Эмма Скотт - Среди тысячи слов

Звук был подобен выстрелу, разнесшемуся по толпе, он вызвал ахи и приглушенные восклицания.

Голова Ксавьера откинулась назад от силы удара, и на его щеке немедленно проявился красный след руки.

– Чертова сука, – зашипел он, вызвав новые ахи. – Все кончено. С твоим драгоценным театром. Кончено. Я…

– Да, все кончено, – сказала Уиллоу, невероятно спокойным голосом. – Наконец-то. Все кончено.

Она повернулась к нему спиной и подошла ко мне. Взяла за руку и отвела к родителям и друзьям. Марти и Брэнда тоже уже были у стола. И все смотрели на нас.

– Айзек, это мои родители, Дэн и Реджина. Мама и папа, это Айзек Пирс. Три года назад он помог спасти мою жизнь. Я напилась и рассказала ему одну историю. Потом я рассказала эту же историю Энджи и Бонни. Теперь расскажу и вам. Айзек ни разу не сделал мне больно. Никогда. Вы застали его спящим в моей кровати и угрожали его арестовать. Вы хотели арестовать не того парня. Это Ксавьер. Летом перед последним классом я устроила вечеринку, когда вы были в отъезде. И на той вечеринке Ксавьер Уилкинсон изнасиловал меня.

Я смотрел, как правда срывается с ее губ. Она хранила в себе эти ядовитые слова три года, опасаясь того, как они повлияют на любимых ею людей. Лицо мамы Уиллоу побледнело. Реджина крепко зажмурилась, а затем издала тихий, полный агонии крик, бросившись к Уиллоу. Она обняла дочку.

– Ох, малышка. Ох, моя малышка. Моя милая девочка, мне так жаль…

Реджина обнимала Уиллоу, гладила по волосам, а потом отпустила, плача, и прижала руку к губам. Она все продолжала качать головой. Энджи и Бонни встали с двух сторон от Уиллоу, в то время как Ксавьер, стоящий рядом со своими родителями, подошел к нам вместе с полицией.

– Вот этот, – сказал он, показывая на меня. – Арестуйте его.

– Вы это сделали? – спросил один из полицейских, показывая на следы от пальцев на горле Ксавьера.

– Он, – ответил Ксавьер. Он повернулся к другому парню, который, как я понял, тоже находился в туалетной комнате. – Вы видели, да?

Мужчина кивнул.

– Он прижал его к полу.

Полицейский посмотрел на мое побитое и окровавленное лицо, распухшие костяшки и кивнул другому офицеру. Они развернули меня и завели руки за спину.

Со всех сторон послышались беспорядочные крики.

– Что вы делаете? – воскликнула Энджи. – Айзек защищал Уиллоу. Не он…

Марти поднял руки, призывая к спокойствию.

– Подождите секунду, господа…

Поверх шума раздался голос Росса Уилкинсона.

– Дэниел, что, ради бога, здесь происходит?

Дэн Холлоуэй не ответил, но медленно развернулся и посмотрел на Ксавьера.

На лице Ксавьера, словно солнечный ожог, виднелся след от пощечины Уиллоу. След на его коже в форме ее ладони, ярко-красный, видный всем.

Во вспышке движения Дэн вышел из оцепенения и повалил Ксавьера на землю, опрокинув два стула и пошатнув стол. Ваза опрокинулась.

Один из полицейских кинулся в драку, оторвав отца Уиллоу от Ксавьера. Росс встал на защиту сына. Миссис Уилкинсон кричала, чтобы кто-то «спас ее мальчика». Реджина плакала. Бонни и Энджи смотрели на все это, встав, словно защитная баррикада перед Уиллоу. Новоприбывшие полицейские растащили дерущихся, выкрикивая приказы разойтись и угрожая забрать всех в полицейский участок. Все это было похоже на сцену из фильма. Кроме Уиллоу, стоящей в самом центре бури. Наконец, ее взгляд отыскал мой, когда коп схватил меня за руку и вывел из здания.

– Все хорошо, – сказала она, проталкиваясь через друзей ко мне. – Все будет хорошо.

И я ей поверил.

* * *

В полицейском участке меня отвели к стойке регистрации. Я просидел там минут десять, все еще в наручниках, наблюдая за суматохой этого места, которая меня не касалась. Но потом приехали Уилкинсоны. Росс проклинал меня, а его жена прижималась к сыну.

Ксавьер был бледен под красным отпечатком ладони Уиллоу на щеке. Он из ярко-красного стал розовым, но все еще был виден.

Мое воображение подсказывало, что след ее ладони похож на «У».

Больше никаких нахальных улыбочек, пламенных угроз и указующих пальцев. Он тихо замер, в то время как его отец кричал на всех, кто готов был слушать, рассказывая, что этот никчемный город заплатит за такую наглость.

Уиллоу и Реджина приехали в участок вместе с Энджи и ее мамой. Полицейская провела их по коридору в комнату для допроса. Уиллоу шла с высоко поднятой головой. Наши взгляды встретились, когда она проходила мимо, и легкая улыбка появилась на ее губах.

Я опустился на стул. Наручники все еще стягивали мои запястья. На Ксавьере не было наручников, но, когда его и его семью проводили мимо меня, он тоже встретился со мной взглядом. В его глазах я увидел только поражение. Он был похож на человека, которого ведут в газовую камеру.

Офицер на регистрации, наконец, сел за стол и порылся в бумагах.

– Шикарная получилась вечеринка, – заметил он. – Хотите рассказать, что произошло?

– Четыре года назад, – сказал я с ледяным спокойствием, – Ксавьер Уилкинсон изнасиловал мою любимую. Мне показалось, что он должен понять, что это неприемлемо.

Полицейский кивнул и потер глаза.

– Ага, она сейчас рассказывает свою историю. – Он убрал руки от лица и ухмыльнулся. – Четыре года назад?

– Если бы вы поймали убийцу спустя четыре года после преступления, вы бы отпустили его? – выплюнул я. – Отнеслись бы к нему снисходительно? Или вы были бы чертовски рады, что преступника поймали и он не сможет совершить новое преступление?

Полицейский сурово взглянул на меня. Я знал, что систему не изменить за одну ночь несколькими словами. И все же я был поражен, когда двадцать минут спустя полицейский снял с меня наручники и сказал, что я могу идти.

– Они не подают на меня заявление? – спросил я.

Коп еще раз взглянул на меня.

– А хочешь? Нет, твой партнер по боксу отказался делать заявление. Он отказывается говорить. Ты свободен.

Я пошел к выходу из участка, потирая запястья. Брэнда сидела, в то время как Марти ходил туда-сюда и беспрестанно ерошил волосы. Он остановился, увидев меня.

– Боже, Айзек, что произошло? Что происходит?

Прежде чем я успел ответить, пришла Энджи. Ее покрасневшие глаза опухли. Она тяжело оперлась на свою маму.

– Где Уиллоу? – спросил я.

– Она едет домой, – сказала Энджи. – Она смертельно вымотана и хочет побыть одна. Родители отвезут ее домой. Они вышли через черный вход.

Она подошла ко мне ближе.

– Она обо всем им рассказала. Не знаю, чем это поможет. Этот мерзавец и его родители пообещали пустить в ход все имеющееся у них оружие. Но она рассказала.

Я кивнул. Я хотел сказать, что рад, но битва еще не закончилась. Скорее всего, она только началась.

– Уиллоу попросила меня кое-что тебе передать, – заметила Энджи. – Я должна была сказать: «Второй акт, сцена вторая». – Она склонила голову набок. – Знаешь, что это значит?

Я кивнул, ощутив нахлынувшую на меня волну облегчения.

– Да, я точно знаю, что это означает.

«Это значит, у нас все еще есть шанс».

На пути из Брэкстона в мой коттедж мы все молчали. Мы с мамой сидели на заднем сиденье папиного «БМВ», взявшись за руки. Казалось, она не выпускала мою руку уже несколько часов. Она не разрывала физического контакта с того момента, как мы покинули отель «Ренессанс», чтобы последовать за Айзеком в участок.

«Айзек…»

Он появился в зале, и я не могла поверить, что вижу. За моим худшим кошмаром Ксавьером последовала величайшая надежда моего сердца. Лицо Айзека было окровавлено и все в синяках, но в моем хаотичном круговороте эмоций я представляла, что это боевые раны после всего произошедшего между нами.

И, подобно неожиданному повороту сюжета, пришла полиция, чтобы надеть наручники на Айзека, в то время как Ксавьер остался на свободе. И тогда меня накрыло спокойствие, подобно тому чувству, когда знаешь, что именно нужно сделать. Угрозы Ксавьера закрыть театр купили пять минут моего молчания, но взгляд на Айзека освободил меня. Если я хотела попробовать стать счастливой, мне нужно было избавиться от яда. Цена за хранение молчания была слишком высока, не только для меня, но и для любой девушки, на которую мог напасть Ксавьер.

Не отпуская руки мамы, я рассказала полиции историю своими словами. Никаких оваций в конце. Никаких долгих аплодисментов. Но я почувствовала себя лучше. Чище. Горы чернил выливались из моей кожи и исчезали. Тьма уходила, а мое пламя ярко горело.

Я представляла, как бабушка гордилась бы мной.

Усталость уже сковывала все мое тело к тому моменту, как папа подъехал к моему маленькому домику.

– Уверена, что хочешь побыть одна? – спросила моя мама, когда они проводили меня до двери. – Не знаю, хорошая ли это идея. Дэниел, что думаешь?

– Она сама может принимать решения, – сказал папа серьезным хрипловатым голосом. – Пусть делает, как хочет.

В тусклом свете лампы на крыльце оба они казались уставшими. Сегодняшний вечер был не упавшей бомбой, а скорее камешком в пруду. Круги от него будут медленно расходиться, распространяясь все дальше и дальше. Может, однажды Ксавьер и почувствует их влияние. А может, и нет. Прямо сейчас мои родители стояли в эпицентре разрушений.

– Пусть делает, как хочет, – повторил папа.

– Прости, – прошептала мама. Ее тушь расползлась под глазами. Темные, высохшие слезы оставили след на одной щеке. Волосы выбились из пучка.

– Боже, я ужасно выгляжу, – сказала она.

– Мне кажется, тебе так лучше.

Мама обняла меня и крепко прижала к себе.

– Думаю, я знала. Или подозревала.

Я закрыла глаза.

– Я так боялась сказать хоть что-то. Не из-за работы твоего папы. Этим я прикрывалась. Я боялась подвести тебя. Потому что так и было. Что я чувствую прямо сейчас? Так плохо мне еще не было. Я не защитила тебя, и мне жаль. Я подвела тебя, и мне жаль.