Ольга Корк - Срочно ищу маму!

Подхватив на руки малыша, перенесла его в кроватку, а увидев, как он начал кукситься, включила мобиль и начала с ним играть, не обращая внимания на недовольное пыхтение. Парень сначала расстроился, что на его царское величество не смотрят, а потом решил присоединиться ко мне. Вот так-то лучше. Под нехитрую мелодию мы с этим карапузом тянулись его ручками к мягким медвежатам и пытались стукнуть игрушки. Но мое коварство было запредельным, и я начала коленом подталкивать кровать. Маятник исправно работал, мобиль пел, я тихо шептала стишки-потешки, и как итог, через десять минут утомленный малыш уже мирно спал, раскинувшись звездой в своей постельке.

Оторваться от такой сладкой картины было почти невозможно. Да я бы и не смогла, если бы не две теплые ладони, скользнувшие мне на талию, и наглый холодный нос, уткнувшийся мне в изгиб шеи.

Прикрыв глаза, позволила себе на несколько секунд раствориться в этих объятиях и решительно захлопнула дверцу в сердце, за которой хранилась вся моя свежеобнаруженная любовь к одному проходимцу. Нет уж, он мне задолжал объяснения!

— Мне сейчас так сильно хочется тебя треснуть, — зашептала на грани слышимости, — вот прям нестерпимо. Так что, Антон Батькович, лучше руки убери подальше.

Вру, конечно, у меня на него рука не поднимется. Хотя нет, вот тапкой по ушам, как нагадившему коту, очень даже хотелось врезать. Но малыш тут ни при чем. Все дело в тех пяти днях полной тишины. Прибила бы прям!

Антон, ничего не сказав, сильнее прижал меня к себе, и мягко поцеловал чувствительную кожу шеи. У-у, коварный какой, знает, что это мое крайне слабое место. Хотела уже начать ругаться на этого искусителя, как он пробормотал:

— Прости меня.

И такая тоска была в голосе и обреченность, что у меня сердце сжалось. Захотелось обнять его и больше не отпускать, вот ни на денечек не отпускать от себя. Какая-то ехидна в голове напомнила о вероятной маме малыша. А умный и расчетливый маньяк ответил ей, что если балкон — большое палево, то он знает еще множество способов по избавлению от нежелательных персонажей. Прислушиваясь к внутреннему диалогу, я недоумевала — когда мне в голову подселили таких занятных персонажей, а главное, почему я до сих пор с ними не была знакома?!

— Ты хоть понимаешь, как я волновалась?

Жалость жалостью, но прощать соседа молча я не собиралась.

Но только в ответ я получила очередное, произнесенное на выдохе:

— Прости.

И поняла, что моя крепость оборону не удержит. Не могу я на него злиться, когда он говорит с таким отчаянием.

— Пошли поговорим, пока ребенок спит, — улыбнулась, вновь посмотрев на пацана, накрыла его тонкой пеленкой и решила спросить: — Чей он?

Наверное, трусостью было задавать этот вопрос, не глядя в лицо Антону, но я ведь не Железный Дровосек, мне тоже сложно. И ответ Тошика, заставивший меня вздрогнуть, показал, как правильно я поступила. Вряд ли моя гримаса его порадовала бы.

— Мой.

Твою-то мать!

Антон, почувствовав, как я напряглась, развернул меня к себе боком и, подхватив на руки, вынес из комнаты. Я же спрятала лицо у него на плече и старалась взять себя в руки. Плакать хотелось нестерпимо сильно.

Мы зачем-то сделали остановку в прихожей, а после направились на кухню. Почему именно так, мне было все равно. И на звук «бамс», с которым что-то упало на кухонный стол, я тоже внимания не обратила. Да, в общем-то, даже когда Антон сел на диван, удобно, а главное, привычно, устраивая меня на своих коленях, голову я не подняла. Нет уж, пусть говорит с моим затылком, а я в домике.

Антон же говорить по делу тоже не спешил, он зарылся носом в мои волосы и обнимал. Обнимал так, будто я была его якорем. Что же, черт возьми, произошло за эту неделю?! Но ответа у меня не было, а тот, кто владел информацией — молчал. Ну, точнее, не совсем молчал, но говорил не о том, хотя пусть говорит, мне приятно слушать.

— Кнопка, как же я соскучился, — бормотал этот охламон, поглаживая меня по спине. — Каждую ночь ругал себя, что снова не написал, не позвонил, но времени катастрофически не хватало. Аленка, вредина моя. Пипец, как мне тебя не хватало все эти дни. Чуть не свихнулся, когда новости узнал. И боялся. Как трус боялся рассказать все тебе!

— Да ты и сейчас ни фига не рассказываешь.

Не выдержала и посмотрела в лицо своему, между прочим, парню! А он с такой жадностью наблюдал за мной, будто мы не виделись не неделю, а целый год. Скучал, вижу, что скучал, верю. Сама с ума сходила без него, вот только в соседней комнате спит очаровательный малыш, которого явно рожал не Тошик!

— Так, Антонио, быстро взял себя в руки и объяснил мне все нормально. Откуда ребенок, чей он, где его мать и что со мной. У тебя есть минут двадцать, потом чудо в кроватке проснется и фиг ты спокойно поговоришь!

Антон кивал на каждый мой вопрос, и улыбался. Смотрел на меня своими счастливыми, хотя, точнее сказать, бесстыжими глазами, и нагло улыбался. Чем больше я ворчала — тем шире. Нет, вообще страх потерял, что ли, за эту неделю?!

— Анто-он, не знаю, где ты утром раздобыл эликсир бессмертия, но просто пойми, оно тебя не спасет!

— Люблю тебя.

Не поняла, что?! Что он там сказал? Моя челюсть упала на пол, глаза пытались, очень сильно пытались, стать размером с куриное яйцо, а я замерла сусликом и не могла выдавить ни звука. Ладно, нейтрализовать меня у Антона получилось на сто баллов. И пользуясь моим, в крайней степени ошеломленным, состоянием, наглец меня еще и поцеловал. Мягко, очень нежно, с таким трепетом, что я таки не выдержала и упустила одну слезинку. Она тихо скользнула по щеке и была поймана мужскими губами. Теми самыми, что сводили меня с ума с первой встречи.

Пользуясь моим состоянием, Антон заговорил. И чем больше он рассказывал, тем выше поднимались мои брови.

Монолог был длинным, рассказ очень подробным, а за сухими словами легко угадывались и боль, и разочарование, и неуверенность в том, что он, Антон, сможет справиться, и злость на эту Нику (вот это чувство я полностью разделяла), и страх. Боялся Антон, как ни странно, моей реакции. Я уже давно слезла с его колен и сейчас, слушая о забегах с сестрой по магазинам детских товаров, внимательно читала документы из дома малютки.

Тимофей Антонович Гаан — было указано на временной справке, выданной вместо свидетельства о рождении. Его должны были сделать чуть позже. Точнее, оно готово будет чуть позже. Да и вообще, судя по состоянию документов и рассказу Антона, Тимоша еще нескоро должен был оказаться дома. Спасибо знакомой его матери, что смогла решить вопрос обходными путями. У ребенка нет ни страхового полиса, ни свидетельства, ни толковых документов об усыновлении, они все на доработке. Пока все, что у Антона есть, это справка, какой-то странный документ о временной опеке и справка-запрос на ДНК-тест. В общем, Тимохе лучше ближайшие пару недель не болеть, так как пока к врачам рекомендовано не обращаться.

Антон замолчал, давая мне дочитать бумаги. Он сидел рядом, положив подбородок на мое плечо, и ждал. Правда, с таким видом, будто ждет своей казни.

Дочитав последнюю бумажку, точнее, это была справка о состоянии здоровья малыша на момент передачи его опекуну, я медленно повернулась к Антону.

— Бракованный ж ты контрацептив!

Пришла, забрала сына, в считанные минуты успокоила и очаровала пацана… Как у нее это получилось?!

Я стоял в дверях теперь уже детской комнаты, и наблюдал, как Кнопка одной ногой качает кроватку, при этом напевает колыбельную, сплетая свой тихий голос со спокойной мелодией, звучащей из мобиля, и еще успевает играть с игрушками на пружинках, акцентируя на них внимание мелкого. Если бы я точно не знал, что у Аленки нет своих детей, сейчас заподозрил бы в ней многодетную, а главное, многоопытную мамку.

А так — ну подумаешь, просто ко мне в гости заглянула девушка-Ганешик (прим.: Ганеши — в индуизме бог мудрости и благополучия. Один из наиболее известных и почитаемых богов индуистского пантеона. Изображен как полный человек с головой слона и одним бивнем, количество рук от 2 до 32. Чаще всего изображают 4–6).

До этого только одна женщина в моей жизни производила впечатление, будто она может все, но при этом у нее слишком много верхних конечностей — моя мама. А оказывается, Алена тоже такая же.

Подошел, обнял и понял, что оторваться я от нее уже не смогу. И отпустить не смогу. И тем более не смогу позволить ей уйти из моей жизни. Но как, черт подери, я это сделаю, не имею понятия!

Извинения, которые я шептал, стоя за спиной Кнопки — слишком малая плата за неделю моего молчания. И я прекрасно понимаю, что вел себя по отношению к ней как последняя сволочь. Особенно остро я это осознал буквально сегодня утром, когда залез в холодильник за продуктами на завтрак, и увидел еду, которую Кнопка приносила мне, пока я разгребал миллион дел, свалившихся так неожиданно, и ее записку. А рядом с ней лежала еще одна, написанная почерком сестры. Всего две строчки, но я готов был подписаться под каждым словом!

«Упустишь эту девушку и будешь самым большим идиотом! Несчастным, между прочим!!!»

И я был полностью согласен с этим. Но, увы, решение о продолжении наших отношений Кнопка должна принять сама.

Но понимание ситуации не помешало мне, подхватив на руки мою малявку, унести ее на кухню, чтобы, удобно устроившись на диване, поговорить. Вот только слова не шли, молчал я, молчала и Алена. А когда, собравшись с силами, заговорил — начал совсем не с того, с чего было нужно. Аленка вспыхнула мгновенно. Начала ворчать на меня, шипеть, ругаться, а я балдел. Смотрел на нее и кайфовал. От молний, сверкавших в ее глазах, от живых эмоций, от легкого румянца на ее щеках…