– Мам, что? – я тяжело сглотнула. – О чем вы узнали?

Папа внесся обратно в гостиную с двумя полицейскими. Один был высоким, другой низким, и оба пугали размером и формой. У того, что повыше, на значке было написано «Мерфи», у второго «Андервуд». На бедре у них с одной стороны висели пистолеты, а с другой – дубинки. Их взгляды скользнули по мне вверх и вниз, отмечая мои короткие шорты, кофту без бюстгальтера. Эти двое мужчин прижали меня к дивану своей нависающей массой и пристальными взглядами.

Папа скрестил руки на груди и сказал:

– Миссис Чэмберс, соседка, видела, как молодой человек покинул наш дом через заднюю дверь. Она вызвала полицию, решив, что к нам вломились.

Я собралась с духом.

– Зачем она следила за нашим домом посреди ночи?

– Она услышала ссору твоих родителей, юная леди, – сказал Мерфи. – Хочешь рассказать нам, что произошло здесь сегодня ночью?

– И лучше рассказать правду.

– Ничего не произошло, – ответила я. – Мы спали. Вот и вся правда. Почему в это так трудно поверить, папа?

– Потому что он…

– Потому что он бедный? – воскликнула я, и слезы потекли по моим щекам. – Потому что его отец – пьяница? Что, если бы он был богат? Что, если бы ходил в частную школу? Если бы его отец был генеральным директором компании стоимостью в миллиард долларов? Ты бы тогда мне поверил?

Мама уставилась на меня, побледнев.

Выражение лица отца изменилось, в глазах появилось смятение.

– Мы сейчас не обсуждаем эти смехотворные гипотетические ситуации, – сказал он. – Мы говорим о том, что произошло сегодня ночью.

– Ничего не произошло сегодня ночью, – сказала я.

«Это произошло прошлым летом».

«Позвони в полицию», – говорила Энджи.

Теперь здесь были полицейские. Стояли в моей гостиной, огромные и представительные, отстраненные, со скучающим видом, разбирающиеся с семейной драмой в четыре утра. Я не ощущала от них ни злобы, ни сострадания. Никакой связи. Никакого чувства безопасности. Они заполнили комнату мужским безразличием к проблемам семнадцатилетней девушки. Как они отреагируют, если я скажу родителям правду о Ксавьере?

И я сразу же могла представить это с их точки зрения. Испуганная девушка, пойманная с бойфрендом в доме, говорит всем, что настоящее преступление произошло примерно год назад, с другим парнем, в другом городе, в другом доме. И доказательств нет. Это покажется худшим жалким способом отвлечь внимание.

Правда не навредит Ксавьеру. Они лишь разрушит все вокруг меня. Я стану предметом постоянных допросов с пристрастием, попыток доказать то, что доказать нельзя. Я буду отвечать «Я не помню» на вопрос за вопросом.

Я взглянула на отца.

– Ничего не произошло, – прошептала я. – Я все продолжаю твердить это, а ты не слышишь. Я произношу правду, и ты не слышишь.

Отец вздохнул и повернулся к офицерам.

– Вы не можете просто арестовать его или привести на допрос? Он обесчестил ее в моей…

– Прекрати это говорить, – закричала я с дивана. – Он не сделал мне больно. Никогда не делал.

Андервуд поднял руку ладонью ко мне.

– Вам нужно успокоиться.

– Технически это не изнасилование, сэр, – сказал Мерфи.

– Но ему девятнадцать. Ей только семнадцать.

Я смотрела, как эти люди, стоя надо мной, обсуждали меня, словно меня там не было. Я была там. И все же нет. Я находилась между сном и явью. Сходила с ума, потому что все было предельно понятно.

– По закону в Индиане допустимый возраст согласия – шестнадцать, – сказал Мерфи. – Но, если хотите, чтобы он ответил на пару вопросов, мы можем это устроить. Все еще ведется расследование о том, что произошло на заправке, и его фамилия не впервые оказывается в центре внимания.

Я не могла ни говорить, ни дышать, пока разворачивался другой сценарий. Айзека могут арестовать для допроса. Приведут в участок в наручниках. Сексуальное насилие добавится к списку преступлений, которые он никогда не совершал. Финальный акт в трагической истории его жизни. Истории, которой он никогда не желал.

– Нет, – сказала я, поднимаясь на ноги. Или попыталась. Колени подогнулись, и я села на ковер у папиных ног. – Ты не можешь так поступить. Пожалуйста, послушай меня. Я не… я больше с ним не увижусь. Обещаю. Он уезжает из города. Агенты по поиску талантов приедут посмотреть на его игру в «Гамлете». Он уезжает из Хармони. Пожалуйста, папа. Ему нужен этот спектакль. Не забирай его. Я обещаю, что больше с ним не увижусь.

Полицейские обменялись взглядами.

– Сэр?

– Папа, умоляю тебя.

Наступила тишина. Желваки отца ходили ходуном, пока он раздумывал.

– Спасибо вам, офицеры, – наконец сказал он, пристально глядя на меня. – Думаю, мы взяли все под контроль. Однако я оставляю за собой право передумать и отправить его в участок. Если я узнаю, что все еще хуже, чем утверждает моя дочь. Реджина?

Мама вырвалась из задумчивого состояния и поднялась, затянув шелковый пояс халата. Словно хозяйка худшей в мире вечеринки, она повела полицейских в прихожую.

– Спасибо большое, что приехали.

Я сидела на полу у ног отца. Волосы упали на плечи неаккуратными прядями, слезы высыхали на щеках.

– Он уезжает из города?

– Да, – прошептала я.

– Хотя его отец в больнице?

– Потому что его отец в больнице, – ответила я, глядя на ковер. – Айзеку нужны деньги, чтобы помочь отцу. А теперь еще больше, чем раньше.

– Он будет зарабатывать на жизнь актерством? – папа выплюнул слово, словно мусор. – Он и десять миллионов других? Все так просто?

– Ты мог бы помочь ему, – сказала я, поднимая голову.

– Зачем я стану это делать?

– Ради меня.

– После того, как вы вдвоем проявляли неуважение ко мне и моему авторитету бог знает сколько времени? Назови хоть одну причину.

Я назвала самую худшую причину. То, что, я надеялась, смягчит сердце отца и спасет Айзека и меня. Вместо этого я разрушила нас тремя словами.

– Я люблю его.

Мама только вернулась из прихожей. Она замерла, услышав мои слова, а затем схватилась за спинку стула. Она закрыла глаза и, щелкнув зубами, и рот.

Когда до отца дошел смысл моих слов, краска отлила от его лица. Дело было больше не в сексе. Не простом романе с местным плохим парнем. Безрассудной связи, которая закончится через несколько месяцев. Это была любовь. Это было будущее. Айзек останется в моей жизни, и отцу придется мириться с тем, кого считает недостойным имени Холлоуэй.

– Нет, не любишь, – сказал он, четко проговаривая слова. – Последние девять месяцев я смотрел, как ты ломаешь свою жизнь. Ты упустила все шансы поступить в достойный колледж, будучи на пути к Лиге плюща. Я не стану стоять и смотреть, как ты портишь остаток своего будущего с этим отребьем.

– Папа, перестань, – заплакала я. Сердце разбивалось в моей груди.

– Этот бред закончится сегодня ночью. Ты больше не станешь с ним видеться. Никогда, – он резко выдохнул, пробежав рукой по редеющим волосам, довольный собой. – Ранее я был опечален, Реджина, но теперь я рад, что мы переезжаем. Учитывая обстоятельства, думаю, именно это нам и нужно.

– Переезжаем? – спросила я.

– Да. Мистер Уилкинсон хочет, чтобы я занялся нашими канадскими операциями. Мы переезжаем в Эдмонтон в начале июня.

Я всхлипнула. Потом у меня вырвался смешок.

– Канада? – я снова засмеялась. – Нет.

– Да.

Смех превратился в новые всхлипы.

– Нет. Мы снова не переедем. Я не могу…

– Ты можешь и переедешь.

– Нет, – ответила я, поднимаясь на трясущихся ногах. – Я останусь здесь. Я могу жить с Энджи, пока мне не исполнится восемнадцать. Я никуда не поеду.

– Поедешь. И больше не увидишь этого Айзека.

– Ты не можешь так поступить. Не можешь остановить меня. Когда мне исполнится восемнадцать…

Папа схватил меня за плечи.

– Я твой отец, черт возьми, и последнее слово за мной. Ты с ним покончила. Если я услышу, что ты напишешь ему хоть сообщение, я устрою его арест за интимные отношения с несовершеннолетней, и весь мир об этом узнает. У Голливуда сейчас нулевая толерантность к сексуальным хищникам. Какой бы шанс начать карьеру у него ни был, по твоему мнению, он будет уничтожен. Я использую все доступные мне ресурсы, каждый контакт с прессой, каждую веревочку, за которую могу потянуть…

«…волью яд в их уши…»

– Когда я закончу, он не сможет получить работу даже в Макдоналдсе Лос-Анджелеса, не говоря уже о фильме.

– Почему? – воскликнула я хриплым шепотом. – Зачем тебе такое делать с ним? Со мной?

К моему изумлению, глаза отца наполнились слезами, и его хватка ослабла.

– Потому что я люблю тебя, – сказал он.

Я покачала головой.

– Ты не…

– Уиллоу, послушай меня. Я знаю такой тип людей. Я и раньше их видел. Я спасу тебя от целой жизни боли. Алкоголизм передается по наследству. Это лишь вопрос времени, когда неудача утащит Айзека на дно и он потащит тебя за собой. – Он всхлипнул, и голос зазвучал тверже. – И будь я проклят, если просто позволю этому произойти. Это для твоего же блага. У меня есть опыт. Я вижу общую картину. Ты – нет, потому что тебе семнадцать и ты думаешь, что влюблена.

Он отпустил мои плечи, отбросив меня, и все, что я чувствовала и хотела, так же легко, как если бы задул свечу.

– Что насчет пьесы? – выдавила я. – Мне было нужно… всего одно представление.

Он покачал головой.

– Нет, пока он там.

– Всего один спектакль? – попросила я. – Пожалуйста? Потом он… он уедет, и это… будет конец. А мы переедем, – я всхлипнула, икнув. – Папа, я обещаю, я… исправлюсь.

Наконец, заговорила мама, голосом тонким, как ниточка.

– Дэн, пусть выступит. Она так усердно работала. Месяцами.

Желваки отца снова задвигались. Гнев вытекал из него, напряжение ночи сменялось усталостью. И, возможно, жалостью.

– Премьера, – сказал отец. – Выступишь на премьере, и все, Следующие два дня ходишь только в школу, а потом домой. Больше никуда не ходишь.