Уиллоу плохо себя чувствует. Я везу ее домой. Не вернусь.


Его ответ пришел незамедлительно.


Позаботься о ней.


Я довел Уиллоу до своего Dodge и помог залезть, а потом уселся за руль. Она уже пыталась вытащить бутылку.

– Нужно подождать, пока мы не доберемся туда, – сказал я ей. – Никаких открытых ящиков. Постарайся, чтобы меня не арестовали, пожалуйста.

Тогда я проведу ночь в вытрезвителе, как и мой старик. Разве он бы не гордился мной?

– Я не хочу, чтобы тебя арестовали, – сказала она с пьяной торжественностью. – Это было бы правда дерьмово.

Несмотря ни на что, я издал смешок. Уиллоу откинула голову на сиденье, закрыла глаза, улыбнулась и стала напевать себе что-то под нос. Ее волосы были распущены и падали светлыми длинными волнами почти до талии. На ней была черная обтягивающая кофта с длинными рукавами. Она подчеркивала подъем груди и элегантный изгиб шеи.

Я никогда не видел такой изысканной девушки, пусть даже и пьяной в стельку. Но она была пьяна, что повлияло на мой интерес к ней. Отодвинуло любое физическое желание на задний план. Моей задачей было позаботиться о ней, все.

И постараться, чтобы ее на меня не вырвало.

– Сколько ты выпила? – спросил я. – Что, скотч?

– М-м-м, – ее голова перекатилась на сторону, и она посмотрела на меня. – Отец, сам того не зная, искренне… то есть щедро позволил насладиться его запасами.

– Как ты добралась до центра?

Она фыркнула.

– Есть такие штуки – такси. Даже в маленьком Хармони, знаешь ли. Ты столько всего здесь не замечаешь.

– Я прожил здесь всю свою жизнь, – сказал я. – Я все видел.

– Глазами, да. Но здесь есть намного больше…

Она наклонилась порыться в заднем кармане джинсов и достала пачку налички.

– Мама искренне… щедро дала нам деньги на маленькую экскурсию. Вот. – Она вытащила три двадцатидолларовые купюры и засунула в карман моей толстовки. – Деньги на бензин, подарок миссис Холлоуэй. Чтобы ты мог возить ее дочь и показывать разные виды.

– Мне не нужны твои деньги, – я попытался отдать их ей, но она оттолкнула мою руку, поэтому я оставил их на сиденье между нами.

Я выехал на улицу перед кладбищем. Здесь не было парковки, только низкий кирпичный морг, закрытый уже не одно десятилетие, возвышался перед могилами.

Уиллоу открыла дверь до того, как я припарковал машину, и я побежал помочь ей вылезти с другой стороны. Когда я придержал ее рукой, она посмотрела на меня.

– Ты и правда… такой красивый, – она пьяно растягивала слова, и ее тон изменился с глупого на серьезный. Мысли становились глубже. – Красивый, – повторила она – но не в женственном смысле. Нет. По-мужски. Красив, как мужчина может быть красив. Это?.. – она провела пальцами по щетине на моей челюсти, а потом по бровям. – И здесь… – ее пальцы нежно пробежали по моим скулам, не задевая все еще заживающий порез.

Я закрыл глаза при ее прикосновении. По мне пробежал разряд, словно я сам выпил скотч.

«Не делай этого со мной».

– И здесь, – прошептала Уиллоу, кончиком пальца проводя по моим губам, – И твои глаза, Айзек.

Я открыл глаза и увидел ее, стоящую так близко, такую красивую…

– Знаешь, о чем я подумала, впервые увидев тебя? Что твои глаза похожи на штормовое зимнее море рядом с Нантакетом. Холодные и мучимые ветром, но глубокие. Но они больше не холодные…

Уиллоу откинула голову назад, словно собираясь поцеловать меня. И если бы она не была пьяна, это было бы лучшее мгновение моей жизни.

Я отвернулся, удерживая ее за плечи.

– Нет, Уиллоу. Мы не можем.

– Мы не можем, – повторила она. Лицо потемнело. – Нет слов правдивее, да? Я хочу пиво.

– Только одну бутылку.

– Ты не станешь говорить мне, что делать, – огрызнулась она. – Не забыл?

Я наклонился, чтобы достать два «Хайникена» из пакета.

– Нет, но ты можешь отравиться алкоголем. А я не дам этому произойти.

Она надулась, но больше не протестовала.

Я указал на маленькое кирпичное здание.

– Давай зайдем за морг, пока нас кто-нибудь не увидел.

Мы направились по узкой гравийной тропинке вокруг морга, где горел всего один желтый огонек. Скорее всего, для того, чтобы отгонять нарушителей. В бесконечной какофонии в кронах деревьев, окружавших кладбище, стрекотали цикады. Деревья были здесь единственной границей. Никаких ворот и заборов, никакого официального входа или выхода. Просто неровная полоска земли. Согласно небольшой табличке на стене морга, некоторые могилы были 1830-го.

– Идеально, – сказала Уиллоу, когда я открыл две бутылки пива ключом и передал одну ей. Она сделала длинный глоток, словно пиво было необходимым ей снадобьем.

– Пей медленно, – сказал я. – Ты не хочешь…

Тогда она схватилась за меня, в одной руке сжимая пиво, расплескивая его, а другой хватаясь за мою толстовку. Она дернула меня к себе. Губы врезались в мою щеку в поисках моего рта. От нее пахло дорогим виски и дешевым пивом.

– Вот как я могу, – прошептала она между лихорадочными поцелуями, которые как возбуждали меня, так и отталкивали. Я хотел ее больше всего на свете, но не так.

– Уиллоу…

– Так это делается, да? Ты можешь просто взять меня, Айзек, пьяную и безумную. Так все будет нормально.

– Нет…

– Как и раньше, – сказала она, кусая кожу на моей шее, а затем обмякнув на моем плече. – Вот как я могу это сделать. Наверное, это единственный для меня способ.

Тень догадки пробежала по моему позвоночнику, как будто по нему провели холодным осколком.

– Что ты хочешь сказать? Сделать что?

– Ты знаешь что, – ответила она. – Мне нужно это произнести?

– Да, нужно, Уиллоу. Что ты хочешь сказать?

– Что я хочу сказать? – гадала она. – Я говорю уже, разве нет? Я рассказываю историю. Почему? Потому что ты мне нравишься, Айзек. Так сильно, и это так чертовски печально, не так ли? Я хочу быть нормальной девушкой, которой нравится парень, а такого больше никогда-никогда не будет. Не для меня.

– Почему нет? – спросил я. Губы прошептали слова, в то время как мышцы напряглись, готовясь к ответу.

– Потому что однажды… – голова Уиллоу упала на мое плечо, глаза потяжелели от алкоголя и теней. – Я устроила вечеринку. Были танцы. Мы танцевали сексуально, и я чувствовала себя сексуальной. И взрослой. А он хотел меня. Он был старше. Горячий и популярный, и он уделял мне внимание. Его звали Ксавьер.

Пальцем она поддела рукав и оттянула его, чтобы показать рой маленьких черных крестиков, покрывающих каждый сантиметр ее бледной кожи.

– «X» отмечает место, – сказала она. – Они сейчас на моей руке, но я могу нарисовать их повсюду, – ее голос задрожал. – Он везде меня касался.

Она опустила рукав и обмякла, опершись на стену, в то время как все мое естество уставилось на нее, дрожа от ужасающего ожидания. От того, что ей еще предстояло мне рассказать.

Уиллоу глотнула пива, а затем посмотрела на бутылку.

– Я пила пиво той ночью. Из стаканчика. Я немного выпила, но и не надо было. Ксавьер что-то добавил туда…

– Боже…

– Не знаю, что он использовал. Все померкло. Воспоминания разорвались и разбились вдребезги. Теперь я помню ту ночь лишь обрывками, – она взглянула на меня, и ее глаза наполнили осколки боли, которую она помнила лишь наполовину. – Я помню, как все пошли домой, а он остался помочь мне убраться. Он был так мил. Заботлив. «Давай принесу тебе что-нибудь выпить», – сказал он.

Она зажмурилась.

– Потом помню, что мы оказались наверху. В спальне.

Я задержал дыхание. Сердце беспрестанно колотилось в груди.

– Говорят, нужно рассказывать правду, – сказала она, открывая глаза. – Но что, если ты знаешь, что произошло, но не помнишь, как? Я помню, как танцевала. На мне была короткая юбка. Я пила. И пошла с ним наверх, не сопротивляясь.

– Боже мой. Уиллоу…

– Я не говорила «да», – сказала она, и ее наполненные слезами глаза отчаянно удерживали мой взгляд. – Но и не помню, чтобы говорила «нет». Не вслух. У меня не было голоса. Но внутри… – она покачала головой. – Внутри я кричала это слово.

Слова повисли в воздухе, ужасные, непоколебимые. Я тяжело сглотнул острый комок боли, ярости и беспомощности. Я пытался найти слова. Сказать или сделать что-то, чтобы все это стало неправдой. Я хотел разбудить ее, вытащить из этого кошмара. Схватить и увезти далеко отсюда. Усадить в пикап и поехать. Переключить передачу и поехать, превышая скорость, забрать нас из этого мира в какое-нибудь волшебное чертово место под названием «Этого Никогда Не Происходило».

«Если бы этого никогда не происходило…»

Беспомощность, словно петля, висела вокруг моей чертовой шеи. Я гадал, как Уиллоу выносила это. День за днем. Весь день. Всю ночь. Как она вообще еще тут стояла? Пьяная и измученная болью, да, но стояла здесь.

Она пожала плечами и вытерла глаза рукавом.

– Вот и все, да? Я не сказала «да», но и не помню, чтобы сказала «нет». Не вслух…

– Что потом произошло? – спросил я сквозь сжатые зубы.

«Скажи мне, что эта сволочь сейчас в тюрьме. И из него выбивают дерьмо каждый день».

Уиллоу снова пожала плечами – ужасный жест беспомощности.

– Наступило следующее утро. У меня так болела голова, что казалось, будто мозг пытался вырваться из черепа. Я сожгла порванное белье. Оттерла кровь с простыней. Я сорок пять минут принимала обжигающий душ. Я постаралась стереть все свидетельства, словно ничего никогда не происходило.

– Ты никому не рассказала, – сказал я.

– Рассказать кому-то… – она покачала головой. Невозможно. Рассказать полиции, что Ксавьер Уилкинсон, сын мультимиллиардера и главного исполнительного директора компании напоил меня чем-то и… и… изнасиловал меня? – Придушенный всхлип парализовал ее на секунду при этом слове, но она проглотила его. – Папа потерял бы работу. Они бы натравили на нас армию адвокатов. Мы бы разорились. Не говоря о том, что нужно было рассказать, что на мне было надето и что я делала. Сколько пила и кто видел, как я с ним танцевала, толкаясь и трясясь телом перед всеми, словно хотела этого.