, и я думал, он заинтересован в тебе…

– Заинтересован во мне?

И снова кровь отхлынула от моего лица, и в этот раз из-за воспоминаний о доброжелательной улыбке Ксавьера. Широкой, как у Чеширского Кота. «Давай я принесу тебе что-нибудь выпить…»

– Он сын моего начальника, – сказал папа. – Было бы разумно с твоей стороны приложить немного усилий к этим отношениям.

– Папа, – сказала я, и мой голос дрожал от холода. – Я устала и хочу спать.

Я направилась к лестнице, но он схватил меня за руку.

– Если я узнаю, что ты была этим вечером с Айзеком Пирсом вместо Джастина, я в ту же минуту позвоню Мартину Форду и скажу, что ты больше не играешь в театре. Поняла?

– Ага, – сказала я, глядя на руку, за которую он меня держал. Маленькие черные крестики расходились из-под его ладони, разбегаясь по моей коже, словно муравьи. – Я отлично все поняла.

Я провела бессонные выходные, свернувшись на полу комнаты. Я позвонила Энджи и рассказала ей о произошедшем: о том, что Айзек подвез меня домой, но не говорила о танцах. Наутро, в понедельник, я стояла у своего школьного шкафчика, словно в тумане. Я чуть не выпрыгнула из кожи, когда Джастин постучал по моему плечу пальцем. Его дружелюбная улыбка для родителей исчезла, и ее место заняла сердитая маска популярного парня, брошенного своей девушкой.

– Что именно произошло тем вечером? – требовательно спросил он.

Я сделала шаг назад.

– Разве мы в пятницу это не выяснили? Я же сказала тебе. Приступ клаустрофобии или типа того. В спортзале было слишком много людей. У меня не было телефона.

– Или ты ушла повидаться с Айзеком? Знаешь, я же вижу, как ты смотришь на него на репетициях.

Я захлопнула шкафчик.

– Это не твое дело.

– Держись от него подальше.

– Хорошо, брат.

– Я серьезно. Он приносит неприятности. Я слышал, что его отец недавно ночью сидел в таверне «Ника», орал и нес всякий бред. Хозяевам пришлось вызвать полицию, чтобы выпроводить его домой.

– Ох, его папа жив? – спросила я. – Мне казалось, Айзек убил его.

Джастин покачал головой.

– Ладно, если хочешь, пусть будет так. С меня хватит, – он повернулся, намереваясь уйти, но потом остановился. – Знаешь, ты была новенькой, тусящей с кучкой лузеров, и я пожалел тебя. Какая пустая трата денег.

– Мы предложили скинуться. Не забыл? Сколько я тебе должна?

«Как именно ты хотел, чтобы я тебе отплатила?»

Он уставился на меня, потом развернулся и, фыркнув с отвращением, присоединился к группе девушек-куколок. Они все склонились друг к другу, а потом разразились громким смехом. Широко распахнув глаза, девушки посмотрели на меня с притворной жалостью поверх плеча Джастина.

Здорово. К обеду я стану известна как безумная девчонка, психанувшая на танцах. Я не думала, что Джастин станет вредить мне, но кто знает? Я поспешила на урок английского, жалея, что не могу пропустить этот день и сразу перейти к репетиции, где какое-то время смогу побыть кем-то другим.

– Как держишься? – спросила Энджи, когда я села за парту. – Выглядишь уставшей. – Сегодня на ее футболке была черная надпись «Если ты не можешь сказать ничего хорошего, то у нас много общего».

– Все нормально, – ответила я. – Учитывая, что папа хочет, чтобы я встречалась с парнем, который полный придурок, а встречаться с парнем, с которым мне хочется, мне запрещено.

У Энджи отпала челюсть.

– Правда? Айзек? Тебе хочется с ним прямо встречаться?

– Т-с-с. Не знаю. Возможно. Все так тупо, потому что он уезжает из Хармони через несколько месяцев. Но я не могу перестать о нем думать. С ним я не чувствую себя в ловушке.

– В ловушке чего?

Я потянула за длинный рукав темно-зеленой кофты. Под ним новая армия маленьких черных крестиков маршировала по моему предплечью.

– Ничего особенного, – ответила я. – Просто мне не нравится, когда парни давят. А с ним я такого не ощущаю. Совсем.