Эмма Скотт - Стань моим завтра

Я обняла подушку еще крепче, вдыхая аромат Бекетта, как будто пытаясь наполнить себя его уверенностью. Запастись ей впрок для поездки в Филадельфию.

Кофе успел остыть. Я включила кофеварку, чтобы его подогреть, после чего пошла принимать душ и одеваться.

«Как ты себя чувствуешь?» – спросила я сама у себя.

Школьный психолог постоянно меня об этом спрашивал, а я постоянно врала ему и говорила, что все нормально.

– Я чувствую себя нормально, – сказала я зеленой плитке в ванной.

Сейчас это было правдой. И, нужно признаться, довольно приятной правдой. В сравнении с неконтролируемой тревогой обычное «нормально» означало… почти то же самое, что и «хорошо».

– У меня все хорошо, – прошептала я, а потом оделась, собрала вещи и побродила по квартире, пока не пришло время ехать на Манхэттен.

«Мои дела идут хорошо», – думала я в вагоне метро по дороге к Пенсильванскому вокзалу. «Все нормально», – повторяла я, поднимаясь на второй этаж и закатывая чемодан в зал ожидания. Я приехала слишком рано, поэтому купила в киоске пару журналов и зашла в Старбакс за стаканчиком латте. Потом нашла свободную скамейку и, положив ноги на чемодан, приготовилась ждать.

Все совершенно нормально.

У меня зазвонил телефон. Это был Бекетт.

– Привет, – сказала я.

– Привет, Зэл. – Из динамика телефона до меня донесся городской шум. – Я только что доставил заказ и теперь стою в квартале от Пенсильванского вокзала. Ты уже там?

– Только добралась.

– Где ты?

– В зале ожидания. Сижу на скамейке напротив Старбакса.

– Никуда не уходи. Буду через десять минут.

– Что-то случилось?

– Нет, просто хотел с тобой поговорить.

Он завершил звонок.

Я уронила телефон на колени, размышляя, что это могло означать. На мгновение по моему сердцу пронеслась падающая звезда надежды. Вдруг ему как-то удалось – может быть, с помощью Роя – получить разрешение на выезд без тридцатидневного ожидания? Но даже если нет, мне очень хотелось увидеть Бекетта еще раз, прежде чем уехать в Филадельфию. Я нуждалась в нем. Нуждалась в ощущении безопасности, которое он мне внушал. Даже если он всего лишь еще раз меня обнимет.

Бекетт сошел с эскалатора, осмотрел помещение в поисках зелено-белой вывески Старбакса и направился в мою сторону. В руке он нес шлем, держа его за ремешок. Его волосы вспотели и выпрямились. Щеки под щетиной порозовели от холода.

Какой же он красивый.

– Привет, – сказал он, подходя ко мне.

– И тебе привет. Ты уже почти не хромаешь, – проговорила я, потому что не могло идти и речи о том, чтобы сказать ему, какой он красивый.

– Это правда, – отозвался он. – Ты хорошо очистила рану.

– Меня сложно таким напугать. Я читаю много комиксов в жанре «ужасы».

– У меня не очень много времени, – сказал он. – У тебя скоро поезд, а мне нужно доставить следующий заказ.

Он бросил на меня быстрый взгляд, а потом провел пальцем по завитку на древесине скамейки.

– В общем, сложно подобрать хорошую предысторию, когда хочешь рассказать о том, как сидел в тюрьме. Поэтому я сразу перейду к сути.

– Давай.

Он прислонился к спинке скамейки.

– Тюрьма – это отстой, как ты себе и представляешь, – начал он, глядя куда-то вперед. – А может, не представляешь. Хуже всего не то, что в первую очередь приходит в голову. Это не маленькие камеры, не отсутствие личного пространства, не унижение достоинства и даже не опасные типы, рядом с которыми ты находишься. Не пойми меня неправильно, все это тоже очень хреново. Но настоящее наказание – это то, что тюрьма меняет внутри тебя.

Его голос звучал хрипло, как будто эти слова проржавели и царапали ему горло.

– В тюрьме очень скучно. Ты один за другим проживаешь монотонные, отупляющие отрезки времени. Их последовательность иногда прерывается вспышками насилия. Если не высовываться и надеяться на удачу, то, может, отделаешься одной только скукой. Я много читал. Столько, сколько мог. Чтение оказалось самым близким подобием побега, которое мне удалось найти. В жизни не остается радости. Не остается счастья. – Он усмехнулся. – Что логично. Это же тюрьма, а не курорт.

Я мягко улыбнулась.

– Продолжай.

– У тебя остается много времени на то, чтобы сидеть и размышлять о своих жизненных решениях, – с печальной улыбкой проговорил он. – Большинство ребят с головой уходят в воспоминания. Некоторые – например, мой первый сосед по камере – ни на секунду не затыкаются. Он рассказывал истории целыми днями. А я хранил свои в голове, снова и снова пересматривая их в воображении, как домашние видео. И когда мне попадалось хорошее воспоминание – какой-то приятный момент, – я изо всех сил старался в него вернуться. Не просто вспомнить, а заново его пережить. Восстановить все запахи и ощущения. И снова почувствовать себя так же, как тогда. Когда я находил счастливое воспоминание – например, как дедушка возил меня на Кони-Айленд, когда мне было двенадцать, – я вцеплялся в него, зарывался поглубже и переживал снова и снова.

– И это помогало? – спросила я.

– Только так я и выжил.

Он перевел на меня взгляд, полный сожалений.

– Зэл, когда ты вернешься в свой дом в Филадельфии и почувствуешь, что тебя одолевают плохие мысли, ухватись за счастливое воспоминание. Ухватись за него и, держась покрепче, переживи заново. Это может сработать.

Он покачал головой, разжал сложенные на груди руки и поднял их ладонями вверх.

– Я знаю, это немного, но больше у меня ничего нет.

По громкоговорителю объявили о прибытии моего поезда.

– Пора идти, – сказала я.

– Я тебя провожу, – предложил он.

Мы молча прошли по платформе, у которой уже стоял поезд. Бекетт, прищурившись, наблюдал, как подходят и уходят пассажиры, как они поднимаются в вагоны или выходят на перрон.

– Напиши мне сообщение, когда приедешь, – попросил он.

– Хорошо.

Бекетт потер щетину на щеке. Он уже собирался уходить, но вдруг замер, и его взгляд метнулся от конца поезда к середине.

– Зельда…

– Даже не думай об этом, – отрезала я. – Если ты попадешься при нарушении условий досрочного освобождения, тебя снова посадят, так ведь?

Он сжал челюсти.

– Разве нет? – спросила я еще раз.

Он отвел взгляд.

– Наверное. Но всего на пару месяцев.

– Пара месяцев – это слишком долго. И я никогда себя за это не прощу.

Я легонько толкнула его плечо кулаком.

– Все будет хорошо. Останься в Нью-Йорке. Ради меня. Ладно?

Он тяжело вздохнул и сгорбился.

– Ладно, – наконец произнес он.

– Пообещай мне.

– Обещаю. Но только потому, что меня вынуждает закон штата Нью-Йорк.

Я негромко рассмеялась и еще раз дотронулась до его плеча.

– А теперь замри, чтобы я могла запастись тобой.

Бекетт не засмеялся и не пошевелился. Он застыл на месте. Я всего лишь провела пальцами по его руке, но на самом деле смогла собрать целую коллекцию. Его шутки, его улыбка, синие глаза и золото волос. То, что он был готов нарушить условия своего досрочного освобождения ради меня. Это было страшно глупо, но мне хотелось умереть от мысли, что ради меня он способен пойти на такой риск. Нужно было только его попросить.

Ни за что, я никогда не поставлю под угрозу его свободу. Этой героине придется спасать себя самой.

– Я буду скучать по тебе, Зэл, – сказал он.

Я обняла его за шею. Его руки переплелись на моей спине, и мы крепко прижались друг к другу. Я закрыла глаза, растворяясь в нем, вдыхая его и держась за него так долго, как только могла себе позволить.

– Я вернусь через пару дней, – произнесла я, заставляя себя отстраниться. – Повеселись с Дарлин и не мучай Кайла слишком сильно. Он ей очень нравится. Но если окажется, что он козел, можешь выбить ему зуб.

Бекетт тихонько рассмеялся.

– Позвони мне, когда доберешься. Звони в любое время. Если почувствуешь, что тебе становится тяжело. В этом случае звони обязательно. Хорошо?

Я быстро кивнула.

– Позвоню.

– Пообещай мне, – попросил он.

– Обещаю, – сказала я. – Но только потому, что ты такой чертовски красивый.

Он приподнял брови и негромко рассмеялся.

– Что, серьезно?

– Да, Коуплэнд, ты у нас весьма симпатичный. Тебе никто этого раньше не говорил?

Улыбка сошла с его губ, а в следующее мгновенье я утонула в сапфировой глубине его глаз.

– Никто, кто имел бы для меня значение.

Мое сердце колотилось как бешеное, пока длился этот полный электричества момент. Но когда кондуктор объявил, что посадка заканчивается, оно раскололось на части.

– Мне пора идти, – проговорила я. – Скоро поговорим еще.

– Да, Зэл. Надеюсь на это.

Я зашагала ко входу в вагон. Хоть я и не оборачивалась, я знала, что он смотрит мне вслед. Я знала, что он не уйдет, пока поезд не тронется с места. Я нашла свое сиденье и закрыла глаза, чувствуя себя в безопасности, потому что была уверена: когда я вернусь, Бекетт будет меня ждать.

24 декабря

Чтобы добраться до района Риттенхаус, я вызвала такси. Всю дорогу я держала руки в карманах, сжав их в кулаки. В горле стоял ком, мешавший дышать, но я все-таки снова и снова заставляла себя сделать вдох и медленно выдохнуть.

Я справлюсь.

Я всматривалась в жилые дома, плечом к плечу стоявшие по обе стороны узкой мощеной улицы. Скелеты деревьев тянули свои черные костлявые руки к серому небу. Осенью они оденутся в желтое и оранжевое и оденут улицы золотым ковром.

В детстве мы с Розмари собирали листья в большие кучи и падали в них, а потом двигали руками и ногами, делая ангелов из листвы…

«Это хорошее воспоминание, – раздался в моей голове голос Бекетта. – Схватись за него. Заставь его задержаться».